Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

За едой «не ешь слишком быстро или развязно, не откусывай большие куски лепешек, не набивай себе рот, не глотай, как собака, не разрывай лепешки на куски, не набрасывайся на то, что лежит на блюде. Ешь спокойно, иначе над тобой будут смеяться. Перед едой омой руки и рот и после еды сделай так же».

Такие «заветы стариков» ( уэуэтштолли) были настоящим литературным жанром. В них отражены представления ацтеков о поведении, достойном «честного человека» их эпохи. В уэуэтлатолли, включенном отцом Ольмосом в свой текст на языке науатль, долго и очень подробно описываются нормы поведения молодого благородного мексиканца: как он должен вести себя со старшими, с равными себе, с теми, кто стоит ниже его, как почитать стариков, выказывать сочувствие к несчастным, воздерживаться от легкомысленных высказываний, при любых обстоятельствах скрупулезно соблюдать приличия.

Вот, например, как предписывается поступать, если тебя пригласили на обед к вельможе: «Подумай о том, как ты войдешь (в дом вельможи), ибо за тобой будут наблюдать, не подавая виду. Войди с почтением, поклонись и поздоровайся. За едой не делай ужимок, не производи шума, ешь аккуратно, а не как обжора, не глотай быстро, а ешь понемногу… Если ты пьешь воду, то не хлюпай — разве ты щенок? Не ешь всеми пальцами, а только тремя пальцами правой руки… Не кашляй и не сплевывай, и старайся не запачкать одежды какого-нибудь другого гостя».

Учтивость, которую так настойчиво вдалбливали индейцам в те времена, что они и сегодня отменно вежливы, выражалась не только в поступках, в поведении, в содержании речей, но и в форме выражений. В языке науатль, утонченном и богатом, существовали частицы и даже спряжения для выражения почтения. К именам людей, которым хотели оказать честь, прибавляли суффикс — цин, равно как и к их титулу да и вообще к любому слову, которому желали придать оттенок уважительности или нежности: Мотекусомацин— досточтимый Мотекусома; тотоцин— наш уважаемый отец; ишпопойоцин— слепец, достойный сострадания.

Когда обращались к почитаемому или любимому человеку, при спряжении глаголов использовали специальные аффиксы. Тийолиозначает «ты живешь», но тимойолотиаможно перевести как «ваша милость живет»; тимоматиозначает «ты думаешь», тимоматиа— «ты изволишь думать». Микизначит «умереть», микилиа— «умереть достойно».

Если обычно считалось благопристойным держать себя просто и достойно, не выказывая своих чувств, то при определенных обстоятельствах этикет, напротив, требовал бурных переживаний. Невеста, собиравшаяся покинуть родительский дом, отвечала «с плачем» на обращенные к ней речи представителей семьи ее будущего мужа. Молодые купцы, начинавшие свою деятельность, с уважением выслушивали наставления старых почтекаи, отвечая им, проливали обильные слезы в знак благодарности и смирения.

Этот культ умеренности в словах и поступках, отвращение к невоздержанности, важность, придаваемая хорошим манерам и учтивости, мог быть своего рода защитной реакцией на грубость нравов и силу страстей. Ибо этот хрупкий цветок рыцарства распустился в мире, который к началу XVI века едва-едва выбрался из длинной череды войн, государственных переворотов, интриг, сопряженных с убийствами и предательством.

Поколение, к которому обращены «заветы стариков», было слишком молодо, чтобы помнить то смутное время. Однако еще жива была память о перипетиях, превратностях и кровавых происшествиях, отметивших собой эпоху гегемонии Аскапоцалько и начало Трехглавого союза. Главными действующими лицами того времени руководили грубые, неконтролируемые страсти, людей обуревали страшный гнев и неукротимые желания, доводившие до преступления.

Мотекусома I («гневающийся, как господин» — весьма красноречивое имя) в приступе ярости по незначительному поводу велел убить собственного брата — тлакатеккатляУэуэ Сакацина ^{69}. Тиран Тесосомок и его сын Маштлатон посылали наемных убийц к любому, кто вызывал у них подозрение, в том числе к несчастному правителю Теночтитлана Чимальпопоке и к правителю Тескоко. Да и сам мудрый правитель Тескоко Несауалькойотль — разве он не совершил преступление, за которое придется краснеть его потомкам, когда, ослепленный любовью к юной Аскашочицин, велел предательски убить ее жениха на поле битвы?

