Гарем. История, традиции, тайны

Еще один бассейн, несколько меньших размеров, разделяет Мустафа-паша-кешк и Хекимбаши-одаси на следующем уровне. Этот павильон состоит из двух помещений разной площади, соединенных между собой длинным пролетом лестницы, ведущей в оранжерею. Здание покоится на нескольких тонких мраморных колоннах, увидеть которые можно только со стороны нижних садов. Кто и когда возвел строение, неизвестно, а имя визиря Мустафы-паши соединилось с ним во время более поздних восстановительных работ. Первая дата, связанная с этим павильоном, судя по надписи, — это 1704 год, когда при Ахмеде III проводилась реставрация. Существует еще одно название этого строения — павильон Дивана, однако как оно возникло, нам также неизвестно. Несомненно, его главная отличительная черта — это массивное окно и диван перед ним. Окно выходит на нижние сады, а слово «диван» в названии употреблено для того, чтобы подчеркнуть вспомогательную роль помещения, что-то вроде передней в доме. Внутреннее убранство в целом выполнено в стиле Людовика XV, что говорит само за себя. Считается, что здесь хранилась печать великого визиря.

Соседнее Хекимбаши-одаси — двухэтажное здание с забранными массивными решетками окнами на самом верху под трехступенчатым карнизом, напоминающее скорее тюрьму, чем пристанище главного лекаря султана. Как уже отмечалось, прежде оно являлось основанием высокой башни, а традиция относит его ко времени правления Мехмеда II. В стенных шкафах здесь можно увидеть коллекцию медицинских инструментов.

Полным контрастом всему остальному на территории Четвертого двора можно назвать Третьи ворота и Меджидие-кешк, расположенные в юго-восточном углу двора. Более уместными они казались бы где-нибудь в Версале. Павильон Абдул-Меджида, или Новый павильон, как его иногда называют, был сооружен в середине XIX века французским архитектором на месте более ранних строений — так называемого Зонта и павильона Третьего поместья. В настоящее время здесь представлено довольно пестрое собрание французской мебели всех периодов, однако преобладают предметы эпохи Второй империи.

На каминной доске в стиле Людовика ХУ выставлены многочисленные часы с позолотой, изящные вазы из золоченого серебра, канделябры, шкатулки с инкрустацией, изображения знаменитых триумфальных колонн и т. д. Здесь же, в центре, выставлены разнообразные предметы мебели с украшениями из золоченой бронзы, а также собрание портретов султанов, которые пока не доступны для обозрения посетителей. Вряд ли стоит говорить о непревзойденных по красоте видах, открывающихся из этого павильона. В последние годы империи его использовали в качестве дома-приемной для важных гостей Сераля, где им предлагали кофе, сигареты и варенье из лепестков роз.

Стоит упомянуть о небольшом павильоне Одеяний в Четвертом дворе, там, очевидно, облачались в церемониальные одежды для торжественных встреч, а также мечети для служителей павильона Священной мантии.

Пожалуй, нам осталось поговорить о садах и знаменитом фете, празднике тюльпанов, проводившемся в период правления Махмуда I. Большинство султанов заботились о садах Сераля, старались либо разбить новый, либо пополнить уже имеющийся дотоле неизвестными видами растений или деревьев. Так, Ибрагим любил тюльпаны, а, например, Мухаммед IV предпочитал лютики, отростки и семена которых ему поставляли паши всех областей Сирии и островов Средиземного моря. В больших количествах выращивали и другие цветы: розы, гвоздики, гиацинты, сирень, — причем не только в этом саду, но и в саду Летнего дворца. Так что в свое время это, несомненно, было великолепное зрелище. А сегодня о былой красоте напоминают лишь отдельные элементы изгороди да несколько отдельно стоящих деревьев.

