Дым отечества, или Краткая история табакокурения

А еще, грозил Алексей Михайлович, «если русские люди или иноземцы табак учнут держать или табаком уч-нут торговать, и тех людей продавцов и купцов вольно имать и присылать в Новую четверть (одно из главных управлений в Московском государстве, ведавшее финансами. — И. Б.). И за то тем людям чинить наказанье большое, без пощады, под смертною казнию, и дворы и животы имая, продавать, и деньги иметь в государеву казну». А воеводам было приказано: «Смотреть настрого, чтобы посадские люди в зернь и карты не играли и поганого табачного зелья не жевали, в ноздри не пихали и не курили».

На почве запрещений табака, существовавших в допетровской России, и, главное, на почве бытовавшей точки зрения, что курение — признак развращенных нравов, получили распространение народные сочинения о «нюхарях» и курильщиках. Самое известное из них — «Легенда о происхождении табака», плод фантазии безвестного грамотея, жившего в XVII веке. Употребление табака в народе считалось удальством. Молодцы собирались в корчмах, курили табак из бычачьих рогов и докуривались до беспамятства. Правда, табак был тогда очень крепкий, дурманящий, пьянящий — оттого и говорили первое время после появления табака на Руси, что его пьют, но его действительно пили. В кабаках еще при Иване Грозном можно было спросить настойку табака — через полчаса посетитель падал «замертво» — за чем он и приходил.

И вот что интересно. Если в Западной Европе власти и духовенство ополчились на табак как на «зловредную траву» (реже — как на злоупотребление ею или использование в неподходящем месте), то Михаил Федорович выступил против него как против «разорительного зелья», ибо многие небогатые люди «покупают табак дорогою ценою» и «пьют тот табак вместо вина, и пропиваются пуще вина. От сего многие обнищали и одолжали». К тому же по вине курильщиков в деревянных русских городах случались опустошительные пожары.

Но что можно было изменить, даже угрожая суровым наказанием, если табак в Европе нюхали и курили уже почти два века? А при плохо устроенной таможне, неисполнении указов, нерадивости и продажности чиновников табак как «выгодный товар» не мог миновать Россию. Его в больших количествах привозили из Малороссии, бывшей тогда в подданстве Польши; известно, что в Малороссии курили «тютюн» уже в 1610-е годы. Сеяли там табак свободно и в больших количествах — всем хватало. И поначалу никто не сетовал на невысокое качество — другого не знали. Табак поставлялся в Россию и через Архангельск, и через Литву, из Астрахани и из Сибири. В указе одному нерчинскому воеводе в 1690-х годах предписывалось: «У всяких русских людей и у иноземцев табак сырой и толченый и дымный и на поле сеянный велеть вынимати». Значит, и сами мало-помалу научились науке (или искусству) не только сеять и выращивать табак, но и снимать неплохой урожай.

Женатый на польке царь Федор Алексеевич, вступив на престол в 1676 году, принялся насаждать на Руси западные обычаи. У него во дворце «курили проклятое дьявольское зелье, табаком именуемое». Но курили только во дворце.

В веселое петровское время, пришедшее на смену бородатому, в лаптях и сарафане, не пропитанному табачищем средневековью, носы за пристрастие к табаку больше не отрезали, «живота» не лишали. На ассамблеях, шумных празднествах по поводу викторий, на гуляниях, устраивавшихся без повода, но с не меньшей регулярностью, непременным фоном были плотные завесы табачного дыма. Царь Петр настойчиво, чуть ли не насильно угощал не только соотечественников, но и иностранцев, являя собою живой пример курильщика, приобщившегося к европейской культуре, и не вынимал трубку изо рта.

Не тогда ли появились выражения: «Дым коромыслом», «хоть топор вешай»? Нет, наверное, много позднее, ибо простой народ в XVIII веке ни дома, ни в гостях не дымил. На приобщение к европейской моде уйдет не одно десятилетие, но россияне с лихвой наверстают упущенное, так что дым пойдет клубиться по всей Руси Великой. Хоть топор вешай.

