Тайны земли Московской

Не изменил Владимир Андреевич Москве и после смерти Дмитрия Донского, когда великокняжеский стол занял Василий I Дмитриевич. «Докончание» — договорная грамота о союзе князей 1401–1402 годов обещала Москве по-прежнему поддержку князей серпуховских и боровских, но условием их верности ставила соблюдение прав и границ родовых владений, в том числе принадлежавшей Владимиру Храброму одной трети Москвы с Садовой-Кудринской площадью. «А трети Ми Московские, отдела и вотчины брата своего, князя Володимера, и его детей, и всех их вотчины, и тех мест, которых ся есмь им отступил в вудел и в вотчину, того мне и моим детем под своим братом и под его детьми блюсти, и боронити, а не обидети, не вступатися», — обещал за себя и за всех своих потомков Василий I Дмитриевич.

Правивший в Вильнюсе Ольгерд Гедиминович вмешивался в дела Новгорода и Пскова, добился немалого влияния в Смоленске, хотел вместе с золотоордынским ханом «воевать Москву», но после очередной неудачи предпочел породниться с Московским князем, женившись на сестре его жены — тверской княжне Ульяне Александровне.

Только не утихомирило родство буйного Ольгерда. Попытки «воевать Москву» продолжались. Между двумя московскими походами, за девять лет до Куликовской битвы, Ольгерд отдал свою дочь Олену за серпуховского князя. Так оказался Владимир Андреевич женатым на двоюродной сестре собственной матери.

А две княжны с берегов Вилии как нельзя лучше подошли друг другу и обе сердцем прикипели к Москве. Так случилось, хотя и на недолгое время, с двумя родными братьями Олены — Андреем Полоцким и Дмитрием Брянским, воспетыми все той же «3адонщиной»:

«Славий птица! абы еси выщекотала сии два брата, два сына Ольгердовы, Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского. Те то бе суть сынове храбри, на щите рожены, под трубами повити, под шеломы взлелеяни, конець копия вскормлени, с вострого меча поени в Литовской земле. Молвяше Андрей к своему брату Дмитрию: „Сама есма два брата, дети Ольгердовы, внучата Гедымонтовы, правнуки Скольдимеровы. Соберем себе милую дружину, сядем, брате, на свои борзые комони, посмотрим быстрого Дону, испием шеломом воды, испытаем мечев своих литовских о шеломы татарские, а судиц немецких о байданы бесерменские (басурманские кольчуги. — Н. М.)“.

И рече ему Дмитрий: «Не пощадим, брате, живота своего за землю Русскую и за веру христианскую, за обиду великого князя Дмитрия Ивановича. Уже бо, брате, стук стучит, гром гремит в славном граде Москве: то ти, брате, не стук стучит, не гром гремит, стучить сильная рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремять удальцы русские злачеными шеломы, червлеными щиты. Седлай, брате Андрей, свои борзые комони, а мои ти готови напреди твоих оседлани».

Но как не успокаивался воинственный Ольгерд, так не уступали отцу и сыновья. В Куликовской битве князь Андрей участвовал с псковскими войсками, пробыл на московской службе еще пару лет, а там вернулся в Литву, отнял у брата Полоцк, в 1386 году тем же братом был взят в плен и заключен в Хенцынский замок. После бегства из заключения Андрей Полоцкий перешел на службу к литовскому князю Витовту, под знаменами которого и погиб, тогда как дочь Витовта Софья стала невесткой Дмитрия Донского и великой княгиней Московской. Кровные связи значили при случае много и могли подчас не значить ничего. А жены — что ж, в бесконечной неразберихе междоусобиц обычно выбирали собственного мужа, за него болели, о его интересах только и думали. Здесь верность подразумевалась сама собой.

Владимир Андреевич поделил в духовной грамоте между членами своей семьи уделы, поделил и московскую часть. Сыну Ивану приходилось «село Колычевское на Неглимне мельница», Ярославу — тони рыбные у Нагатино, Андрею — Калитниково село, Василию — «Ясеневское село с деревнями да Паншина гарь». Лучшие же московские дворы отходили княгине Олене. Тут и «село Коломенское со всеми луги и з деревнями», тут и «Ногатиское со всеми луги и з деревнями», «и Танинское село со Скоревым», и «Косино с термя озеры».

