Две силы

– На три человека и шесть коней?

– На целый эскадрон, товарищ Медведев.

– Ого! – Медведев поднял брови, – даже на целый эскадрон?

– Точно так, товарищ Медведев, – даже и на целый эскадрон.

– Ну, если на целый эскадрон, то мои чалдоны найдут.

– Никак нет, товарищ Медведев.

– Почему это нет?

– Так что по той простейшей причине, что никто из них сюда не вернётся.

Медведев даже повернулся на своем кресле.

– То есть, почему это не вернётся?

– Так что, товарищ Медведев, совершенно просто, всем этим старателям, контрабандистам и прочим выдали продовольствие и оружие, зачем им, спрашивается, возвращаться?

– Ну, это вы уж чушь порете! – сказал Медведев раздраженно. – Если вы для такой чуши пришли ко мне, лучше было не приходить.

Медведев был раздражён до крайности. И, главным образом, потому, что из всей этой сотни чалдонов (фактически их, впрочем, было только тридцать семь), действительно, до сих пор не вернулся ни один человек, а шёл уже четвертый день. Из нескольких сотен захваченных при таёжной облаве старателей, промышленников, охотников, контрабандистов было отобрано тридцать семь человек, которые по самым разнообразным причинам казались наиболее надёжными. Им дали хлеба, сала, колбасы, сахару, чаю, по винтовке и полусотне патронов, и они пока что исчезли совершенно бесследно. Тяжкие предчувствия давно уже грызли Медведева, и вот тут приходит эта чёртова кукла и, собственно говоря, заявляет, что он, Медведев, опростоволосился, как самый последний дурак.

– Чепуха! – ещё раз сказал товарищ Медведев.

– Никак нет, – возразил товарищ Иванов, и кукольно-невинное баранье-прозрачное выражение его лица на один, только на один момент, сменилось чем-то иным, Медведев не успел разглядеть, чем именно.

– Никак нет, – повторил товарищ Иванов ещё раз. – Продовольствие у них есть. Оружие у них есть. Один из ста имеет шансы на фунт золота, шанс – один из ста. На Саянах у любого из них шансов гораздо больше. Кроме того, говоря во внутрипартийном порядке, можно утверждать, что наше ведомство не…

– Знаю, что “не”. Дальше!

– Словом, на их месте я бы не вернулся.

– Дальше!

– Так что, разрешите мне отлучиться в этот заповедник. До Пескова я доеду на машине, а потом пешком. Если эти чалдоны ещё там в засаде, то кто-то из них меня окликнет. – Товарищ Иванов при этом пожал плечами и добавил:

– Но это, конечно, совершенно неправдоподобно.

– Что неправдоподобно? Что они вас окликнут?

– Никак нет. Что они ещё там. Полагаю, что за три дня они километров по двести сделали.

Товарищ Медведев посмотрел на товарища Иванова с почти нескрываемой злобой. Конечно, эта чёртова кукла права, как это ни он, ни даже Берман, в сумятице последних дней, не сообразили такой простой вещи. Теперь ищи ветра в поле.

– Что же вы раньше об этом не сказали?

– Как же я мог, товарищ Медведев? Если приказ исходил от товарища Бермана, то в порядке служебной дисциплины…

Это был очень тонкий намёк. Приказ, собственно, исходил от него, Медведева, но Ивановский намёк мог быть понят как база их возможного союза против Бермана. Приказ был подписан Берманом… Официально ответственность лежала на нём. Впрочем, Медведев достаточно хорошо знал, что значит официальная безответственность. Но с этой чёртовой куклой стоит иметь дело. Кто его знает?

Товарищ Медведев взял блокнот.

– Вот вам записка на машину.

– Будьте добры, товарищ Медведев, ещё на автомат, на сотню патронов и на продовольствие дней на пять.

Медведев включил в записку всё требуемое.

