Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма

Прежде чем дезертировать, красноармейцы пытались помочь своим семьям с помощью различных ходатайств властям, заверенных командованием их частей. Суть их сводилась к требованиям соблюдать положенные по закону льготы для семей красноармейцев. Но в подавляющем большинстве случаев они не достигали цели. Из писем от родных они узнавали горькую правду: положение их семей ухудшалось, а обращения к власти оказались безрезультатными ^{609}. В этой ситуации у красноармейцев просто не оставалось других шансов реально помочь своим семьям, кроме как дезертировать.

В 1920 г., особенно во второй его половине, значительно ухудшились бытовые условия службы красноармейцев: сказывалась общая ситуация в регионе, вступающем в полосу страшного голода 1921–1922 гг. Если в 1918–1919 гг. красноармейцы испытывали трудности лишь со снабжением обмундированием и продовольственным обеспечением, то в 1920 г. к ним добавился сыпной тиф и другие инфекционные болезни.

Для иллюстрации приведем несколько фактов из жизни Пензенского гарнизона в 1920 г., типичные и для других воинских частей, расположенных в Поволжье в тот период. Из сводки СО ВЧК за 23–29 февраля 1920 г.: «Дезертирство увеличилось, по словам задержанных, прибегают к дезертирству “из боязни заразиться сыпняком”, большинство дезертиров из Пензенского гарнизона» ^{610}. Из сводки Пензенской губчека за 15–30 ноября 1920 г.: «Пензенский гарнизон. В снабжении теплой одеждой ощущается сильный недостаток. Нищенство и распродажа личных вещей среди красноармейцев продолжается. При отправке больных красноармейцев в госпитали их одежда и вещи пропадают или заменяются старыми» ^{611}. Из сводки губчека за 1–15 декабря 1920 г.: «В частях Саранского гарнизона положение по-прежнему скверное… Пища по-прежнему плохая.

Нищенство усилилось, особенно в комендантской команде. Комендант и взводные знают об этом, но никаких мер не принимают и даже неофициально способствуют этому. Красноармейцы ходят собирать не только по городу, но отправляются целыми партиями в окружающие села. Обмундирование выдают скверное. Настроение красноармейцев враждебное. Вызывается указанными причинами» ^{612}. Подобные условия службы не могли не стимулировать рост дезертирства и недовольство властью как таковой.

В 1920 г., так же как и в предшествующие годы, интенсивность дезертирства зависела от цикла основных сельскохозяйственных работ. Наибольший «наплыв дезертиров» наблюдался в период посевной и уборочной кампаний. При этом в ряде случаев призванные на службу крестьяне пытались получить отсрочку, чтобы завершить данные работы, а красноармейцы дислоцированных в регионе частей Красной армии пытались добиться у командования разрешения на отпуск для оказания помощи своим семьям. Подобные попытки заканчивались безрезультатно ^{613}. Поэтому естественно, что дезертиры активно включались в повстанческое движение.

В 1920 г. «зеленое движение» в регионе разрастается и оказывает все большее влияние на крестьянские настроения. В качестве командиров повстанческих отрядов дезертиры принимают активное участие в крупнейшем восстании в Поволжье — «вилочном». Один из руководителей восстания, бывший штабс-капитан Шимоновский, называет себя начальником штаба «Зеленой армии» ^{614}. Практически в каждом уезде действуют мелкие или крупные отряды дезертиров, срывающие продразверстку и выполнение сельчанами различных трудовых повинностей, совершающие нападения на коммуны и совхозы ^{615}.

Дезертирство в регионе набирает силу с началом «польской» кампании. Для пополнения аремейских рядов начался призыв молодежи 1901 года рождения. Кроме того, в период с сентября по март 1921 г. значительная масса крестьян была призвана на повторные военные сборы ^{616}. Эти мероприятия подогрели и так уже обостренные антивоенные настроения. О том что крестьянство устало от войны и жаждало мира, говорилось в многочисленных информационных материалах ВЧК. Например, Пензенская губчека в сводке за 15–30 сентября 1920 г. следующим образом характеризовала крестьянские настроения: «…еще в 1917 г. хотели кончить войну, а теперь нас обманывают и опять выкидывают лозунг: «Все для войны». Крестьяне с большим нетерпением ждут конца войны и готовы сделать все тому, кто сумеет прекратить войну» ^{617}. О росте дезертирства в связи с началом нового этапа Гражданской войны, совпавшим с уборочной страдой, говорилось в отчете штаба Запасной армии в октябре 1920 г.: «Война с Польшей и Врангелем, период полевых работ и возможности легко укрываться по лесам и оврагам снова вызвали массовое дезертирство» ^{618}.

Ситуация обострилась после завершения военных кампаний против Польши и Врангеля. Воевать было уже не с кем. Данное обстоятельство придало новый импульс пацифистским настроениям среди красноармейцев, особенно фронтовиков. В информационной сводке Пензенской губчека за 1–15 декабря 1920 г. указывалось: «Среди красноармейцев во всех войсковых частях Республики сильно увеличилось стремление и тяга домой. Все их письма к родным полны просьбами о присылке фиктивных удостоверений, удостоверяющих известную причину, которая могла бы служить уважительным мотивом их отпуска. Поражение Врангеля и других банд повысило их настроение. Все ждут мобилизации» ^{619}.

В конце 1920 г. «зеленое движение» в регионе фактически срастается с общекрестьянским протестом против «военно-коммунистической политики» Советского государства. В Поволжье развертывается мощное повстанческое движение, в котором активное участие принимают не только дезертиры, но и демобилизованные красноармейцы. Возвращаясь домой, они находили свои деревни в полной нищете и отчаянии и прямиком направлялись в повстанческие отряды. Факт, что именно демобилизация Красной армии дала «повстанческий элемент в невероятном количестве», был признан В.И. Лениным на X съезде РКП(б) ^{620}. О том, что рост повстанчества в Поволжье произошел «от демобилизации нашей армии», «когда привыкшие воевать бывшие солдаты не могли заняться мирным трудом» констатировалось в 1920–1921 гг. на многочисленных губернских и уездных совпартконференциях ^{621}. Например, на заседании Пугачевской городской конференции 2 декабря 1921 г. в выступлении делегата Полонинова отмечалось: «При нашем тяжелом положении можно предполагать даже вспышки. Красноармеец, придя домой, видит распухших от голода родителей, семью, ибо помощи никакой нет» ^{622}.

В 1920 г. методы борьбы власти с дезертирством и «зеленым движением» оставались неизменными. По сравнению с 1919 г., более широкое распространение получили публичные акции: открытые разбирательства дел дезертиров и их укрывателей в судах, выездные сессии ревтрибунала и т. д. Кроме того, намного активнее, чем в 1919 г., использовались против семей дезертиров меры материального воздействия: штрафы, конфискации имущества и земельных наделов, принудительные работы. О масштабах и тяжести указанной меры наказания можно судить по следующему факту. Если в 1919 г., по нашим расчетам, в губерниях Поволжья на пособников дезертиров были наложены штрафы в размере не менее 9 550 000 млн. рублей, то в 1920 г. только за период с 1 января по 1 июня сумма наложенных штрафов по данной статье составила около 8 000 000 млн. рублей ^{623}.