Русские и пруссаки. История Семилетней войны
Русские и пруссаки. История Семилетней войны читать книгу онлайн
Впервые в России на русском языке издается труд известного историка и литератора Альфреда Рамбо (1842–1905), написанный в далеком теперь 1895 году. Автор, опираясь на многочисленные документальные источники, достаточно подробно освещает все крупные сражения Семилетней войны 1756–1763 гг., в которых участвовала русская армия. Он справедливо отмечает, что кампании русской армии в эту войну можно считать великой военной школой XVIII столетия.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И, наконец, г-н Масловский заключает, что Салтыков «нисколько не повинен в столь малой результативности своих блистательных побед». «На это … могущественно влияли как чисто стратегические требования обстановки, так и крупные ошибки русской дипломатии, которая, находясь в полной зависимости от графа Кауница, не дала главнокомандующему … исходных данных политической обстановки, нужных ему для правильного решения своей специальной задачи» [241].
Но все-таки царица могла гордиться этой кампанией: ведь Фридриха II крепко поколотили. Он и сам признавал свое поражение, а впоследствии, подзуживаемый демоном версификации, переложил это и на стихи, которые адресовал Вольтеру:
Глава тринадцатая. Кампания 1760 г. В Силезии
Война уже начинала тяжело отзываться на некоторых державах: и не только на короле прусском, на чьих глазах последовательно уничтожались все его ресурсы, или на Австрии или России, неистово вцепившихся одна в Силезию, а другая в Восточную Пруссию, но более всего на Франции, которая то побеждала в Германии, то терпела там поражения, а за пределами Европы теряла все свои колонии.
Попытка сепаратного мира между Англией и Францией не удалась, британцы еще не прибрали к своим рукам все владения в Индии и Америке, и поэтому Питт считал долгом чести защищать дело Фридриха II.
Франция продолжала истощать свои силы в Европе и окончательно губить себя за ее пределами ради австрийских интересов. Что касается России, то Людовик XV не только отклонил все ее предложения о более тесном союзе, но у него сохранялись и все предубеждения против этой державы, о чем свидетельствуют инструкции, врученные 16 марта 1760 г. барону де Бретейлю, направлявшемуся в Петербург в качестве полномочного посланника и помощника маркиза де Лопиталя, а также как агента «Секретной корреспонденции» и негласного наблюдателя за официальным посланником:
«Здравая политика не дозволяет допустить того, чтобы петербургский двор воспользовался всеми преимуществами его ныне авантажного положения для увеличения своего могущества и расширения границ империи. Располагая территорией, почти столь же обширной, как и земли всех великих государей Европы вместе взятые, и не нуждаясь в большом количестве людей ради поддержания собственной безопасности, сия страна способна выставить за своими пределами грозные армии; торговля ее простирается до границ Китая, и с легкостию, равно как и за короткое время, она может получать оттуда товары, кои другие нации добывают для себя лишь посредством длительных и опасных плаваний; русские войска ныне уже закалились в битвах. Абсолютное и почти деспотическое правительство России вполне основательно внушает опасения своим соседям и тем народам, кои могут подпасть под таковой же гнет после ее завоеваний. <…>
Когда московитские армии впервые явились в Германии {66}, все просвещенные дворы почувствовали, сколь важно внимательно следить за видами и демаршами сей державы, чье могущество становилось уже угрожающим. <…> Кто знает, не раскаются ли императрица-королева [243] и ее наследники за выбор такового союзника? <…>
Зверства русских в Польше в 1733–1734 гг., их осада противу всех законов справедливости вольного города Данцига, каковой подвергся жестокой каре за одну только попытку защитить свои права; содержание в унизительном и жестоком плену французского посланника [244] и трех французских батальонов вопреки условиям капитуляции; непристойное обращение с другим королевским посланником [245]; высокомерные требования для своих государей императорского титула; ее неверность в исполнении последнего договора с турками {67} …; вмешательство во внутренние дела Швеции; то, как она обращается с поляками уже в течение трех лет; виды, провозглашенные ею относительно разграничения Российской империи и Польши; наконец, все устройство и сами действия России, форма ее правления и состояние войска — все сие заставляет каждого государя, заботящегося о безопасности и общественном спокойствии, опасаться усиления сей державы [246].
Вышеизложенного более чем достаточно, чтобы король полагал весьма желательным отказ российской императрицы от претензии на Герцогскую Пруссию [247] …» [248]
Недоверие и зависть Людовика XV к постоянно возрастающей мощи России были столь сильны, что, когда в своих июльских «Инструкциях» 1759 г. герцог Шуазель рекомендовал маркизу де Лопиталю изыскать какой-либо способ восстановления мира между Австрией и Пруссией при вооруженном посредничестве России, король категорически осудил действия своего министра иностранных дел и предписывал барону де Бретейлю: «Надобно почитать весьма благоприятным для интересов короля, что маркиз де Лопиталь … упустил ту возможность, каковая была столь настоятельно ему рекомендована» [249].
На фоне подобной холодности версальского двора Россия делала робкие попытки сближения с Веной. В тайне от французов обе державы подписали в Петербурге трактат и конвенцию [250]. В отдельных и секретных статьях последней предусматривалось, что оба императорских двора будут стремиться получить для себя возмещение за счет прусского короля: один — возвращением Силезии и графства Глац, другой — окончательным присоединением Восточной Пруссии.
В плане новой кампании, подписанном Елизаветой 11 мая 1760 г., решимость продолжать войну изложена с категорической определенностью: «Необходимость заставляла нас рано или поздно самим начать эту войну, если бы даже король прусский не начал ее, ибо этот прежде от всех своих соседей зависевший государь [251] захотел наконец все дворы привесть в зависимость от себя; он всего от всех требовал, а сам никогда ни в чем не хотел удовольствовать и начатием настоящей войны показал, что не позволит, чтоб венский двор сделал малейшее движение в собственных землях своих» [252].
Елизавета сказала австрийскому посланнику графу Эстергази: «Я не скоро решаюсь на что-нибудь, но если я уже раз решилась, то не изменю моего решения. Я буду вместе с союзниками продолжать войну, если бы даже я принуждена была продать половину моих платьев и брильянтов» [253].
