Операция «Ультра»

Не знаю, кто настоял, чтобы военно-морские силы шли своим путем в отношении «Ультра», — Годфри или начальник главного морского штаба адмирал Паунд. Думаю, что, утратив пост шефа, который занял Мензис, моряки решили не сотрудничать с нами, однако я все же уговорил Годфри направить в Блечли одного морского офицера. Хотя капитан-лейтенант Сондерс был блестящим знатоком немецкого языка, Годфри настоял, чтобы морские радиограммы по-прежнему направлялись в адмиралтейство в немецком оригинале, однако радиограммы, касающиеся передвижения немецких подводных лодок и кораблей, все же переводились Хамфризом и отправлялись командованию береговой авиации.

Я счел необходимым полностью разграничить наши разведывательные данные, полученные с помощью «Энигмы», от других видов информации, которые шли под грифом «Секретно» или «Совершенно секретно» (американская категория «Сверхсекретно» еще в практику не вошла). Поэтому я переговорил со всеми начальниками разведывательных управлений, чтобы решить, под каким грифом такая информация будет доводиться до лиц, включенных в находящийся у меня утвержденный список рассылки. Было предложено название «Ультрасекретно», но окончательно договорились называть ее «Ультра». Я присутствовал при рождении нового источника информации, который оказал такое глубокое влияние на ход войны, а теперь дал ему имя. По мере роста наших успехов в разгадке «Ультра» стало ясно, что расшифровываемые нами радиограммы исходили из самых высоких инстанций: от Гитлера и его верховного командования, от начальников штабов сухопутных войск, военно-воздушных и военно-морских сил и от командующих группами армий, воздушными флотами и танковыми группами. Абвер, ведавший шпионажем и контрразведкой, пользовался собственным шифром, который тоже был разгадан. Это оказало большую помощь нашим службам безопасности, и благодаря этому были выловлены и обезврежены немецкие агенты. Об этом писали профессор Хью Тревор Раупер, Ким Филби и другие.

У большинства людей, которые слишком молоды, чтобы понять, что происходило во второй мировой войне, и воспитаны на рассказах о победах союзников над нацистами, нижеследующая история может вызвать законный вопрос: если мы так много знали о силах и намерениях противника, почему мы не покончили с ним быстрее? Наверное, молодым людям трудно себе представить, что в 1940 году мы потерпели полное поражение во Франции и что нас отделяли от полной капитуляции только безоружные остатки английской армии, эвакуированные из Дюнкерка, и жалкие по сравнению с огромными воздушными флотами люфтваффе военно-воздушные силы. Для тех из нас, кто знал соотношение сил, вопрос о полной капитуляции Англии решался в зависимости от того, сумеет ли наша авиация помешать люфтваффе уничтожить или вывести из строя наши авиационные эскадрильи. Если бы люфтваффе удалось завоевать господство в воздухе, в Ла-Манше не уцелел бы ни один английский корабль — ни на воде, ни под водой. Решающая роль, которую сыграла «Ультра» в нашем спасении от поражения, станет ясной из последующих глав.

Мы не смогли бы отразить вторжение с воздуха и с моря, как бы неумело ни осуществлялась высадка десантов, которые немцы могли направить против наших слабо обороняемых берегов. В течение двух долгих лет мы вели исключительно интеллектуальный поединок с гигантской германской военной машиной. Именно наши коллективные усилия создали разведывательную систему «Ультра», которая дала ключ к стратегии маршала авиации Даудинга заключавшейся в том, чтобы измотать люфтваффе и спасти нашу авиацию от сокрушительных ударов, нацеленных на нее Герингом во время битвы за Англию. Это «Ультра» сообщила нам о всех приготовлениях к операции «Морской лев», то есть к вторжению в Англию. Позднее те же разведывательные данные позволили генералу Окинлеку сражаться в Северной Африке с Роммелем и его Африканским корпусом подобно увертливому боксеру, появляясь там, где Роммель меньше всего его ожидал, и, нанося сильный удар, потом исчезая, чтобы предпринять стремительную атаку в другом месте. Искусство Окинлека заставило Роммеля остановиться у самых ворот Египта. Иначе мы потеряли бы все Средиземное море вместе с разбросанными на Ближнем Востоке имперскими силами, с нефтью, военно-морскими базами и морским путем в Индию.

