Сталин и ГРУ

Разведупр потерял четырех опытных нелегалов, которых уже нельзя было использовать на заграничной нелегальной работе. Была разгромлена резидентура связи в Дании, и всю нелегальную почту по Германии пришлось направлять в Москву по другим каналам и через другие страны. А причины провалов были отмечены в докладе Артузова: «Наиболее характерным моментом во всем деле является то, что наши работники, неплохо работавшие в фашистской Германии, по прибытии в «нейтральную» страну пренебрегли элементарными правилами конспирации». Единственным утешением в этой истории было то, что «никаких дел, направленных против интересов Дании, арестованные разоблачить не могут (таких дел не было), надо полагать, что датчане не найдут оснований для каких-либо претензий к советскому государству». Под этим докладом врид начальника Разведупра (Берзина, очевидно, не было в Москве) Артузову 16 марта 1935 года пришлось поставить свою подпись. На следующий день нарком обороны ознакомился с докладом и «выдал» подробную резолюцию для генсека, которую стоит привести полностью: «Из этого сообщения (не совсем внятного и наивного) видно, что наша зарубежная разведка все еще хромает на все четыре ноги. Мало что дал нам и т. Артузов в смысле улучшения этого серьезного дела. На днях доложу меры, принимаемые для избежания повторения случаев, подобных копенгагенскому». Доклад с сопроводительным письмом и резолюцией, в которой был скрытый упрек за силовое назначение Артузова в Разведупр, был направлен Сталину.

Для Берзина копенгагенский провал означал конец карьеры в военной разведке. Если после провалов 1933 и 1934 годов он устоял и остался начальником Разведупра, получив в свое подчинение команду чекистов во главе с Артузовым, то после этого провала шансов удержать в своих руках руководство Управлением у него уже не было. Берзин хорошо знал расстановку сил в руководстве наркомата, видел борьбу враждующих группировок за влияние и руководящие посты и не строил на свой счет никаких иллюзий.

Должность начальника военной разведки входила в номенклатуру Политбюро. И любое назначение или смещение руководителя этой структуры могло произойти только с согласия высшего партийного органа страны. А так как в 35-м все постановления и решения Политбюро принимались только с ведома и согласия Сталина, то к нему и обратился Ворошилов, бывший членом Политбюро, чтобы решить вопрос о руководителе военной разведки.

9 апреля 1935 года на очередном заседании Политбюро рассматривался вопрос о т. Берзине. Было решено освободить его от обязанностей начальника Разведупра. Ворошилову поручили представить новую кандидатуру в недельный срок. Нарком, бывший на заседании, сразу же сообщил об этом Берзину, и в тот же день он написал рапорт об отставке, хотя такое слово в те годы и не употреблялось среди высшего комсостава. Такое решение вполне устраивало наркома: подчиненный командир сам по собственной инициативе попросил освободить его от занимаемой должности, на которой проработал 15 лет. Для Берзина это тоже была возможность уйти, «сохранив лицо». Он прекрасно понимал, что решение Политбюро — приказ, которому любой член партии должен подчиняться беспрекословно и без всяких возражений. Конечно, было обидно, что не вызвали, не выслушали объяснений, не учли всего того, что было им сделано за столько лет работы в военной разведке. Обидно было и то, что на заседании Политбюро вопрос о его судьбе решали опросом, когда заранее заготовленное решение пускали по кругу. Ворошилов первым поставил свою подпись, и, видя, что нарком сдает своего подчиненного, остальные члены Политбюро не возражали, понимая, что судьба Берзина была заранее решена между Сталиным и Ворошиловым. Генсеку тогда уже никто из членов Политбюро не возражал.

Бюрократическая машина в наркомате сработала молниеносно. И уже 10 апреля появляется приказ № 0531 в котором говорилось: «Начальник Разведывательного Управления РККА Берзин Ян Карлович освобождается по его просьбе от занимаемой должности и зачисляется в мое распоряжение». Подлинник, хранящийся в фондах архива, подписал Ворошилов — коротко, сухо и ни одного слова благодарности за пятнадцатилетний тяжелый труд. Должность начальника Разведупра стала вакантной.

Начались поиски кандидата на должность руководителя военной разведки. Но если в Разведупре не удалось найти достойного первого зама и пришлось приглашать человека со стороны, то найти в аппарате разведки достойного преемника Берзина было просто невозможно. Приглашать профессионала со стороны, например из Коминтерна, или партийного функционера из ЦК партии, было неразумно — не приживется, и кроме склоки внутри Управления ничего не будет. И было решено найти кандидата на эту должность, который имел хотя бы косвенное отношение к военной разведке, из высшего командного состава РККА. Выбрали Семена Урицкого. Старый член партии, участник Гражданской и подавления Кронштадтского мятежа, кавалер двух орденов Красного Знамени, что в те годы имело большое значение. После войны окончил Военную академию и был послан на разведывательную работу за рубеж, где, не имея никакого разведывательного опыта и специальной подготовки, почти сразу же и провалился. Так что некоторое отношение к военной разведке имел.