Правда, читая первые указы Петра о табаке, еще до его отъезда в составе Великого посольства за границу, можно подумать, что он встал на сторону своих предшественников. Так в наказе от 18 февраля 1696 года служивым людям было запрещено курить в острогах под опасением кнута; на курильщиков и продавцов «питья» налагался штраф: за 1-й привод 25 рублей с купца и по одному рублю с пойманного «питуха»; за 2-й привод — 50 рублей и бить кнутом; за 3-й — 100 рублей, а если нечем платить (дело обыкновенное для «питухов»), то наказывать и отправлять их в ссылку. О смертной казни уже не говорится.

Но скоро гонения на табак и его адептов закончились, ибо царь стал пристальнее присматриваться к тому, как ведет себя табак в Европе.

Началось хождение табака в России с того, что 1 февраля 1697 года Петр своим указом позволил «торговать табаком явно, на вере, гостиной сотне Мартыну Богданову с ларечными; а иноземцу, Томасу фон Брахту (правильно: Thomas von de Bracht. — И. Б.), табаком не торговать (…), также, как и другим иноземцам (…), чтоб тем сбору денежной казне недобору не учинилось». Здесь о табаке говорится как о товаре, а это уже серьезный шаг к тому, чтобы сделать его предметом купли-продажи и учитывать как статью казенного дохода. Впрочем, ни Богданову, ни фон де Брахту не суждено было долго пользоваться исключительным правом торговли.

Находясь в ходе своего знаменитого европейского турне в Голландии, в Утрехте, в сентябре 1697 года Петр встретился с королем Вильгельмом. Вильгельм, будучи подготовлен торговцами из Вирджинии и Мэриленда, которым не давал покоя обширный российский рынок, тотчас затеял разговор о возможности торговли табаком в больших масштабах. Петр с готовностью вступил в переговоры на эту тему, отчасти и потому, что покупка военно-морского снаряжения и оборудования, наем офицеров и специалистов в разных областях истощали казну, и ему нужны были новые поступления. Перебравшись в Англию, царь продолжил переговоры с английскими и американскими купцами, а его сподвижники остались в Голландии дожидаться результатов.

В январе-апреле 1698 года Петр находился в Англии. Туда к нему пришло письмо из России от А. М. Головина от 4 февраля 1698 года: «Пожалуйста, промысли мне табаку: а у нас здесь хорошова нет, и промыслить негде». В марте Ф. А. Головин извещает Петра о том, что и он табак «не ненавидит».

Отнюдь не стал ненавистником табака и Петр, познакомившись с ним в Англии поближе. А приобщил русского царя к табаку шотландец Патрик Гордон (1635–1699), инженер, состоявший на русской службе. Но царь руководствовался принципом: научился сам — научи другого. И Петр решил приобщить к курению соотечественников. Правда, на устойчивый и, главное, широкий спрос на табак у себя в стране ему рассчитывать не приходилось. В Московской Руси табак был в известной степени популярен среди «стрельцов и гулящих всяких людей», при Петре же потребление табака лишь начинало входить в моду при дворе, в войсках и в больших городах, и то среди тех слоев городского населения, которых коснулись бытовые и культурные нововведения, затеянные царем. То, что в России понадобился не просто табак, а «хороший» табак, говорило о готовности части российского населения приобщиться к европейской культуре и в этом ее аспекте. Смена костюма и бритье бороды завершали облик россиянина нового типа.

Будучи в Англии, Петр согласился на предложение графа Пемброка договориться с маркизом Кармартеном [9] о поставке в Россию крупной партии табачного сырья — речь шла о концессии на продажу, которая стоила больших денег [10]. Находившиеся в Голландии Лефорт, Возницын и другие соратники Петра так обрадовались этому событию, что по получении известия из Лондона тотчас воздали должное «нашему честному другу Ивашке Хмельницкому» и многократно прокричали «Виват!». Друзей хмельного Ивашки хотели было выслать из Голландии, ибо голландские купцы не без резона почувствовали, что англичане не допустят их на обширный российский рынок, но дело обошлось. В Москве же сильно возмущался произошедшим Мартын Богданов, который, по сообщению одного из корреспондентов Петра, был «даже груб».