Грани русского раскола

Черту под продолжительными и бурными спорами подвело голосование по вопросу: оставить пошлины на уровне 1891 года без изменений или понижать их? На отделении, где проходили основные дебаты, победу одержало сельскохозяйственное лобби; правда, перевес был небольшим, и голосование решили перенести на общее собрание. Здесь же поддержка аграриям оказалась уже весьма значительной [705]. В итоге принятая съездом резолюция содержала обращение к российскому правительству с просьбой о пересмотре покровительственного тарифа как не отвечающего потребностям экономики страны. Выражение «разочарование купечества было велико» далеко не отражает того негодования, которое испытали в те дни промышленные магнаты. Оно прорвалось на торжественном обеде при закрытии съезда. Выступавший там С.Т. Морозов с ностальгией вспоминал «лучшего министра не только России, но и всего мира» И.А. Вышнеградского, который одарил покровительственными пошлинами русскую промышленность и тем самым создал условия для ее надлежащего развития. Но теперь, при его преемнике С.Ю. Витте, «когда перед лицом всей Европы мы имеем свидетельство нашего роста, мы встречаемся с постановлениями съезда против этих мер» [706]. Неудовольствие С.Т. Морозова, высказанное в лицо Министру финансов и другим высоким гостям, современники расценивали как открытый вызов, брошенный петербургской бюрократии купеческим капиталом, который готов ответить на любые финансовые утеснения и уже не позволит смотреть на себя свысока [707]. С.Ю. Витте был вынужден сглаживать впечатление от этой ставшей впоследствии «знаменитой застольной речи» купечества. Успокаивая промышленников, он говорил о крайне малой значимости съезда в деле выработки практической политики [708]. Вслед за своим шефом, чиновник Министерства финансов Т.Ф. Кобеко не преминул напомнить, что всякий имеет право выражать свое мнение, призвав участников съезда меньше нервничать, а больше верить в мудрость и справедливость монарха и его правительства [709].

Состоявшийся в Нижнем Новгороде торгово-промышленный форум явился узлом, где пересеклись основные экономические тренды царской России конца XIX столетия. Этот съезд фактически стал публичной ареной противостояния аграрно-помещичьих кругов политике, проводимой С.Ю. Витте. Как известно, ее стержень – опора на промышленное развитие: именно здесь Министр финансов видел локомотив движения вперед, позволяющий быстро следовать за развитыми государствами. Собственно в этом и состояла суть предлагаемого им модернизационного рецепта. «Новое время», неустанно рекламировавшее виттевские стратегические предписания, разъясняло, что экономическое положение страны слабое и «от нас значительно зависит ускорить наступление нового будущего (т.е. индустриального – А. П.) и вот сюда должны быть направлены главные усилия экономической политики» [710]. Вместе с тем, концентрация ресурсов на промышленном направлении вызывала раздражение у дворянских землевладельцев, чьи коммерческие интересы традиционно вращались вокруг сельского хозяйства. На съезде 1896 года эти силы и дали открытый бой политике Витте. К этому времени Министр финансов уже находился в жесткой конфронтации с дворянскими кругами. В апреле 1896 первый раунд выяснения отношений между ними уже состоялся на совещании губернских предводителей дворянства о нуждах землевладения этого сословия. Смысл виттевского месседжа дворянству был суров: оно не выдерживает конкуренции и ему на смену идет другой класс, первенство в жизни переходит к промышленности, банковскому делу. Дворянству необходимо адаптироваться к новым условиям жизни; консервация же его в прежнем качестве служивого и землевладельческого сословия равносильно смертному приговору [711].

Естественно, такие экономические приоритеты находили живой и оптимистический отклик у купеческих фабрикантов. В Нижнем Новгороде они традиционно выступили против аграрного лобби с его нападками на покровительственные пошлины. Фабриканты всегда были озабочены защитой внутреннего рынка для своей продукции, а не таможенным комфортом для экспорта зерновых. Однако, ныне их самоотверженная борьба с аграриями омрачалась рядом обстоятельств. Во-первых, конвенционные торговые договора с рядом ведущих стран, о которых говорилось выше, являвшихся своего рода уступками помещикам, делались, прежде всего, за счет купечества текстильного Центра, а не металлургов Юга или машиностроителей Северо-запада. Просьбы к правительству объяснить, почему так происходит оставались без внятного ответа. Утрата инициативы в деле таможенного регулирования вносило заметный дискомфорт в купеческую элиту. Во-вторых, (и это главное) ее серьезное беспокойство вызывали настойчивые усилия С.Ю. Витте перевести всю отечественную экономику с обращения бумажных денег на золотой рубль. Эта финансовая реформа имела поистине революционное значение: она вводила Россию в систему международного денежного оборота, а, следовательно, снимала препятствия для циркуляции капитала с развитыми странами. В свою очередь это не могло не ставить под удар большинство промышленных производств. Как писали «Московские ведомости», они не настолько окрепли, чтобы выдержать конкуренцию с иностранными предприятиями. Издание напоминало:

И если на Нижегородском съезде в августе 1896 года крупное купечество с долей обиды, но поддерживало виттевский промышленный курс, все еще считая его своим, то затем ситуация резко меняется. Купеческая буржуазия очень скоро уяснила, какие именно промышленные приоритеты имел в виду всемогущий Министр финансов. Как оказалось, теперь архитектор нового экономического курса выступал не просто за индустриальное развитие, а конкретно – за финансовый, биржевой капитализм, где первую скрипку играют банковские структуры, располагающие большими денежными ресурсами и способные устанавливать контроль над промышленными активами и целыми отраслями. Характерно, что ключевым советником С.Ю. Витте в проведении такой финансово-экономической политики становится Директор Петербургского международного банка А.Ю. Ротштейн, которого в те годы именовали «главнокомандующим всех соединенных сил столичной биржи и банков» [713]. Именно этот банкир стоял во главе дельцов, ратовавших за скорейший переход на золотой рубль, а, следовательно, за широкий приток иностранного капитала, ставку на который традиционно делали петербургские банки. Но главное, возможность доступа на международный финансовый рынок явно пришлась по вкусу не только петербургским банкирам и ориентировавшемуся на них Витте, но и самому императору Николаю II. Как передавал Министр внутренних дел И.Л. Горемыкин, государь высказывал недовольство критикой введения золотого рубля, подчеркивая, что на месте Горемыкина он уже давно бы принял меры против всей этой болтовни [714]. А потому не удивительно, что масштабная денежная реформа, вызывавшая массу споров, была проведена, минуя Государственный совет, т.е. по указу царя. Нужно согласиться с С.Ю. Витте, «что Россия металлическому золотому обращению обязана исключительно императору Николаю II» [715].