История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории

Обзор даже некоторых особенностей "фонетической системы" языка ВК убеждает нас, что не мог существовать язык со столь непоследовательной, противоречащей всем представлениям об истории славянских языков системой. Это искусственный язык, сконструированный к тому же крайне неграмотно и непоследовательно…

Историографической концепции у создателя ВК, собственно, нет: он предлагает ряд взаимоисключающих версий, изложенных при этом крайне невнятно. ВК поражает своей убогостью: ничтожным количеством сведений… обилием повторов одних и тех же коллизий, которые уже при самой осторожной проверке обнаруживают свою полную псевдоисторичность. В хронологических выкладках создатель ВК руководствовался тем же нехитрым правилом, что и в изобретении языковых форм — чем менее понятно, тем больше похоже на "древность"… Трудно найти среди средневековых хроник и летописей… произведение столь же убогое по мысли, с таким же отсутствием логики повествования, столь же бедное при обращении к конкретным фактам… столь же лишенное топонимических ориентиров. Словом, и анализ "историографии" ВК говорит о том, что перед нами неудачно смонтированный фальсификат.

Зачем создавали ВК?… Миролюбов писал: чтобы найти силы для борьбы с советским строем, "явлением демоническим и антихристианским", нужно "таить в себе божественное начало"… нужно помнить, что "в русской душе — источник мистического прозрения прошлого вечного"… И поэтому задачу редакции "Жар-птицы" он формулирует как "изучение славянского прошлого, возможно более далекого" и заявляет, что он и его единомышленники хотели бы это прошлое "разыскать"… Разыскать "нужное" прошлое не удалось, и его пришлось создавать самим».

Но самое любопытное во всей этой истории, отмеченное Твороговым: энтузиазм сегодняшних неофитов Очень отличается от осторожного поведения самого Миролюбова. Миролюбову важны были не столько дощечки, утверждает Творогов, сколько их содержание, сведения, необходимые для построения его концепций. И чтобы спасти суть, он жертвует историчностью дощечек, отсылая интересующихся ими к А. Куру, а своим источником делает уже сказы своих «информантов», бабки Захарихи и Прабы Варвары, проверить которые не было никакой возможности.

«Нами не раз были упомянуты в этом труде" Дощьки Изенбека", — пишет Миролюбов (собр. соч., т. 8, с. 279). — Мы не касаемся их определения… но мы можем сказать наверное, что текст содержит учение язычества… и призывает на защиту земли Русской всех, кто считает себя потомками Русколани… Мы вообще не хотели публиковать текста "Дощечек Изенбека"… Критиков мы боялись, потому что обладаем незапятнанным именем, и не желали его делать нарицательным в устах невежественных людей. Не желали мы публикации текстов и из политических соображений, ибо наличие этих текстов может быть использовано нашими политическими врагами, большевиками. Однако судьба решила иначе, и тексты будут опубликованы… мы хотим сказать, что никаких слишком радикальных выводов из текстов мы лично не делаем и считаем, что сделать их можно будет лишь значительно позднее, когда ученые привыкнут к документу. Это отнюдь не является отрицанием "Дощек", ибо мы уверены, что они будут в будущем признаны весьма важными, но мы хотим лишь заявить, что их содержание нами не изучено и никаких теорий на их основании мы не строим».

Более того, в 9-м томе сочинений Миролюбова на стр. 123 читаем: «Мы не занимаемся вопросами "подлинности", разборами… Мы считаемся лишь с содержанием "Дощек Изенбека" и Сказов Захарихи. Содержание же таково, что независимо от того, подлинные они или нет, оно должно быть изучено».

Вот так. Кажется, яснее не скажешь, но «джинн» был выпущен, и Миролюбов уже не имел над ним власти…

Однако далеко не все сторонники и неофиты опирались на обязательную «подлинность» памятника. Оригинально мнение Н. Н. Сперанского, убежденного в том, что поддельность «Велесовой книги» еще далеко не означает ее духовной ничтожности ( http://georgios.chat.ru/slovo.htm):