– Я надеюсь, товарищ Медведев, что я что-то найду. Гарантировать, конечно…

– Но только вот что, товарищ майор… – Медведев промолчал несколько секунд, видимо, что то обдумывая. – Лучше подождите ещё дня два. Тут такое делается…

– Слушаюсь, – коротко ответил Иванов.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ТОВАРИЩА МЕДВЕДЕВА

Когда товарищ Иванов ушёл, Медведев закурил толстенную папиросу, откинулся на спинку кресла и втянул в себя полную грудь табачного дыма, так, в половину кубического метра. Конечно, данное учреждение никак не было похоже на санаторий для нервно-больных, но последние дни могли сделать нервно-больным кого угодно. Обычная рутина учреждения была, в сущности, довольно проста: были тысячи состоявших на учёте шпионов, сексотов, засекреченных сотрудников, была цензура почты, телеграфа и даже телефона. На базе всего этого выуживались более или менее подозрительные люди, этих людей подвергали на допросах соответствующей “обработке”, они подписывали всё, что угодно, и, в зависимости от их вины, от общей политической конъюнктуры или даже от личных счетов и настроений отправлялись или в концентрационный лагерь, или на тот свет. Машина работала гладко и ровно, без каких бы то ни было осечек. Собственно говоря, над смыслом этой машины товарищ Медведев задумывался мало. А когда задумывался, то свои личные переживания переносил и на весь аппарат власти. Переживания эти были тоже довольно просты: машина давала товарищу Медведеву ощущение безопасности, власти и силы. Это были приятные ощущения. Машина защищала его, Медведева, от последствий того, что Медведев иногда называл “грехами молодости”, когда-то в молодые годы революции, людей расстреливали совершенно не спросясь броду. После расстрелянных оставались мстители, нужно было отделываться и от них, вот так оно и пошло. Почти интуитивно товарищ Медведев чувствовал, что тактика железной метлы, ежовых рукавиц, запугивания и террора – это единственное, что обеспечивает ему, Медведеву, силу, власть и безопасность. А также и жизнь. Он встал с кресла и подошёл к окну. По ту сторону довольно широкой площади, на углу которой стоял дом № 13, шли какие-то люди – люди иного мира. Люди, не имевшие ни силы, ни власти, ни безопасности. Люди, из которых, собственно говоря, любой находится в полной его, Медведева, власти. Любого из них он, Медведев, может арестовать, подвергнуть пытке и почти любого расстрелять. Они, эти люди, не могут ничего. Террор? Бомбы? Чепуха! Всё оружие у этих людей давным-давно выужено, все, кто мог бы бросить бомбу, давно отправлены в концентрационные лагеря или на тот свет, и малейший намёк на террористический акт вызовет массовый ответ. Товарищу Медведеву иногда даже и хотелось, вот, чтобы был какой-нибудь террористический акт и чтобы тогда он, товарищ Медведев, мог бы, так сказать, засучить рукава и показать, что значит его власть!

Да, по ту сторону площади шли какие-то иные люди. С ними товарищ Медведев почти не сталкивался никогда. Круг его знакомых ограничивался рамками партийных верхов, допросов он лично не вёл, то очень далёкое время, когда он вращался среди простых смертных, было давно забыто. Два мира.

Но и в его, Медведева, мире была червоточинка, о которой он старался не думать. Например, товарищ Ягода. Он знал всё, но кто-то и о нём знал всё. Почти в каждом доме СССР он имел своего шпиона, но кто-то имел шпиона совсем рядом с ним. У него была почти безграничная власть, и оказалось, что власть эта была детской игрушкой. О заговоре товарища Ягоды против товарища Сталина толком не знал, собственно, никто. Но о подробностях его казни ходили такие слухи, что даже у самых закоренелых партийных вельмож мороз по коже пробегал. Медведев знал, что где-то в его аппарате, в его окружении, в самом ближайшем окружении существуют люди “третьей линии”, как в ведомстве шепотом называли этот шпионаж в шпионаже, иногда эту “линию” он ощущал почти физически, но кто именно работал по этой линии, он и понятия не имел. Очень часто он перебирал в уме всех своих сотрудников, и почти каждого можно было подозревать, ни о ком нельзя было сказать ничего определенного. Товарищ Медведев знал твёрдо только одно – каждый его шаг и почти каждое его слово совершенно точно известно “там”. Он, Медведев, конечно, лоялен, лоялен до предела, до энтузиазма, до ясного сознания, что если что-то поколеблется в СССР, то его, Медведева, песенка будет спета. Тогда вот эти бессильные люди, которые проходят по той стороне площади, бросятся штурмовать дом № 13 и тогда от него, Медведева, останутся только клочки… Да, лоялен. Но, ведь, и это не гарантия!