Возрождение – предтеча реформации и эпоха борьбы с Великой Русской Империей

Передо мной один из полутора миллионов экземпляров книги, изданных в 1981 году, только в одном Ленинграде [14*]. Сегодня уже подавляющее большинство российских авторов не может похвастать таким тиражом. Но это было, как и то, что к этой литературе не относились серьёзно. Другое дело теперь, когда она может рассказать, какие вещи проделывают люди сведущие (от науки) с читателем, которого они, якобы, хотят просветить.

Радищев писал, что в 1507 году (им указывается именно эта дата!) папа Александр VI первым ввёл закон о цензуре издаваемых книг. Советский комментатор услужливо разъясняет массовому читателю, прежде всего школяру: «Александр VI Борджиа — папа римский (1492–1503), известный вероломством и развратом». Зачем-то юным внушался облик недостойного, «морально неустойчивого» папы. На той же странице в очередной раз всплывает слово «кафолический», но разъяснений нет.

Суть подобного вероломства вот в чём. Ранее, в эпоху Великой Русской Империи была единственная церковь, православно-кафолическая вселенская. При её развале (попытки чего и начались в Возрождение) раскололась и церковь на ислам, католицизм, православие. Несмотря на небольшой отрезок времени, отделявший годы пребывания Радищева за границей на учёбе в Лейпциге и успеха Реформации, он, вероятно, не сумел понять подлинной ордынской истории, как и то, что Александр VI Борджиа был, на самом деле, главой Ордынской церкви. Его (?) законы о цензуре были средством воспрепятствовать Реформации, поднимавшей голову под видом прогрессивных идей. Вот что пишут ФН [12*]: «с. 28. Александр VI Борджиа был уважаемым духовным предводителем Ордынской Имперской церкви. Теперь, быть может, становятся более понятными проклятия, которыми стали осыпать папу Александра VI многие западные европейцы, начиная с Эпохи Реформации. Злобствовали по той простой причине, что в некоторых отколовшихся провинциях Империи стало модно предавать анафеме и проклинать вообще ВСЁ «МОНГОЛЬСКО»-ОРДЫНСКОЕ. Прежних героев превращали (на бумаге) в отъявленных злодеев. В случае Борджиа стали кричать, что он был, дескать, ужасно развратен. Друзей, мол, травил ядом, коварно убивал направо и налево. Одним словом, был негодяем. Таков был тогдашний политический заказ. Историки его послушно выполнили».

Продолжаю 20 сентября.

Теперь, мой родной, ты начал понимать, как нечисто в истории Возрождения. И дело не в банальном честолюбии какого-нибудь фанфарона, захотевшего быть причисленным к сонмищу меценатов и благодетелей, не будучи таковым (усилиями приобретённых по случаю на рынке услуг писателей и писак), или желании убийцы (вовсе не убиенного) остаться в памяти отпрысков святым угодником. Речь идёт о преднамеренной фальсификации всего исторического процесса в течение последних 400 лет. И одни, такие, как Брагина, выбирают сдержанный, сухой стиль, чем особенно грешат последние издания её учёных суждений [15*]. Другие, как М. Алпатов (и даже, вероятно, знаменитый А.Ф. Лосев — его книги есть в твоей библиотеке) накачивают себя деланным восторгом, чтобы не заметно было лукавства, т. е. когда говорят не то, что думают. И всё это для того, чтобы в случае выхода на свет подлинной истории, можно было пролепетать потомкам, хотя бы устами своих отпрысков: «А они же не знали…» Таких сегодня много на телеэкране. Они доказывают, пишут, судятся, пытаясь смыть позор истории с выдающихся предков или разъясняют, как надо понимать их многозначительное молчание…Чтобы служить истине и сегодня надо быть свободным от преступлений твоих близких. Но именно отцы с гнилой репутацией оставили своим наследникам руководящие посты на денежных потоках. Последние способны даже выступать меценатами в деле разыскания тайн прошлого и других секретов, но только не подлинной истории Русско-«Монгольской» Империи: именно с ней и боролись их греховные предки. Круг замыкается. Потому и пишет Эмерсон [5*]:

«Свободным призван быть учёный — свободным и отважным. Свободным настолько, чтобы отвечать определению свободы: «не стеснён ничем, что не возникало бы из самого склада человека». Отважным, ибо страх есть нечто такое, что учёный оставляет позади себя благодаря самому характеру своего назначения. Страх порождается незнанием. Стыд падёт на голову того, кто во время опасности хранит спокойствие, поскольку верит, что, подобно женщинам и детям, принадлежит к разряду людей, которым опасность не грозит»…

Но тот самый М. Алпатов, кажется, догадывался о существовании в прошлом Великой Русской Империи; намёки на это есть в его изданиях на иностранных языках и не опубликованных при жизни работах…

В картинах художников не стоит искать только разнообразия цветов и красок. Любой автор, желающий оказать влияние на зрителя, выразить своё мироощущение и тем более не рассчитывающий быть осмеянным, однако имеет в запасе (у внимающего его искусству) лишь пару способов обработки полученной информации: мышление и зрение. Другие два, используемые также человеком в повседневной жизни — слуховой и тактильно-двигательный — просто бездействуют. А что, если у данного человека в системе оценке реальности преобладают именно последние? Тогда зритель лишится удовольствия, и автор останется непонятым. Поэтому честолюбивые или правдолюбивые мастера живописи должны так расширить воспринимающее сознание, включая и не понятное на первый взгляд, чтобы не краснеть перед потомками. В картинах тебе будут попадаться всякие сюжеты — и смешные, и непонятные, и обманчиво ясные. Лишь опыт и время научат тебя отделять халтуру от правды, глубину от манерничанья, кривляния. А уж понять, откуда дует ветер перемен — значит, понять всё или почти всё. Говоря формально (т. е. наукообразно), мало кто способен понять следствия и результаты происходящего без предпосылок. Или ещё формальнее: лишь предсуществующая гипотеза или теория позволяет разобраться, осмыслить полученное в опыте или практической жизни — когда есть ожидание, тогда возникает и понимание. Откуда же берутся сами гипотезы? Из предшествующего жизненного или профессионального опыта. Кому-то помогает интуиция. А это уже божественное в человеке. Чем больше в человеке духовная составляющая, тем чаще ему служит интуиция как путеводитель в информационном море.

Попутно захотел рассказать тебе забавную историю.

В 1980 году, когда были совсем молодыми с твоей бабушкой Натой, мы путешествовали по Венгрии и Чехословакии. В моравском городе Оломоуце (известном тебе больше как Аустерлиц) одна местная экскурсовод привела нас на старую площадь, где была установлена старинная колонна в честь победы над чумой. И она задала странный вопрос, который слышали многие толпы туристов и до нас: «Сколько на этой колонне человеческих фигур?». Скульптурные изображения облепляли её со всех сторон, и, глядя с одного места, невозможно было их всех сосчитать, тем более что гид и не собиралась предоставлять нам время для этого. Это был вызов. Который я решил принять, назвал число 51. Услышав это из толпы русских туристов, она обомлела. А потом сказала, что за всё время, пока она сопровождает группы, такого, единственно правильного ответа не давал никто. Поэтому знай, наши с тобой беседы продиктованы моей интуицией, которая дружит с «Устами истины». Это они обе из всего моря литературы выбрали титанические труды Фоменко и Носовского и привели меня к пониманию их версии истории как наиболее вероятной и правильной.