Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне

Пасха отмечалась с обычным благочестием и набожностью, а протестанты справляли Пасху в четырех лигах от города. Гугеноты предприняли несколько демонстраций, но столкновений не произошло, и большую часть из двадцати дней, в течение которых двор находился в Труа, королева и придворные проводили в пирах, парадах и других развлечениях. Здесь был подписан мир с Елизаветой Английской относительно Кале и Гавра. В том, что королева-мать выбрала именно этот город для процедуры подписания, скрывался тонкий намек, ибо именно здесь сто сорок лет назад Франция заключила позорный договор, капитулировав перед Англией в Столетней войне. Сэр Николас Трокмотрон был специально освобожден для подписания договора от имени Елизаветы, Екатерина же в тот день была особенно обаятельна и милостива. Из Труа королева-мать отправила письмо Колиньи, подтверждающее внедрение Амбуазского эдикта. Она писала: «Одна из главных причин, почему король, мой господин и сын, предпринял свое турне — это стремление показать совершенно ясно его намерения относительно этого дела, дабы ни у кого не возникло желания нарушить его (эдикт)».

В начале мая в городе Бар-ле-Дюк состоялось семейное празднество, которого Екатерина давно с нетерпением ждала: крещение своего первого внука Генриха, отпрыска ее дочери Клод и зятя Карла, герцога и герцогини Лотарингских. Королева-мать, Карл и Филипп II стали крестными младенца. Екатерина была счастлива вновь увидеться с дочерью и, конечно же, рада тому, какое имя дали внуку. В каждом городе или городке, где останавливался королевский поезд, король и его мать принимали жалобы от местного люда, стараясь осуществить воплощение эдикта в жизнь. Король сурово разговаривал с теми, кто пытался нарушать установления, и угрожал суровыми мерами непокорным. Затем кортеж двинулся на югу, в Дижон, где губернатором служил преданный и благородный слуга Екатерины, Гаспар де Со, сеньор де Таванн. Для развлечения двора здесь было устроено представление, где в отличии от прочих не было ни нимф, ни фавнов, ни сладостных виршей, восхваляющих короля. Вместо привычных развлечений Таванн затеял потешную баталию со взятием крепости. Когда зрители примолкли в ожидании начала, внезапно, с оглушительным грохотом, выпалили четыре огромные пушки и в прямом смысле слова разнесли потешную крепость на куски, сотрясая вокруг землю. Екатерину, бесстрашно пережившую бомбардировку Руана, от этого артиллерийского привета излишне рьяного губернатора проняла дрожь. Но затем последовала более спокойная часть путешествия — неспешный речной путь на барже до Макона.

Перед торжественным въездом короля в Макон, который состоялся 3 июня, гугеноты, подданные королевы Наваррской, осыпали оскорблениями и насмешками процессию Тела Христова, проходившую по городу. Екатерина велела, чтобы процессию провели снова, что было сделано 8 июня. На сей раз гугеноты сняли шляпы и стояли, с уважением взирая на праздничные ряды католиков, высыпавших на улица. Испанский посол с удовлетворением наблюдал за тем, как осадили местных еретиков. Дабы впредь избежать подобного рода неприятностей, 24 июня в Лионе король издал декрет, который гласил, что на время путешествия его королевского величества протестантские службы в стране временно приостанавливаются, за исключением крестин и свадеб.

Лион был исключительно важным космополитическим городом, где проживало множество богатых коммерсантов и влиятельных иностранцев. Множество немцев и итальянцев нашли здесь свой дом. Находясь близко к Женеве, город попал под протестантское влияние еще со времен Первой религиозной войны, хотя изгнанные прежде католики возвратились в родные жилища. Монморанси принял меры предосторожности, введя в Лион солдат и расставив на ключевых постах, чтобы контролировать артиллерию и форты во время пребывания здесь королевской семьи.

