Тайны волхвов. В поисках предания веков

ХРАМЫ ПРИСНОДЕВЫ

В догматах церкви звездная религия, соединявшая Орион, Льва и Сириус с рождением Иисуса, была замаскирована и видоизменена таким образом, чтобы не вызвать неверия. Церковный календарь фиксированных праздников основывался теперь на четырех днях, начинающих кварталы года: Рождество — 25 декабря, Благовещение — 25 марта, рождение Иоанна Крестителя — 24 июня и Михайлов день — 29 сентября. В средние века Благовещение было началом официального года, а Михайлов день — началом осеннего триместра. Мне представлялось поначалу загадочным, почему эти важные праздники не отмечались точно в дни равноденствия, а несколько дней спустя, и я стал присматриваться к соответствующей астрологии.

Суммируя, скажем: четыре начинающих кварталы дня касаются двух «кузенов» — Иисуса и Иоанна Крестителя и двух архангелов — Михаила и Гавриила. Празднование благовещения, которое отмечалось в римском календаре по меньшей мере с VII века, посвящено тому эпизоду, когда Гавриил сообщил Марии о желании Отца, чтобы она, оставаясь девственницей, стала матерью Мессии. С памятной фразой: «Пусть это будет сделано со мной согласно твоим словам», она согласилась со своим предназначением и была оплодотворена семенем Бога. Девять месяцев спустя, то есть в день Рождества, она родила Иисуса в хлеве Вифлеема. Так соответствуют друг другу оба праздника — Благовещение и Рождество, составляя и теологически, и биологически значимую пару. То же самое — хоть это и не столь важно в глазах Церкви — происходит и в случае Иоанна. Он родился 24 июня, следовательно, его зачатие должно было иметь место девятью месяцами ранее и связано с Михайловым днем. В Библии же эта история полнее рассказана в Евангелии от Луки, нежели в Евангелии от Матфея, и именно Гавриил здесь является отцу Иоанна — Захарии и объявляет ему, что его уже пожилая жена родит сына.

Итак, смысл в том, что тот же самый архангел, но в разное время года, выступает посланцем, являющимся к Марии и Елисавете — матери Иоанна. Обе женщины забеременели по воле Бога, хотя, в отличие от Марии, Елисавета — жена, а не девственница, и можно предположить, что ее оплодотворило семя ее мужа Захарии. Тем не менее Иоанн «…Духа Святаго исполнится еще от чрева матери своей»^[100]. Если он и родится не столь чудесным образом, как его «Богом осемененный» кузен Иисус, все равно его рождение является весьма впечатляющим, принимая во внимание, что прежде его мать была бесплодной и уже достигла престарелого возраста. В определенном смысле Иисус и Иоанн являются божественными близнецами или кузенами, зачатие и рождение которых зеркально отражает друг друга, о чем объявляет один и тот же архангел. Детали Евангелия от Луки, в которых сообщается, что Гавриил является Елисавете за целых шесть месяцев до своей встречи с Марией, подразумевают важность этого различия в сезонах.

Так кто же такой Гавриил и что он символизирует? В христианской иконографии он — или, быть может, она — изображается в традиционной манере в образе красивого крылатого существа. Талисман, который он передает Деве Марии как знак ее божественного призвания, представляет собой белую лилию, символизирующую непорочность. И все же лилия эта имеет более глубокое значение, чем просто символ девственности. Это было понято и раньше и заложено в центре европейского мистицизма в средние века, особенно во Франции, где культ Приснодевы достиг своего апофеоза.

Я вновь обратился к программе Скайглоуб, и вновь меня ожидал сюрприз. Выведя дату около 1150 года и настроив ее на Париж, я вскоре обнаружил, что наиболее заметным созвездием и в день Благовещения, и в Михайлов день была — что, наверное, и неудивительно — Дева. 25 марта Дева должна была взойти при заходе солнца. В тот самый момент, когда самая яркая и крупная звезда созвездия Спика всходила над горизонтом, солнце опускалось на западе. Смена даты на 29 сентября также оказалась значимой, ибо в этот день солнце восходило фактически соединенным со Спикой. Таким образом обе даты, отмечаемые как дни зачатия соответственно Марии и Елисаветы по Благовещению архангела Гавриила, были связаны с созвездием Девы.

И все же, с астрологической точки зрения, что-то было не так в этой расстановке, какой бы аккуратной она ни казалась. Восход Спики, соединенной с Солнцем на заре, был явно более мощным символом Благовещения. А раз так, он должен был быть связан с Иисусом как Мессией, а не с Иоанном — пророком, идущим впереди. Иными словами, так как церковь ошибочно передвинула день рождения с лета, когда солнце максимально сближалось с Регулом, на зимнее солнцестояние, символизм Благовещения был поставлен с ног на голову. Поняв это, я решил поглубже вникнуть в вопрос и посмотреть, какие параллели могут быть проведены между христианским праздником Благовещения и более древним его египетским аналогом — «осеменением» Исилы.

