Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого
Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого читать книгу онлайн
В заглавии этой книги присутствуют два имени: Ангерран де Мариньи, скромный нормандский рыцарь, и Филипп Красивый, великий король Франции. Оба эти персонажа были неразрывно связаны друг с другом: Французское королевство вступило в XIV в. под властью этих людей, один из которых был могущественным монархом средневековой Европы, другой – его верным министром. Вместе они вершили судьбами тысяч людей: посылали войска во Фландрию, вели переговоры с папской курией, посылали на костер тамплиеров. Но расплату за это понес лишь один Ангерран де Мариньи. Как случилось, что простой рыцарь из свиты французской королевы в одночасье снискал милость короля и вознесся на вершину власти, а затем также быстро попал в темницу, а оттуда отправился на виселицу в Монфоконе? Кем именно был Ангерран де Мариньи для короля Филиппа – преданным помощником, ревностно претворяющим в жизнь негласные приказы своего господина, или злым гением, околдовавшим короля и толкавшим его на неправедные дела, под суровой дланью которого страдало все королевство? На эти и другие вопросы отвечает известный французский историк Жан Фавье. На страницах своей книги автор до мельчайших деталей воссоздает повседневную жизнь королевского двора, механизм королевской власти, соперничество придворных групп, на фоне которых Ангерран де Мариньи совершал свое восхождение к власти.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Чем был занят Ангерран между 13 сентября и 14 октября, когда он уже оказался в Турне? Поскольку, по всей видимости, он не возвращался в Париж, он, естественно, ездил по Фландрии. Он отправился в Дуэ и подготовил там соглашение, о котором мы упомянем чуть позже, так как, на наш взгляд, учитывая, что король заверил его в Лилле 18 октября, вряд ли тщательная подготовка столь важного документа могла занять менее двух дней. К тому же это соглашение, по выражению короля, которое он употребил в одном из писем, было детищем Мариньи, Жана де Гре, Арпена д'Аркери, Галара и Куртона, [1206]то есть всех тех, кто присутствовал в Турне 13 сентября. Было бы странно, если бы после 15 октября к ним не присоединились также и остальные королевские советники.
Затем Мариньи и его коллеги вернулись в Турне, где к ним присоединились Филипп Красивый, Гоше де Шатильон, Гильом де Ногаре и Рауль де Прель. Графа Фландрии попросили присутствовать на заседании 14 октября. Но он не появился. Пятнадцатого октября прибыл гонец: оба графа, Роберт Бетюнский и Людовик Неверский, находились на расстоянии четырех лье от места назначения, но отказывались ехать дальше без охранной грамоты.
Несмотря на присутствие короля, коннетабля и хранителя печати, этой проблемой занялся Мариньи. Он выслал графу Фландрии охранную грамоту, запечатанную его личной печатью, включив в текст этого документа доказательство того, что король наделил его такими полномочиями:
«Сеньор де Мариньи отправил ему эту сопроводительную грамоту, включив в ее текст данное королем подтверждение его полномочиям». [1207]
Есть искушение расценить эту 'подробность как достаточно важный и интригующий факт, который мог бы зародить сомнения по поводу истинности протокола, впрочем, вполне правдоподобного. Мог ли королевский камергер, хотя и по приказу короля, но от собственного имени предоставить охранную грамоту пэру Франции? Тем не менее приходится допустить такую возможность – и, таким образом, признать невероятное могущество Ангеррана, – поскольку мы обнаружили охранную грамоту, абсолютно идентичную той, которая упоминается в протоколе, выданную 14 сентября некоему горожанину Брюгге. [1208]В этом документе, адресованном Ангерраном всем судьям королевства, с печатью на простом шнурке содержался текст королевского приказа от 20 августа, согласно которому Мариньи получал
«…все полномочия, власть и специальное указание предоставлять охранные грамоты… всем тем, кто проживает на землях графства Фландрии… чтобы они могли приехать к нему и к другим посланникам, чтобы говорить с ними, обсуждать нужные вопросы и заниматься другими делами с ним и с теми, кто вместе с ним были посланы, со всеми вместе или с каждым по отдельности, согласно пожеланиям Ангеррана…»
Обладая возможностью вызвать кого угодно на свое усмотрение, вполне вероятно, и, поскольку об этом свидетельствуют данные протокола, даже очевидно, что Мариньи отправил эти грамоты, в сопровождении двух сержантов, Роберту Бетюнскому и Людовику Неверскому. [1209]