«Проанализируем языческие представления Ми-ролюбова по его книге "Риг-Веда и язычество", написанной уже после того, как работа с Велесовой книгой была окончена. В этой книге Миролюбов утверждает, что вплоть до советского времени в России некими волхвами во всей полноте сохранялось волшебное языческое знание. К сожалению, это не подтверждается трудами огромной массы специалистов, которые на рубеже веков ходили в народ записывать заговоры, сказки и былины. Миролюбов же говорит, что многократно сталкивался с такими волхвами. Вот, например, что говорил ему дед на хуторе к северу от Екатеринослава: "В старину люди грамоте знали! Другой грамоте, чем теперь, а писали ее крючками, вели черту Богови, а под нею крючки лепили, и читать по ней знали". В тех же краях, со слов того же Миролюбова, через несколько лет Изенбек найдет дощечки с Велесовой книгой. Странное совпадение. Как бы то ни было, задачу свою он выполнил — всколыхнул сознание советской интеллигенции, забросил в него зерна, которые ныне дают всходы… Любопытно, что Кастанеда в своем "Учении Дона Хуана" также отмечает, что современного умника нельзя научить искусству видеть (духов) без обмана. Без всякого сомнения, Велесова книга Миролюбова — великая книга».

Что можно к этому добавить? Историк-архивист В.П. Козлов, автор серьезных работ по «теории подлога», пишет: «К легализации подлога всегда в той или иной степени бывает причастен его автор. Он может промелькнуть как владелец, первооткрыватель подложного исторического источника, его "случайный" очевидец, успевший скопировать такой "источник", наконец, как простой издатель "открытого" памятника и т. д.»

Козлов подробнейшим образом классифицирует типы подлогов. «Очарованный подлог — подлог, созданный по инициативе самого его изготовителя. Примерами подобного рода подлогов можно считать изделия Сулакадзева, Раменского, Минаева, Миролюбова. Каждый из этих фальсификаторов, изобретая свои изделия, преследовал вполне конкретные интересы: удовлетворял свою неуемную фантазию, Раменский искал общественного признания, Минаев и Миролюбов подлогами пытались доказать истинность своих историко-литературных концепций» («Архивистика на рубеже веков: ХХ-ХХІ». Труды ИАИ, т. 35).

Первые опыты по созданию дощечек «Велесовой книги» приписывают петербургскому коллекционеру и мистику Александру Ивановичу Сулакадзеву, современнику Державина. Он действительно «баловался изготовлением поддельных древностей». Ему же принадлежала копия «Оповеди» — праславянский рунический текст о крещении жителей Валаама за полрека до Владимира. Как пишет Алексей Тугаринов («Литературный Ринг», № 148, 13 июля 2002), отслужив в Семеновском полку, а потом в министерстве финансов в чине титулярного советника, он вышел в отставку и посвятил досуг археологическим исследованиям. Александр Иванович «рыл» в Новгороде и разрушенной золотоордынской столице Сарае, коллекционировал керамику и монеты, однако отличался некоторыми странностями. Так, он особо похвалялся «костылем Ивана Грозного» (на деле — увесистой пастушеской палкой) и камнем с Куликова поля, на котором будто бы отдыхал сам Дмитрий Донской.

К сожалению, страстная любовь к «отеческим гробам» сочеталась у Александра Ивановича с не меньшей страстью к фальсификациям. Пробелы в истории он заполнял не задумываясь, «улучшая» все, к чему только прикасалась его рука. На древнерусском молитвеннике он сделал дарственную надпись князя Владимира своему дяде Добрыне. Только молитвенник был, как впоследствии выяснилось, не X, а XIV в. Библейскую Книгу Есфири он разукрасил «автографами» языческого жреца Измира, воеводы Путяты, Ярослава Мудрого и митрополита Иллариона.

Список трудов Сулакадзева впечатляет: тут и «По-точник» жреца Солнцеслава, и «Колядник» V в. дунайца Яловца, «писанный в Киеве, о поклонениях Тройским горам, о гаданиях в печерах и Днепровских порогах русалами и кикиморами». Есть даже собственноручный труд «О воздушном летании в России (от 905 г. по P. X.)». Именно в этом труде впервые появился пресловутый подьячий Крякутной, якобы летавший на воздушном шаре в 1731 г., за полвека до братьев Монгольфьер [22]. И хотя подделка была разоблачена, «первый отечественный воздухоплаватель» еще долго не исчезал со страниц учебников и даже удостоился памятника в городе Нерехте [23].