Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

В начале XIX в. германской угрозы в Европе еще не существовало. Следовательно, не имелось и прямой необходимости в союзе между Францией и Россией против Германии [26]. Британские острова территориально находились в стороне от континента, и у России не было даже малейшей надобности объединяться с кем-либо, а тем более с Францией, против Англии. Наоборот, все пять великих европейских держав в первую очередь боролись в то время за преобладание и влияние в немецких землях. И самой реальной тогда (что подтвердила сама история) была угроза французской гегемонии в Германии, а это — центр континента, поэтому речь шла о будущем всей Европы [27]. Если проанализировать состав всех коалиций, то можно без труда заметить, что, помимо бессменного «банкира» союзников — Англии, их участниками (правда, с периодическим выбыванием) являлись Австрия, Пруссия, Россия, по выражению Э.Э. Крейе «альянс фланговых государств против центра» ^{21}. Главная проблема заключалась в обилии мелких немецких государственных образований, которые потенциально легко могли стать жертвой сильного соседа, т. е. Франции. Эта постоянно возраставшая угроза в глазах государственных деятелей того времени обоснованно персонифицировалась с именем Наполеона, которого некоторые историки пытаются изображать в образе чуть ли не голубя мира. А вот как характеризовал ситуацию и политику Наполеона один из известнейших тогда отечественных литераторов П.А. Вяземский: «Гнетущее давление наполеоновского режима чувствовалось во всех уголках Европы. Кто не жил в эту эпоху, тот знать не может догадаться, как душно было жить в это время. Судьба каждого государства, почти каждого лица, более или менее, так или иначе, не сегодня, так завтра зависела от прихотей тюильрийского кабинета или боевых распоряжений наполеоновской Главной квартиры. Все жили как под страхом землетрясения или извержения огнедышащей горы. Никто не мог ни действовать, ни дышать свободно» ^{22}.

Именно поэтому в рассматриваемый период времени и возникли антинаполеоновские коалиции, несмотря на колебания европейских правителей, порождаемые боязнью перед мощью французской военной машины. Дабы не быть голословным приведем аналогичное мнение А. Чарторыйского, критически относившегося к России, но давшего в своих воспоминаниях взвешенную оценку европейской ситуации до 1805 г.: «Чтобы понять политическое движение этой эпохи и горячность, с которой Европа принялась бороться с Наполеоном, несмотря на страх, внушаемый им, следует припомнить общественное мнение о Наполеоне, преобладавшее в Европе….вся вера в Наполеона, всякая иллюзия исчезла, как только он встал во главе правительства Франции. Каждое его слово, каждый поступок убеждали всех, что он думает действовать только силой штыков и массой войск. Это было основной ошибкой Наполеона, подорвавшей его могущество… Правда, он выказал себя разносторонне талантливым человеком, но обнаружил в то же время и свое полное неуважение чьих-либо прав и желание всех поработить и подчинить своему произволу. Поэтому, когда наступил момент, благоприятный для борьбы с Наполеоном, все приняли в ней участие со спокойной совестью, так как это была борьба с силой, переставшей быть полезной для общества. Такое мнение, ставшее в Европе общим, распространилось и в России. Оно-то и толкнуло ее правительство, погрешившее, может быть, излишней торопливостью, на путь, на котором уже не было никакой возможности сохранить за собой прежнюю роль, наиболее достойную для России» ^{23}. И «пинками» в коалицию никто никого «не загонял», это был осознанный выбор государств, видевших реальную опасность для своих интересов и своего суверенитета со стороны Франции. Подобными «силовыми» методами создать военно-политический союз было просто невозможно. Разыгравшийся аппетит гениального и агрессивного полководца и его беспардонная политика «балансирования на грани войны» заставляли монархов опасаться за свои троны, а государства «запуганной» Европы искать пути к объединению сил против Наполеона, как «врага всемирного спокойствия». Очень метко написал об этом В.В. Дегоев: «Словно играя с судьбой и испытывая пределы своего могущества, Наполеон не разрушал, а собирал антифранцузскую коалицию» ^{24}.

В период с 1801 по 1805 гг. геополитический фактор не мог сыграть на руку франко-русскому сближению. Этому, в первую очередь, препятствовали идеологические и социальные моменты, в немалой степени барьером стала и агрессивная, и вызывающая политика новоиспеченного французского императора. Поначалу Александр I, даже, вероятнее всего, симпатизировал Н. Бонапарту. Но чем больше он присматривался к политическим шагам первого консула, тем явственнее вырисовывалась опасная перспектива и прямая угроза для Европы и России в деятельности этого человека. Уже в частном письме к Ф. Лагарпу 7 июля 1803 г. молодой русский монарх достаточно критически оценивал провозглашение Наполеона пожизненным консулом и было очевидно, что он уже потерял всякие иллюзии по отношению к нему так же, как померк окружавший его ореол республиканца. Вот цитаты из этого письма: «пелена спала с его глаз», по его мнению, Бонапарт имел уникальную возможность работать «для счастья и славы родины и быть верным конституции, которой он сам прясягал» (сложить с себя власть через десять лет), а «вместо этого он предпочел подражать европейским дворам во всем, насилуя конституцию своей страны», поэтому он видит теперь в нем «одного из самых знаменитых тиранов, которого производила история» ^{25}. Ясно, разочарование было связано и с его либеральными воззрениями, в которые будущий французский император («тиран») никак не вписывался. В такой ситуации Александр I стал проводником активной антифранцузской политики, которая полностью отражала интересы русского дворянства и государства. Его можно назвать и идеологом последовательной русской стратегии в Европе. Во всяком случае, в проведении долговременной последовательной политики в европейских делах России того времени ему не откажешь. В данном случае российский император выступал продолжателем борьбы с революцией — политики, заложенной еще Екатериной II.

Как раз с точки зрения основ геополитики англо-русский союз имел тогда гораздо больше шансов на реализацию, несмотря на существовавшие противоречия и разные подходы при решении конкретных задач европейской политики. Такой союз был вполне закономерен, так как оба государства имели сходные интересы в отношении Центральной Европы, им оставалось только договориться между собой [28]. Поэтому необходимо признать, что первоначальный исходный посыл О.В. Соколова о «личной неприязни» российского императора ошибочен, мало того он создает неправильное и превратное представление о кампании 1805 года так же, как и о позиции России в этом военном конфликте. Непонимание причин войны ведет за собой и шлейф искажений в описании характера кампании и русской стратегии в целом в этот период. Другое дело, что Александр I был не безгрешным государственным деятелем, поэтому можно и нужно говорить о его ошибках [29]. Благо, что тогда положение Российской империи допускало определенный лимит промахов своего молодого императора. В политике обойтись без ошибок невозможно, но за них дорого платили и платят подданные.

Известно выражение: «короля играет свита». Оно применимо и к Александру I. Безусловно, он являлся самостоятельной фигурой, но в отношении его личности даже среди современников всегда было много полемики. А для его характеристики обычно приводилось актуальное высказывание князя П.А. Вяземского: «Сфинкс, неразгаданный до гроба, о нем и ныне спорят вновь». Но русский монарх не мог быть одиночкой. В проведении своей политики он должен был опираться на конкретные личности, представителей высшей бюрократии. За персоной № 1 обычно стоит не один человек, а хотя бы несколько. Функционирование публичного лидера всегда обеспечивает команда. Она состояла у Александра I из разных людей. В ней, можно сказать, присутствовали поколения «отцов и детей», конфликты между которыми, в силу личностных особенностей и опыта, разного культурного капитала и мировоззрения, были неизбежны.