Поскольку графы не прибыли, коннетабль, который руководил проведением встречи, поскольку король был болен, начал переговоры с присутствовавшими представителями городов и знати, «при большом скоплении доброго люда». В число выступавших тогда «людей нашего сеньора короля» Мариньи, без сомнения, не входил, так как нотариусу было известно его имя и, несомненно, он упомянул бы его; этих ораторов он, по всей видимости, не знал. Они рассказали о недавно произошедших событиях: о мнимой ссоре Роберта Бетюнского и Людовика Неверского, с целью ввести в заблуждение Мариньи и его коллег, которые
«…благоразумно сознавая, какой вред могла нанести графу, его сыну и всей Фландрии эта ссора…»
постарались примирить их; короля предложили в качестве посредника, и граф Эно согласился с этим, хотя и не являлся королевским вассалом, потому что
«…гораздо хуже было бы, если бы пэр Франции, вассал короля за графство Фландрию, который каждодневно находил короля не только хранителем его прав, но милостивым и снисходительным к нему, отказался бы принять посредничество короля…»
– представители городов и даже советники графа поддерживали выбор короля в качестве третейского судьи, но Роберт все равно действовал «по своему разумению». Нетрудно заметить, что высказывания «королевских людей» во многом совпали со словами Мариньи, который, конечно же, принимал действенное участие в составлении их речи.
Затем был зачитан текст обращения, с которым Мариньи обратился к аудитории 13 сентября, и коннетабль Гоше де Шатильон «сказал, что эти слова очень понравились королю». Это и было ответом на сомнения Людовика Неверского.
Вслед за этим присутствующих, наконец, оповестили о том, что Роберт Бетюнский и Людовик Неверский вызваны к королю, и после объяснения причин того, почему их присутствие было желательно, представителям городов, которые того потребовали, предъявили копию вызова с королевской печатью. Цель этого была ясна: обнародовать претензии короля к графу и факт неявки последнего. Также им предъявили копии ордонанса, запрещающего ношение оружия и частные войны.
Под конец заседания 15 октября для представителей коммун разъяснили понятие суверенной власти короля и то, какие преимущества они могли получить, подчинившись ей. Они:
«…были обязаны суверенной и правовой защитой королю, поскольку если самый бедный житель Фландрии, пострадавший от графа, жаловался королю, король всенепременно призывал графа к порядку и к праву, а если он не желал подчиниться, король и все его королевство боролись с ним, в случае необходимости, с оружием в руках». [1210]
Эти слова неизвестного оратора, безусловно, прозвучали из уст Мариньи. Мы так полагаем вместе с Фанк-Брентано. [1211]Искусство убеждать, которым, по свидетельствам хронистов, обладал Ангерран, практичный смысл, отличавший всю его политическую деятельность, – все это нашло отражение в этом выступлении: король обещал горожанам, которых многое отдаляло от графа, творить правосудие, не останавливаться ни перед чем, чтобы сдержать свое слово и защитить их права. Экономическая выгода побуждала их на заключение мирного договора; в этом им препятствовал один лишь граф. За недостаточную лояльность по отношению к королю ему бы полагалось такое же наказание, как любому другому подданному, такое же, какое прежде претерпели герцог Нормандии и граф Тулузский. А граф Неверский за соблюдение мирного договора поручился своими земельными владениями; он разорвал договор, и земли оказались в руках у короля… Тот человек, который написал эту последнюю, обращенную к фламандцам речь, и тот, кто составил воззвание, оглашенное Мариньи перед жителями Парижа 1 августа 1314 г., – одно и то же лицо.
Графа тогда вызвали в Париж 3 февраля 1312 г., чтобы с его помощью уладить разногласия по поводу арбитража между Фландрией и Эно. Поскольку король в то время был болен, пригласить графа решил Мариньи, выславший королевский вызов на 29 ноября, [1212]а также его копию, заверенную королем, которая была обнародована 5 октября в Крее. [1213]
Мы уже упоминали о том, что в промежутке между двумя заседаниями в Турне королевские посланники ездили по французской Фландрии, верша по пути справедливый суд, о чем свидетельствует прошение о помиловании, составленное Мариньи в Лилле практически сразу после заседания 15 октября, но все же по окончании расследования, во время которого искали подтверждение невиновности предполагаемого убийцы, Жана Ле Неве. [1214]