15 апреля на заседании Политбюро, опять же опросом, кандидатура Урицкого была утверждена, и его назначили начальником Разведывательного управления РККА. Конечно, по сравнению с опытным профессионалом Берзиным новый начальник смотрелся бледно. Опыта работы в разведке почти не имел, с людьми был грубоват, с подчиненными тоже. А в разведке подобные взаимоотношения недопустимы, и профессионалы Управления, такие как Никонов, Стигга, Боговой и другие, прекрасно это понимали.

Единственная заграничная командировка Урицкого по линии военной разведки длилась два года — с мая 1922-го по май 1924-го. Он работал, очевидно, нелегалом во Франции. Послали его туда, когда он был слушателем Академии Генштаба, без предварительной разведывательной подготовки и опыта агентурной работы в разведке. Но в 1922 году Франция была для Советской России врагом номер один, и туда направляли всех, кого можно было направить, решив, очевидно, взять не умением, а числом. Естественно, что, не имея никакого опыта разведывательной работы, он был раскрыт французской контрразведкой осенью 1923 года и арестован. После освобождения выехал в Германию и поступил в распоряжение резидента Артура Сташевского. Но и здесь продержался недолго и в мае 1924 года вернулся в Москву.

Очевидно, первый неудачный опыт зарубежной разведывательной работы повлиял на Урицкого — он решил «завязать» с разведкой и запросился на практическую работу в войска. 28 марта 1924 года он писал Берзину: «…После 1,5-годовой работы за рубежом появилась неотложная необходимость возвращения, хотя бы и временного, в ряды армии во избежание окончательного отрыва от нее. Находясь в рядах Красной Армии с ее основания, я себя не мыслю вне ее рядов, вне ее творческого развития… Я не могу ограничиться узкоспециальной деятельностью разведчика, находясь вне русла общеармейской созидательной практической и военно-теоретической работы. Ввиду сего прошу Вашего распоряжения об откомандировании меня в распоряжение штаба РККА для назначения на командную должность…»

Берзин хорошо понимал, что если человек не хочет работать в разведке, если не лежит у него душа к этой сложной и тяжелой работе, то уговаривать и убеждать его бесполезно, настаивать, используя свои командирские права, тем более. И он отпустил лихого кавалериста, и Урицкий был откомандирован в распоряжение Командного управления РККА. И началась его стремительная по тем временам военная карьера, которая закончилась в 1935 году. В апреле этого года в кабинет Берзина вошел военный с тремя ромбами в петлицах (как и у Берзина), чтобы сменить его на посту начальника военной разведки.

В 35-м судьбы Берзина и Урицкого решались в кремлевском кабинете Сталина. Решение Политбюро, тем более опросом, было пустой формальностью. Чем руководствовался генсек, делая подобные перестановки? Можно не сомневаться, что Сталин внимательно изучил личное дело Урицкого. Вывод из всех документов, с которыми он ознакомился, мог быть только один — нет у кандидата в руководители Управления разведывательского опыта, нельзя ставить дилетанта на такой пост. Сталин за прошедшие 15 лет научился хорошо разбираться в людях и в тонкостях разведывательной работы, курируя свою разведывательную триаду. Некомпетентность Урицкого была видна невооруженным глазом, и все-таки он его назначил. Возможно, причиной назначения был нажим со стороны Ворошилова, с мнением которого Сталин тогда еще считался. А наркому грубоватый кавалерист Урицкий был, конечно, ближе, чем интеллектуал и мастер своего дела Берзин. А от перспектив развития военной разведки он был далек — не очень интересовала эта область военной работы наркома. Понадобилось два года, чтобы Сталин окончательно понял свою ошибку, понял, что Урицкий не на своем месте, что его из Разведупра надо убрать, пока он окончательно не развалил все дело. После ухода в январе 37-го оттуда Артузова и Штейнбрюка, а вслед за ними и Карина структура Управления пошла вразнос и начала трещать по всем швам. Урицкий окончательно потерял бразды правления. Сталин это хорошо понимал. И возвращение Берзина в Разведупр означало не только признание его прежних заслуг, несмотря на его ошибки, но и признание того, что выбор Сталиным его преемника в 35-м был неудачным. Не потянул комкор из Автобронетанкового управления военную разведку. И Сталин демонстративно признал свою ошибку, вернув Берзина в его прежний кабинет.