Мемуары «Красного герцога»

Все это привело Их Величества в такой ужас, что они заявили о том, что ранее, предпочитая предать забвению, а не мстить за оскорбления, нанесенные им лично, они вовсе не имели в виду, что преступления по отношению к простым людям не должны быть наказаны по всей строгости закона.

После того как эти две провинции – Пуату и Бретань – были успокоены, Король вернулся в Париж, где был уже 16 сентября.

Во время этой поездки в Париже 13 августа скончался принц де Конти. Он не оставил наследников, у него была лишь дочь от второго брака с м-ль де Гиз. Это был принц без страха и упрека, он сопровождал Генриха Великого во время сражения в Иври и потом отличился еще не раз; но он так заикался, что был почти немым, да и разум его был невелик.

Тринадцать дней спустя в Париж прибыл Принц, чтобы сопровождать Его Величество в парламент, где тот 2 октября должен был быть объявлен совершеннолетним, согласно ордонансу короля Карла V [102], которым французские короли признаются совершеннолетними по достижении тринадцати лет.

Накануне Ее Величество велела разослать декларацию, в которой она подтверждала эдикт примирения, вновь запрещала дуэли и богохульство.

На следующий день церемония признания Короля совершеннолетним прошла при всеобщем ликовании. После того как Королева передала Королю управление его правительством, Его Величество, поблагодарив ее за помощь в годы несовершеннолетия, попросил ее продолжать править королевством, подтвердив ее последнюю декларацию, разосланную накануне.

13 сентября он заложил с Королевой-матерью первый камень в основание моста, который Их Величества сочли необходимым построить для украшения и удобства города, чтобы соединить Ла-Турнель и Сен-Поль. Строительство было поручено Кристофу Мари, парижскому буржуа: чтобы покрыть его расходы на мост, Их Величества купили оба острова Нотр-Дам и передали их ему в собственность.

С тех пор главной их заботой стали Штаты: 9 июня их созыв был намечен на 10 сентября в городе Сансе; но события в Пуату и в Бретани заставили перенести его на 10 октября, затем, за несколько дней до этой даты, Король перенес их из Санса в Париж.

Королева еще не успела принять решение относительно Штатов, как Принц тайком сказал ей, что, захоти она того, он бы не стал настаивать на созыве Штатов и что те, кто требовали их проведения, поступили бы так же.

Но весьма проницательный Совет, предвидя, что, что бы сейчас ни говорили принцы, впоследствии они же будут жаловаться и получат благовидный предлог, чтобы восстановить народ против правительства и оправдать свой первый мятеж и второй, которые они еще поднимут, окончательно утвердился во мнении созвать Штаты.

Пример Бланки, матери святого Людовика, которая велела созвать подобную ассамблею по случаю совершеннолетия сына, служил Королеве подспорьем: по совету ассамблеи Бланка так пеклась о делах своего государства, что ее царствование заслужило благословение народа.

Когда принцы убедились в решимости Королевы, они занялись происками где только можно, чтобы заполучить преданных им депутатов провинций и заполнить их наказы вымышленными жалобами; однако вышло все наоборот, несмотря на то что на время этих Штатов в Париж прибыли все смутьяны, желавшие поддержать Принца; дошло до того, что Принц пожелал открыто принести жалобу на правительство Королевы и сделал бы это, если бы Сен-Жеран не явился к нему утром и не запретил этого от имени Ее Величества.

Открытие этого знаменитого собрания состоялось 27 октября в соборе Августинцев. Оно было с самого начала нарушено спором среди церковного сословия относительно порядка мест, при этом аббаты претендовали на то, чтобы сидеть впереди деканов и других важных лиц, представленных на ассамблее.

Им было приказано рассаживаться и высказываться без особого порядка, но чтобы аббаты Сито и Клерво, как самые почтенные по своему положению, имели бы все же предпочтение.