Игнорируя слухи о том, что протестанты собираются восстать и убить короля, 13 июня Карл въехал в город. Екатерина плакала, не скрывая слез, встретив свою любимую невестку, Маргариту Савойскую, которая вместе с мужем, Эммануилом-Филибертом, присоединилась ко двору. Герцог оправдал свое прозвище Железная Башка, когда с назойливым и докучным упорством принялся требовать у королевы-матери возвращения двух цитаделей, Пинероло и Савильяно, отданных итальянцам много лет назад. Екатерина в ответ наградила родственника почетным званием капитана — командира французской роты, хотя он явно желал большего. Альфонсо д'Эсте, герцог Феррарский, наряду с другими, прибыл заплатить дань уважения юному королю и разведать, чем бы он мог поживиться при царственных особах. Просители всех сословий также не преминули хлынуть к подножию кочевого французского трона.

Местные власти решили продемонстрировать воцарение религиозной гармонии и подготовили символическую детскую процессию, обошедшую весь город. Дети шли попарно, протестант с католиком рука об руку. Иностранцы также постарались принять участие в праздновании в честь прибытия Карла. Они облачились в национальные костюмы традиционных цветов. Флорентийцы — в красном, женевцы — в черном бархате, германцы — в черном шелку. Когда они шли процессией, все обратили внимание, что король, одетый в зеленый наряд с белым плюмажем на шляпе, выглядит слишком печальным и серьезным для своего возраста. Рядом с ним сидел его брат, Генрих Анжуйский, как всегда, одетый с иголочки. Он производил сногсшибательное впечатление в своем в алом камзоле, расшитом серебром.

Лион украсили триумфальными арками и колоннами, имитирующими античные образцы, с хвалебными виршами в честь короля. Екатерина с удовлетворением заметила, что столь ненавистные ей монограммы «Г» и «Д» — в честь Генриха и Дианы — исчезли, сменившись гербами Медичи и Франции. Во время пребывания в городе королева-мать посетила лавки экзотических товаров, тканей и прочих соблазнительных вещей, но ее развлечения были прерваны внезапно разразившейся эпидемией чумы. Страх перед болезнью заставил двор стремительно сняться с места, и не напрасно. За несколько дней чума унесла двадцать тысяч лионцев.

Во время краткой остановки в местечке Кремье, к востоку от Лиона, по пути в Руссильон, где двор принимал у себя кардинал де Турнон, Екатерина послала озорную записку Монморанси, сообщив, что в расписании поездки произошли большие изменения и она, мол, отбывает в Барселону. Это вызвало у старика настоящую панику, пока он не обнаружил, что это всего лишь шутка. Екатерина писала своему послу в Испании, чтобы пересказал эту историю дочери, королеве, «дабы та могла посмеяться». Именно здесь Л'Опиталь издал эдикт, направленный на ограничение растущей независимости французских городов. На будущее предписывалось представлять два списка кандидатов на муниципальные посты. Эти списки должны доводиться до сведения короля, который станет выбирать из них кандидатов сам. Это был важный шаг, обеспечивающий королевский контроль над провинциальными городами, где власть монарха была почти утрачена и все союзы и партии формировались самостоятельно.

Кроме того, в Кремье Жанна д'Альбрэ попросила позволения вернуться в свои владения в Беарне, расположенные на испанской границе, и забрать с собой сына. Екатерина решительно отказала королеве Наваррской. Вместо этого она даровала ей 150 тысяч ливров и отослала ее в Вандом. Что же касается Анри, обожаемого сына Жанны, Екатерина заявила, что оставит его при себе. Она хотела держать мальчика в качестве заложника, дабы противостоять фанатичным планам гугенотки Жанны. Та успела стать столь ярой сторонницей новой веры, что сын, хотя и любил мать, но вздохнул с облегчением, когда его оставили при «бродячем» дворе, где было занятно, как в цирке. Он был не прочь оказаться подальше от нудных проповедей, среди товарищей по играм. В последние недели лета караван побывал в Романе, Балансе, Монтелимаре, Оранже и Авиньоне. Поезд был столь длинным, что зачастую, когда авангард прибывал к следующему месту расположения, арьергард еще только выезжал из прежнего. К вящей тревоге Екатерины, король подхватил простуду, которая перешла в бронхит. Его слабые легкие были постоянным предметом переживаний, но теплые южные ветра и сухой климат ускорили выздоровление.