Очевидно, увлечение тюльпанами достигло своего расцвета при Ахмеде III. Именно тогда эта страсть начала влиять даже на государственные дела, так как траты на проведение праздника были столь велики, что граничили с безрассудной расточительностью, подрывавшей бюджет страны. Сам же праздник тогда считали чуть ли не более важным, чем общенациональные. При следующем султане, Махмуде I, культ тюльпанов сохранился, хотя и в более сдержанной форме. Как раз на его правление приходится наблюдение, сделанное Флэше во время праздника, посвященного этому замечательному цветку: «Проводится праздник в апреле. Во дворе Нового Сераля устанавливаются деревянные рамы [ «галереи»], по обеим сторонам которых амфитеатром укладывают ряды полок для ваз с тюльпанами. Между вазами располагают лампы. К верхним полкам подвешивают клетки с канарейками, а привязанные к ним стеклянные шарики, заполненные водой разного цвета, создают столь причудливую игру света, что даже днем создается ощущение яркого ночного праздника. Довольно продолжительный проход сквозь деревянные конструкции позволяет рассмотреть искусно выполненные сооружения: то тут, то там выставлены самые разнообразные пирамиды, башни или беседки.

Мастерство создателей столь гармоничных ансамблей делает их настолько живыми и реальными, что, очутившись в таком прелестном уголке, представляешь себя чудесным образом перенесенным во дворец мечты.

В центре всего — павильон Султана. Именно здесь выставляются подарки вельмож двора. Все они предназначены его величеству, причем под каждым указано, кто является дарителем. И это хорошая возможность выказать свое страстное желание угодить. Амбиции и соперничество — основа создания чего-нибудь нового, необычного. В любом случае даже отсутствие ориги¬нальности с лихвой можно заменить великолепием и богатством подношения.

Когда все готово, Великий синьор объявляет калвет [состояние полного уединения либо для себя одного, либо с гаремом]. Все ворота Сераля, ведущие в сад, закрываются, и бостанджи охраняют их снаружи, а черные евнухи — внутри. Вслед за султаном из гарема в сад направляются султанши. Руководит процессией во главе с черными евнухами их начальник, кызлар-ага. Женщины, как пчелиный рой, отовсюду бросаются к цветам, беспрестанно останавливаясь, только завидев сладкий нектар. Женщин в гареме много и на любой вкус. Кызлар-ага уверял меня, что веселье, сопровождающее такие мероприятия, мастерство и умения, проявляемые девушками, не могут не изумлять. Так что маленькие шалости, о которых говорят поэты, слагая вирши о забавах Купидона и нимф, — лишь бледное подобие этого праздника. Каждая здесь стремится выделиться, каждая — само очарование, но цель у всех одна. Вряд ли где-либо еще можно увидеть, до какой степени изощряется в угодливости и до какой степени откровенна в достижении своих целей становится молодая женщина, соблазняя возлюбленного. Грация в танце, мелодичность голоса, элегантность наряда, остроумие беседы, самозабвенный порыв, чувственность, любовь, причем самая сладострастная (я бы еще добавил безудержное кокетство), — все это в один порыв: во что бы то ни стало добиться расположения султана.

В заключение старшая кадина представляет султану девушку, понравившуюся ему больше всего, которая, не жалея себя, все отдала ради успеха, проявила все свои таланты, доказывая, что умеет доставлять удовольствие. Брошенный ей султаном платок стал наградой за ее старания.

Портьера, занавешивающая диван, на котором сидит султан, закрывается, а кызлар-ага остается на страже, чтобы по первому знаку отдернуть ее, и все женщины — танцующие, поющие, играющие на музыкальных инструментах — сразу подходят к павильону, чтобы выразить свое уважение султану и поздравить новую фаворитку.

Праздник продолжается еще какое-то время, прерываемый кызлар-агой для того, чтобы раздать девушкам драгоценности, мелочи и безделушки. Подарки распределяются в соответствии с тем, какое удовольствие каждая смогла доставить своему господину. Правда, следует отметить, что Махмуд всегда следил за тем, чтобы они имели достаточно высокую ценность, дабы девушки могли вернуться в гарем, исполненные чувства благодарности и удовлетворения.

Праздник завершается. Придворные вельможи и главные чиновники империи по очереди, в соответствии со своим чином, свидетельствуют ему свое почтение, а весь Сераль украшается праздничными огнями».