На страницах хроник мексиканцы XV века предстают перед нами изворотливыми и одержимыми страстями, беззастенчивыми, сметающими все препятствия со своего пути, чтобы утолить свои желания или жажду власти. Похоже, выжившие в то смутное время под конец жизни образумились: философские вирши Несауалькойотля, отражающие трезвый и ясный склад ума и мудрое эпикурейство, в основе которого лежит осознание тщеты преходящих волнений, были написаны именно в период реакции, последовавший за эрой потрясений.

В конце XV — начале XVI века эта тенденция восторжествовала: буйные души старались укротить, а разгулу инстинктов противопоставить крепкую преграду. Тип на всё готового авантюриста был вытеснен идеалом цивилизованного человека. Пройдя через жесточайшие испытания, мексиканское общество сумело создать порядок, и одним из главных его элементов в правление Мотекусомы II стала учтивость.

По мере того как правящие династии, в особенности династия из Теночтитлана, укреплялись, выпрастываясь из хаоса, порядок принимал форму монархии, основываясь прежде всего на личности правителя. Какими бы широкими ни были его полномочия (хоть и умеренные властью высшего совета), его обязанности были еще шире. Властители союзных городов, правители городов автономных (но превыше всех, разумеется, император Мехико) несли на себе тяжкое бремя долга. Они отвечали не только за ведение дел и командование армиями, но и за процветание и жизнь народов, «изобилие благ земных». Они должны были этому споспешествовать — прежде всего служа богам, как подобает, но также и принимая все необходимые меры, например, для предупреждения стихийных бедствий или сокращения их последствий, составления запасов, раздачи одежды и продовольствия, «являя свою милость к простому люду». Иначе народ начнет роптать, и трон под правителем зашатается.

Официальная доктрина, которую вдоволь излагали в речах по случаю избрания нового императора, состояла в том, что правитель назначается богами, что его ноша нелегка, возложенное на него бремя ужасно тяжело, а главная его задача после служения богам — защита народа.

«Государь, — говорили ему, — теперь ты понесешь эту ношу, взвалишь на себя это государство! Ты подставишь свою спину под тяжкое бремя правления. Наш бог возлагает на твои плечи, на твои ноги и на твои руки заботу об управлении народом, который непостоянен и вспыльчив. Именно ты, государь, несколько лет будешь поддерживать и лелеять этот народ, словно дитя в колыбели… Подумай о том, государь, что отныне ты будешь идти высоко в горах по очень узкой тропинке, по обе стороны от которой разверзаются бездонные пропасти… Будь умерен в отправлении твоей власти, не показывай ни зубов, ни когтей… Весели и радуй народ играми и пристойным времяпрепровождением, ибо так ты будешь славен и любим… Твой народ под защитой в твоей тени, ибо ты — словно почотльили ауэуэтль, дающий огромную круглую тень, и многих сможешь укрыть своими ветвями».

Именно роль защитника, выпавшую правителю, больше всего подчеркивают все документы той эпохи. На нем держится весь порядок, и чтобы этот порядок был хорошим, человечным, соответствовал нуждам народа, император должен сдерживать свои страсти; на этот счет ему не оставляли никаких сомнений в день его избрания.

«Ничего не говори, ничего не делай с поспешностью, выслушивай спокойно и до конца жалобы и сведения, которые тебе принесут… никого не принимай и никого не наказывай без причины… На циновках и икпаллигоспод и судей не должно быть страстей, поспешности в поступках или в речах, ничего не следует делать во власти гнева… Не говори ни с кем гневно, не пугай никого своей яростью. Ты также должен, государь, остерегаться легкомысленных речей, ибо это вызовет презрение к твоей особе… теперь ты должен иметь сердце старика, степенного и строгого… Не увлекайся женщинами… Не верь, государь, что циновка и икпаллиправителей — место увеселений и наслаждений, напротив, это место великого труда, печали и покаяния».