Герольды потребовали тишины, Король провозгласил, что собрал Штаты, чтобы выслушать жалобы своих подданных и способствовать их разрешению. Затем слово взял канцлер и заявил, что Его Величество разрешил трем сословиям представить свои наказы и обещал ответить им положительно.

Барон де Пон-Сен-Пьер, архиепископ Лионский, и президент Мирон выразили, один за другим, от имени Церкви, второго сословия – дворянства и третьего сословия – народа – нижайшую благодарность Королю за его доброту и заботу о его подданных, заверили Его Величество в своем повиновении и нерушимой верности, готовности как можно скорее представить ему свои заявления о злоупотреблениях – ремонстрации.

После этого депутаты разошлись, и в течение оставшегося до конца года времени каждая из трех палат работала над подготовкой этих документов.

Принц, получивший управление над городом и замком Амбуаз лишь до созыва Генеральных Штатов, прознав о том, что те решили настаивать, чтобы он передал их в руки Короля, предупредил их и сам отдал город, к великому сожалению маршала д’Анкра, который подозревал, что тот уступил, чтобы заставить своим примером и его отдать города, которыми он располагал.

Замок Амбуаз был отдан Люиню, который все больше входил в милость у Короля, потому что умел делить с ним его увеселения.

Маршал д’Анкр, который давно уже с недоверием присматривался к г-дам де Сувре, отцу и сыну, завидуя им и опасаясь, как бы они не завоевали слишком большого доверия у Короля, вознамерился возвысить Люиня [103], чтобы противопоставить его им, и с этим обратился к Королеве, чтобы выпросить у нее для Люиня губернаторство в Амбуазе, уверяя ее, что Король будет очень доволен, а она сама получит в его лице преданного слугу.

Это было первым днем, с которого пошло возрастать то величие, до какого Люинь дорос сегодня, – заря будущего расцвета. Небезынтересно заметить, с чего он начал.

Его отец – капитан Люинь – был сыном мэтра Гийома Сегюра, каноника кафедрального собора в Марселе. Он прозывался Люинем по названию дома, принадлежавшего этому канонику и расположенному между Экс и Марселем, на берегу реки Люинь. Он взял себе имя Альбер – по матери, горничной каноника.

Все свое скудное имущество его отец оставил его старшему брату, ему же досталось немного денег, он пошел в солдаты и стал стрелком в отряде охраны при дворе, зарекомендовал себя малым неробкого десятка, дрался на дуэли в Венсенском лесу, что принесло ему известность, со временем получил губернаторское место в Пон-Сент-Эспри, где женился на девушке из дома Сен-Поле, владевшего землями в Морна.

Они приобрели там домик президента д’Ардайона, из Экс-ан-Прованса, которого называли также г-ном де Монмиралем, – поместье Брант, весьма скромное, расположенное на скале, где разбили виноградник, а также остров Кадене, почти затопленный Роной, вместо которого всегда указывают на другой – Лимен, поскольку Кадене почти не показывается из воды. Все их имущество и их доходы оценивались приблизительно в 1200 ливров ренты.

Им пришлось вскоре покинуть Пон-Сент-Эспри, так как его жена весьма задолжала мяснику: как-то раз они послали за мясом, но мясник не удовольствовался простым отказом, а в грубой форме потребовал в качестве оплаты поместье, предлагая семье ограничиться другим.

Причем потребовал, чтобы они сделали это по доброй воле, ничего за это не требуя. Мужественная гордячка встретила оскорбление с таким негодованием, что отправилась убивать того, кто нанес ей его, что и осуществила посреди мясобойни четырьмя или пятью ударами кинжала. Затем чета удалилась в Тараскон.

От этого брака на свет появились три сына и четыре дочери: старшего звали Люинь, второго – Кадене, третьего – Брант. Старший был пажом графа дю Люда, а затем остался при нем и следовал за ним некоторое время с двумя своими братьями. Они отличались ловкостью, преуспевали в игре в мяч как в поле, так и в закрытом помещении, а также в надувной мяч.