Даже когда после Эль-Аламейна маятник начал понемногу склоняться в нашу сторону, заблаговременное получение с помощью «Ультра» сведений о передвижениях, силах и вероятных действиях противника еще не позволяло нам добиться быстрых результатов: у нас просто не хватало людей, техники и ресурсов. Не следует давать себя обмануть потоку телефильмов и пропаганды, в которых война изображена как некая величественная триумфальная эпопея. На самом деле мы были на волосок от гибели, и читатель, может быть, задумается, могли ли мы победить, если бы не было «Ультра».

Битва за Францию

Примерно в начале апреля 1940 года количество радиограмм «Ультра» стало увеличиваться. Однако в первые дни войны «бронзовая богиня» еще не совсем созрела и действовала с перебоями. По счастливой случайности в сбитом у берегов Норвегии немецком самолете мы нашли машину «Энигма» с полным комплектом рабочих ключей. Позднее такое же ценное имущество было захвачено у немецкого танкового подразделения связи, проскочившего слишком далеко во время битвы за Францию. В мае 1941 года моряки захватили немецкую подводную лодку с машиной «Энигма» и картой рабочих ключей в полной сохранности. Это не только обеспечило нам прямой доступ к многим радиопередачам, которые с помощью «Энигмы» осуществляли штабы военно-морских и военно-воздушных сил противника, но и оказало бесценную услугу ученым из Блечли: они смогли завершить работу над «бронзовой богиней». Мы продолжали обрабатывать небольшой, но устойчивый приток информации «Ультра» до начала 1942 года. К тому времени появилось новое поколение усложненных «богинь», которые разместились в кирпичном «храме» и обслуживались несколькими тысячами людей, работавших в условиях строгой секретности. Они, исследовав своими тонкими пальцами секреты «Энигмы», в совершенстве овладели расшифровкой всех немецких радиограмм.

Но тогда, в апреле 1940 года, многие радиограммы «Ультра» касались исключительно вопросов материально-технического обеспечения войск. Генеральные штабы сухопутных и военно-воздушных сил тщательно следили за состоянием готовности каждой воинской части. Сюда входили фактическая численность личного состава и боевой техники — самолетов, танков, орудий, а также обеспеченность горючим и другими предметами снабжения. По этим же каналам шли заявки на снабжение боеприпасами, запасными частями и на пополнение личным составом, включая возмещение потерь. Генеральные штабы, вероятно, могли с первого взгляда точно сказать, что имеется в их распоряжении в любом месте и в любое время. К счастью для нас, многие из этих документов передавались по радио в системе «Ультра». Складывалось впечатление, что всем квартирмейстерам приказали пользоваться радиосвязью, чтобы не загружать наземные телефонные линии неоперативными сообщениями. Это позволяло нашим военным ведомствам точно определять группировку и боевой состав частей противника. Эти данные составляли основу документов, подготавливаемых разведывательными органами вооруженных сил, которые включали численность, дислокацию и вооружение всех боевых соединений и частей противника, участвующих в операциях. Эти сведения помогали нам составлять планы операций в течение всей войны, а почти все точные сведения доставляла «Ультра».

Для начала намечалось придать одно специальное подразделение связи командующему английскими войсками во Франции лорду Горту; оно должно было также обслуживать командующего авиацией английских экспедиционных войск во Франции Чарлза Блаунта. Другое подразделение должно было обслуживать командующего английскими передовыми ударными авиационными силами вице-маршала авиации Баррата, штаб которого располагался намного южнее штаба Горта в Вашине. К Блаунту был послан мой старый сослуживец майор Хамфри Плауден с радиостанцией и двумя сержантами-шифровальщиками. Подразделение из трех сержантов-шифровальщиков с радиостанцией под командованием командира эскадрильи «Коротышки» Лонга, тоже моего старого друга, я разместил на аэродроме в Мо, поблизости от штаба Баррата. Я выбрал это место потому, что от него было недалеко до места базирования разведывательных самолетов, которые теперь подчинялись министерству авиации и официально входили в состав военно-воздушных сил. На этом аэродроме всегда находился в готовности к взлету мой старый, верный «Локхид». Поднимаясь в воздух с этого аэродрома в апреле 1940 года, разведывательные самолеты «спит-файер», летавшие теперь на высоте 30 тысяч футов, невидимые в своем светло-голубом камуфляже, сфотографировали практически все аэродромы Бельгии. Дипломатический этикет требовал полеты разведывательных самолетов сохранять в тайне до завершения съемки. Это дает некоторое представление о нелепых отношениях, существовавших в то время между французами, англичанами и бельгийцами.