Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

За этим усилением скрывались и разногласия внутри партии левых эсеров. У них не было единства по вопросу о политической линии после ратификации Брестского мира, и в частности в оценке выхода из состава Совета Народных Комиссаров. Сразу после IV Всероссийского съезда Советов видный деятель партии А. Устинов заявил, что он не считает возможным оставаться членом ЦК и редакции газеты «Знамя труда» ввиду «принципиального расхождения по вопросам выхода из состава Совнаркома, о партизанской войне на фронте, а также по вопросу об отношении ЦК партии к ратификации мирного договора» ⁶²⁷. Вышел из партии член ВЦИК Бухарцев, указавший, что «раскол в партии левых эсеров существует, на это закрывать глаза нельзя. ЦК партии левых эсеров делал колоссальные ошибки, дошел до того, что теряет своих членов. Партия левых эсеров… стала совершенно сводиться на нет» ⁶²⁸.

Вопрос об отношении к выходу из правительства был центральным на состоявшемся в Москве 17—25 апреля 1918 г. II съезде партии левых эсеров. На нем присутствовали 59 делегатов от 29 губерний, представлявшие 62 521 члена партии. Выступая на съезде, часть делегатов во главе со Спиридоновой пыталась доказать, что уход из Совнаркома был ошибкой. «Уходом от власти мы предали крестьянство, — говорила Спиридонова. — Выявление нашей революционной позиции в вопросе о войне не собрало нам массы: они остались за большевиками, которые, я утверждаю, не изменяют социальной революции, а только временно пригнулись вместе с народом, не имея в руках никаких сил и возможностей защищать целиком все наши революционные завоевания» ⁶²⁹.

Колегаев считал, что левые эсеры могут лишь тактически расходиться с большевиками, и поэтому видел для партии только один выход: «Войти в центральную власть, идя вместе с большевиками во всех вопросах социальной революции, хотя бы и подчиняясь их большинству, когда мы являемся меньшинством в едином отряде революционного социализма». Если же партия левых эсеров этого не сделает, то «первое — трудовое крестьянство отойдет от нас. Второе — революция пройдет мимо нас» ⁶³⁰.

Член ЦК Трутовский осудил ратификацию мирного договора, но в то же время высказался против ухода из Совнаркома. Он особо подчеркнул двусмысленность этого акта, поскольку в обстановке обостренной классовой борьбы не было места промежуточной, половинчатой политике. «Может быть, — говорил Трутовский, — один выход, цельный и договоренный: либо совместная работа с большевиками в центральной власти — для осуществления социальной революции… либо свергать большевиков, т.е. стать во главе контрреволюции» ⁶³¹.

Другая часть делегатов одобряла разрыв правительственного блока, считая, что их партия этим шагом развязала себе руки. Выход из правительства, говорил делегат Чижиков, позволяет «сконцентрировать все свои силы, чтобы быть в состоянии взять власть в свои руки» ⁶³². Съезд одобрил выход левых эсеров из СНК, однако это решение было принято большинством всего в пять голосов при пяти воздержавшихся. Недаром Спиридонова в своей речи сетовала: «…в нашей партии еще нет сплоченного ядра, той организационной силы, которая дает мощь партии» ⁶³³, а старейший деятель партии Натансон отмечал недостаток центростремительных сил и избыток центробежных ⁶³⁴.

Далеко не все местные организации с удовлетворением встретили решение II съезда. Пензенские левые эсеры, например, прямо заявили, что считают санкционирование съездом выхода левых эсеров из Совнаркома ошибкой и настаивают на созыве III съезда для пересмотра этого решения ⁶³⁵. Порицание руководящим партийным центрам за выход из Совнаркома выразила левоэсеровская фракция казачьего съезда в Омске ⁶³⁶.

Еще накануне IV съезда Советов В. И. Ленин писал, что ««левые эсеры», высказываясь за войну сейчас, заведомо разошлись с крестьянством…» ⁶³⁷. Большинство крестьянского населения России вопреки надеждам левых эсеров стояло за мир на любых условиях. Крестьяне гораздо лучше левоэсеровских лидеров понимали, что «заключение хотя и позорного, но необходимого в настоящий момент мира» — единственный выход из тяжелого положения, в котором находилась Советская республика.

Под влиянием настроений большинства крестьянства резолюции, одобрявшие ратификацию, принимались подчас и низовыми левоэсеровскими организациями, и фракциями левых эсеров в Советах, и даже Советами, где этой партии принадлежало большинство. Так, Лодейнопольский уездный Совет Олонецкой губернии признал «единственным выходом из того тяжелого положения, в котором очутилась в настоящее время Российская демократическая республика, принятие тяжкого и унизительного для нас мира» ⁶³⁸.

В резолюции Лужского уездного крестьянского съезда, принятой голосами большевиков и левых эсеров, говорилось: «Мир был утвержден о подчинении силе для того, чтобы дать возможность русской революции, избавившись от непосредственной опасности немедленного разгрома, собрать силы для новой борьбы с всемирным империализмом» ⁶³⁹. Олонецкий губернский Совет принял левоэсеровские резолюции по всем вопросам, кроме военного, по которому прошла резолюция большевиков, оценивавшая политику СНК и ВЦИК как «целесообразную и реальную» и осуждавшая отдельные сепаратные выступления, направленные против мирной передышки.

На I Донском съезде Советов, где большинство принадлежало левым эсерам и сочувствующим им, за проект резолюции о текущем моменте и о войне, предложенный большевиками, голосовало 330 делегатов, а левоэсеровский собрал лишь 130 голосов ⁶⁴⁰.

Сказанное отнюдь не означает, что среди крестьян не было антиратификационных настроений. В ряде случаев, в частности в Харьковской, Псковской, Витебской и других губерниях, принимались резолюции, отвергавшие мирный договор с Германией. Однако в основном это были губернии, расположенные вблизи установленной по Брестскому договору демаркационной линии. Кроме того, резолюции против ратификации мирного договора принимались главным образом Советами вышестоящими, меньше связанными с массами.

Разногласия в отношении к Брестскому миру и выходу из правительства, выступления крестьян в поддержку мирного договора создавали в партии левых эсеров атмосферу колебаний, неопределенности, неустойчивости. «События сложились так, — говорил В. И. Ленин на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г., — что наши союзники в течение большей части послеоктябрьского периода — левые эсеры — в настоящее время отошли от формального участия во власти. Их последний съезд ознаменовал особенно наглядно крайнее колебание в этой партии, и это выявилось теперь нагляднее, чем когда-либо, хотя и в печати эта партия также выражает собою полную растерянность и полное колебание» ⁶⁴¹.

Учитывая, однако, что в принципе левые эсеры были за Советскую власть, большевики и после выхода их из СНК относились к ним как к колеблющимся попутчикам революции. Они не форсировали разрыв, а, наоборот, стремились помочь левым эсерам встать на правильные позиции, терпеливо разъясняли ошибочность их политики.