В «Тайне Ориона»^[101] мы с Робертом Бьювэлом представили доказательства того, что южная шахта покоя царицы в Великой пирамиде была сориентирована таким образом, что во время строительства пирамиды она «смотрела» на Сириус, в тот момент, когда он пересекал южный меридиан. Это, предположили мы, было связано с особым ритуалом, который, по нашему мнению, когда-то проводился в покое царицы, а Сириус — звезда Исиды была символически оплодотворена, когда на рассвете она оказывалась на одной линии с шахтой. Поскольку речь шла об очевидном египетском аналоге праздника благовещения, я решил посмотреть, когда это случалось в Каире до предполагаемого Рождества Христова 29 июля 7 года до н. э. К моему удивлению, истинный день, в который Сириус должен был выстроиться на рассвете в одну линию с южным меридианом, выпал на ту дату, когда Солнце восходило в максимальном сближении со Спикой — 22 сентября 8 года до н. э.

Поскольку это явно не было случайным, я решил вникнуть в символизм созвездия Девы и посмотреть, кто или что стояло за ним в египетские времена и какую связь это могло иметь, если имело, с Девой Марией или архангелом Гавриилом. Из книги «Астрея» Фрэнсис Йейтс я узнал, что созвездие Девы является латинизацией Астреи — Девы «золотого» века. Йейтс разрабатывает историю, рассказанную Овидием в «Метаморфозах»:

«В первой книге Овидия «Метаморфозы» приводится известное описание четырех эр. В той первой, золотой эре при покровительстве Сатурна люди находили пищу без труда в вечно длившейся весне, все люди были добродетельными по природе своей, и царил вселенский мир. После золотой эры Сатурна наступила серебряная эра Юпитера, когда вечная весна уступила место сезонам, люди впервые переносят крайности жары и холода и начинают заниматься пахотой. Третья, бронзовая эра была суровее первых двух, но еще не была нечестивой. И, наконец, наступила железная эра, когда зло было выпущено на свободу. Скромность, правда и вера оставили землю; люди алчно паслись на земле ради наживы и проникали в ее недра в поиске металлов. Наступила война, размахивая мечом в окровавленных руках. Благочестие лежало поверженным, и последняя из бессмертных — Дева Астрея покидает пропитанную кровью землю».

Вера в более раннюю золотую эру изобилия универсальна. В Египте она характеризовалась полумифическим царствованием бога-царя Осириса и его жены Исиды, вместе установивших цивилизацию. Одним из главных столпов общества, по крайней мере, в той степени, в которой мы можем судить на таком удалении во времени, была сильная жара в правление закона. Египтяне характеризовали абстрактное качество истины и справедливости фигурой богини, которую они называли Маат. Ее символом было страусиное перо, и цари Египта носили два таких пера в так называемой короне «Атеф» Осириса. Поддержание правления закона было основной обязанностью фараона, так как он старался соперничать с Гором, который восстановил порядок в Египте после убийства его отца узурпатором Сетом. Маат как истина была принципом, в соответствии с которым, как надеялись египтяне, их будут судить после смерти. Этот суд символизировался церемонией «взвешивания сердца», которая изображена на бесчисленных папирусах вроде «Кукушки-секретаря»^[102]. Во время этой церемонии — которая, думается мне, проводилась в покое царя в Великой пирамиде, — сердце умершего (символизируемое небольшим кувшинчиком, в который его помещают, когда мумифицируют тело) взвешивается на весах, на второй тарелке которых лежит Маат — перо истины. В зависимости от результатов этой пробы, душа умершего либо может покинуть землю и присоединиться к Осирису в небесном мире, либо пожирается чудовищем с телом льва и головой крокодила, притаившимся рядом с весами. В покое царя имеется сориентированная на юг шахта, которая во время строительства пирамиды (ок. 2450 г. до н. э.) указывала прямо на апогей звезды Алнитак в поясе Ориона. Вторая шахта, берущая начало в противоположной стене, была направлена прямо на Полярную звезду — альфу созвездия Дракона. Если двор Осириса ассоциируется с Орионом, который представляет собой небо, то Полярная звезда символизируется крокодилоголовой богиней Туарт. Ее всегда изображали на сносях и связывали с родами. Отсюда вытекает, что выбрасывание души через одну из двух шахт обозначает альтернативные результаты суда. В одном случае душа присоединяется к Осирису в раю, в другом ее должна пожрать Туарт, дабы она возродилась на Земле.