И хоть подумать о кончине княгини было страшно, жизнь брала свое, и составлять завещание приходилось на все возможные случаи: «а розмыслит бог о княгине моей, по ее животе», пусть берет Иван Коломенское, Семен — Нагатинское, Василий — Танинское. При жизни матери дарить Семена каким-нибудь подмосковным селом Владимир Андреевич почему-то не захотел.

Оказался князь прав в своей заботе об Олене. Пережила Елена Ольгердовна мужа. Пережила всех сыновей. И когда в 1433 году составляла собственную духовную грамоту, думала уже о невестках-вдовах да внуках. Семен Владимирович не дождался Ногатинского — передавала его княгиня Олена, тогда уже монахиня родового Рождественского монастыря Евпраксия, вдовой Василисе. Жена умершего Василия Владимировича Ульяна получала село Богородское с деревнями. Видно, не была Олена лютой свекровью. Пеклась и о внуках.

В «Истории Москвы» И. Е. Забелин допустил ошибку, утверждая, что Елена Ольгердовна передала часть своего двора на кремлевском Подоле, под скатом обращенного к Москве-реке холма, супруге великого князя Василия II Васильевича Темного. Великой княгиней и в самом деле была внучка Олены Марья, но только не Ивановна, о которой хлопотала бабка, а Ярославна. Это Марье Ивановне отказала она место «под двором под старым на Подоле, где были владычии хоромы (двор Коломенского владыки. — Н. М.), а по животе внуку Василию». Василий Ярославич оставался последним представителем мужской части когда-то такой многолюдной княжеской семьи.

Помнила мужа Олена, весь век свой помнила. Сама постилась, зато на кухне приказывала готовить любимые княжьи лакомства, чтобы раздавать их на помин его души нищим и убогим. Ни одной из вещей мужа до самой смерти не отдавала — всю рухлядь при себе берегла, любовалась, чтоб цела была, заботилась. По весне выезжала, куда князь Владимир на охоту отправлялся. Внукам во всех мелочах о деде рассказывала. В последнюю минуту Коломенское рассудила отдать великому князю — не зря наказывал Владимир Андреевич дружбу с ним держать. А о Рождественском монастыре, «где ми самой лечи», решила — передать для вечного поминовения их с мужем да всех родных село Дьяковское, рядом с Коломенским, со всеми деревнями и село Косино с тремя озерами.

Так случилось, и случалось нередко. И род многолюдный, и обещания Московским великим князем даны были крепкие, и завещательницы сравнительно недавно не стало, а все московские земли рода Владимира Храброго вошли в 1461 году в духовную великого князя Василия II Васильевича Темного как его собственность и владение. Только за княгиней Василисой, вдовой Семена Владимировича, продолжало состоять село Ногатинское, которое «по животе ее» переходило к великой княгине.

Вопросы наследования относились в Древней Руси к самим сложным и спорным. Земля давалась в удел или в вотчину, за службу, при разделе родительских владений. Владения женщин — княгинь — делились на дареные, прикупленные, наследственные, но и то права их должны были каждый раз подтверждаться. Чаще всего небольшая часть мужниных владений сохранялась за вдовой только пожизненно. Отходили к великому князю и земли князей, умиравших без наследников мужского пола. Немалая доля завещалась ему всякими родственниками и родственницами, чтобы укрепить княжеский стол, обеспечить благорасположение к многочисленной родне. В духовной грамоте великого князя Василия II Васильевича закреплялось за его княгиней «село Дьяковское, что выменила у княгини у Василисы». Существовал и подобного рода «промен» владений, к которому обращались и великие, и удельные князья.

Да и век князей в те неспокойные времена постоянных нашествий и междоусобиц долгим обычно не был. В походы начинали отправляться рано, ходили часто и трудно. А как было уберечься от ран, от смерти на поле боя, еще труднее — от моровых поветрий. Младший из семерых сыновей Владимира Храброго, Василий Владимирович, на большую долю рассчитывать не мог. Ладно и то, что стал Серпуховско-Перемышльским князем с придачей половины Углича, поделенного с братом Андреем. Что записали летописцы о его жизни? Ходил 20 лет от роду в великокняжеский поход против Нижнего Новгорода — не хотели нижегородцы подчиняться Москве, несмотря на выданный великому князю ханский ярлык. А в 1427 году, когда «мор бысть велик во всех градех русских, мерли прыщом» — язвой, князь Василий в одночасье скончался, оставив бездетную вдову Ульяну. После смерти Ульяны выморочное Ясеневское все равно отходило к великому князю. Так укреплял свое положение и единовластие правитель Московского государства.