Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Однако вынесенное наказание ни в малейшей степени не отвечало предъявленному обвинению. ЦК ВКП(б) постановил: «1. Признать, что тов. Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте. 2. Направить т. Ворошилова на тыловую военную работу» [307].

Почему же с Климентом Ефремовичем обошлись столь мягко? Даже несравнимо, скажем, с тем, как поступили с его подчиненным, маршалом Г. И. Куликом — замнаркомом обороны, потом начальником ГАУ НКО, а с августа 1941 года — командующим 54 армией, оборонявшей среди других Ленинград, которого с февраля 1942 года предали суду, лишили наград, понизили в звании до генерал-майора, да и то после долгих колебаний [308]. Обошлись же с Ворошиловым столь мягко по двум причинам. Во-первых, потому, что его, скорее всего, защищал, всячески выгораживал Сталин. Ну а помимо этого члены ГКО не так уж и жаждали крови Климента Ефремовича. Им требовалось не ритуальная жертва, а иное — окончательно вывести маршала из политической игры, используя опалу; лишение его морального права даже высказываться на заседаниях ГКО или ПБ. И продемонстрировать Сталину, что в необходимый момент цепочку от Кулика через Ворошилова всегда можно протянуть и к нему, нарокому обороны и верховному главнокомандующему, обязанному разделять ответственность со своими подчиненными за все промахи, просчеты и ошибки.

За всеми этими драматическими событиями все же не оказалось забытым то главное, ради чего, собственно, и создавали ГКО. Не меньше, а даже больше внимания Молотов, Берия и Маленков уделяли вопросам обороны страны, необходимости удовлетворять все возраставшие потребности собственной армии, численность которой к началу 1942 года возросла до 8,5 млн. человек [309], формированию чехословацкой бригады и двух польских дивизий.

В первые месяцы нового года фактически завершилась эвакуация военных заводов, пуск их на полную мощность. Благодаря тому в январе выпуск самолетов, в основном истребителей ЛаГГ-2, Як-1, Як-7, Ла-5, штурмовиков Ил-2, бомбардировщиков Пе-2, достиг 1039 штук, в феврале — 915, а в марте — 1647 [310]. Одновременно приходилось вносить в планы, расчеты и коррективы, порождаемые проверкой техники в бою. Так, план наркомата танкопрома на первый квартал 1942 года предусматривал, что практически половину его продукции составят тяжелые танки КВ, средние Т-34 [311]. Но уже в феврале, после первого широкого контрнаступления, пришлось полностью отказаться от выпуска легких танков Т-50, повысив число Т-34 и ограничившись небольшим количеством Т-60, получившим 35-мм броню и 20-мм пушку [312], подготавливая замену вскоре его на Т-70 с 45-мм пушкой.

И все же выпускаемых советской промышленностью самолетов и танков по-прежнему не хватало, а поставки из США и Великобритании неожиданно сократились, и отнюдь не по чьей-либо злой воле.

7 декабря 1941 года Япония обрушила всю мощь своих флота, авиации и армии на американские Гавайи, Филиппины, британские Сингапур и Малайю, нидерландскую Индонезию. На следующий день, выполняя условия Тройственного пакта, Соединенным Штатам войну объявили Германия и Италия. Боевые действия охватили все континенты, все океаны. Это-то и вынудило администрацию Рузвельта временно ограничить помощь СССР и Великобритании, использовать весь свой военный потенциал прежде всего для обороны собственной территории и морских коммуникаций.

Принципиально новая международная обстановка потребовала ускорить подготовку двух договоров — о военной взаимопомощи, о послевоенной организации мира — которые намеревались заключить между собой СССР и Великобритания. С этой целью 15 декабря в Москву прилетел Антони Иден, тут же приступивший к согласованию двух вариантов проекта. Однако позиция участвовавшего в переговорах Сталина, его настойчивое стремление использовать возникшую ситуацию дабы юридически закрепить в договорах границы Советского Союза 1941 года, а также решить вопрос расчленения Германии после ее разгрома, свел усилия дипломатов, в том числе Молотова и Майского, на нет. Иден, опираясь на установки Черчилля и положения Атлантической хартии, отказался вести беседы о сепаратном переделе мира, изменении границ, и прежде всего Польши, первой жертвы германской агрессии [313]. 20 декабря он покинул Москву, так и не достигнув взаимопонимания.

Между тем англо-американская дипломатия сумела добиться весьма ощутимого успеха. 1 января 1942 года в Вашингтоне представители 26 стран, а среди них Рузвельт, Черчилль и незадолго до того назначенный послом в США М. М. Литвинов, провозгласили создание военно-политического союза — Объединенных наций (ОН). Обязались придерживаться принципов Атлантической хартии, вести борьбу с Германией, Италией, Японией и примкнувшими к ним государствами, не заключать сепаратного мира с ними. Кремль вполне устраивало второе и третье, но никак — первое. Утверждение Атлантической хартии, как основы взаимоотношений между союзниками — будущими победителями, препятствовало любой переделке границ. Ведь она начиналась следующим: «США и Великобритания не стремятся к территориальным или иным приобретениям. Они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов» [314].

Как неудача, постигшая переговоры с Иденом, так и выраженная официально поддержка сути декларации ОН, вынудили советское руководство срочно изыскивать те обходные пути, которые позволили бы преодолеть столь серьезное препятствие в стремлении сохранить границы СССР 1941 года. 28 января ПБ пришлось срочно образовать «комиссию по подготовке дипломатических материалов». Задача же ей ставилась только одна: найти юридические, исторические, даже этнографические обоснования для того, чтобы убедить союзников признать инкорпорацию прибалтийских республик, Восточной Польши и Бессарабии [315].

И все же самым важным оставалось устранение разногласий с Великобританией для не терпящего отлагательства подписания с нею союзного договора. На достижение этой цели Молотову, Майскому и аппарату НКИД потребовалось пять месяцев.

Глава одиннадцатая

20 мая 1942 года, после завершения длительной черновой работы своего аппарата, Молотов прилетел в Лондон и уже на следующее утро начал переговоры с Черчиллем и Иденом. Двое суток безрезультатно пытался склонить британского премьера к принятию советской, точнее — Сталина, позиции. Пытался Вячеслав Михайлович и сделать все возможное для того, чтобы добиться в ближайшее время открытия второго фронта. Отвлечь с его помощью до сорока германских дивизий, ослабив, тем самым, натиск вермахта на измотанные в непрерывных боях части Красной Армии. Но и в данном вопросе не обрел поддержки. Выход из тупика наметился лишь на третий день, когда решено было отказаться от даже упоминания территориального вопроса. Ограничиться одним договором — о союзе сроком на двадцать лет.

Воспользовавшись отсутствием при переговорах Сталина с его стремлением непременно настоять на своем, даже откровенно невозможном, Молотов сумел добиться основного на тот момент. Во второй половине дня 26 мая, «в атмосфере большой сердечности с обеих сторон», по оценке Черчилля, советско-английский договор «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и сотрудничестве и взаимопомощи после войны» был подписан [316]. Стал, наконец, реальностью.

Окрыленный успехом в Лондоне, Молотов незамедлительно отбыл самолетом в Вашингтон. Там, после менее острых переговоров с Рузвельтом, Гопкинсом и госсекретарем Халлом, практически прошедших без разногласий, подписал еще один союзнический договор, на этот раз с США — «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии». Коалиция трех великих держав, зародившаяся на Московской конференции, стала действующим фактором Второй мировой войны.