Савва Морозов

Константин Сергеевич Станиславский, один из директоров фабрики «Алексеевы и Кº», «был человек со средствами, но не богач. Его капитал был в «деле»… он получал дивиденд и директорское жалованье, что позволяло ему жить хорошо, но не давало права тратить много на «прихоти». Был у него и отдельный капитал, но отложенный для детей, он не смел его трогать… В наше теперешнее предприятие он собирался внести пай примерно в десять тысяч», — сообщал в воспоминаниях В. И. Немирович-Данченко. У самого Владимира Ивановича нужных средств не было. «Кардинальнейший вопрос нашего дела — денежный — висел в воздухе». [323] Начался поиск меценатов. К. С. Станиславский, «отлично зная психологию московского купечества», [324] решить создать Товарищество Художественного театра по образцу акционерного общества. То есть возможные убытки падали не на одно лицо, а распределялись между акционерами, будучи пропорциональны вложенному ими капиталу.

Однако даже несмотря на этот удачный ход, богатые люди не спешили давать деньги на сомнительное дело. «Пайщики набирались с большим трудом, так как новому делу не пророчили успеха». Это совсем не удивительно. С тех пор как в 1880-х годах император Александр III разрешил создание частных театров, они стали появляться как грибы после дождя. Многие из них «лопались как пузыри. И сложилось убеждение, что к редкому предприятию так подходит название «всепожирающий Молох», как к театральному. Богатые солидные люди это отлично знали и сторонились театральных фантазеров».

Отказалась финансировать создание театра крупная благотворительница и меценатка В. А. Морозова, урожденная Хлудова. Не дала субсидии Московская городская дума. Только попечители Филармонического общества выделили небольшие средства, общей суммой около восьми тысяч, — и то лишь после вмешательства великой княгини Елизаветы Федоровны. Полученных денег для нормальной работы театра было явно недостаточно, но всё же… это был определенный успех. Окрыленные им основатели МХТ предприняли следующий шаг: обратились за материальной поддержкой к Савве Тимофеевичу Морозову.

Обстоятельства обращения К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко к одному из виднейших московских фабрикантов изложены в их мемуарах. В. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Мое знакомство с Саввой Тимофеевичем было сначала очень поверхностное. Встречались с ним где-нибудь на больших вечерах, или на выставках, или на премьерах, — где-то нас познакомили. Однажды был объявлен какой-то большой благотворительный спектакль, в котором я с моими учениками ставил «Три смерти» Мея. Встретившись где-то с Саввой Тимофеевичем, я предложил ему взять у меня два билета. Он очень охотно принял, но со смешком сказал, что у него нет с собой денег. Я ответил: «Пожалуйста, пусть десять рублей будут за вами; все-таки довольно любопытно, что мне, так сказать, интеллигентному пролетарию, миллионер Морозов состоит должником». Оба этой шуткой остались довольны. Прошло месяца два, мы где-то снова встретились, и он сразу: «Я вам должен десять рублей, а у меня снова денег нет». Я опять: «Пожалуйста, пожалуйста, не беспокойтесь. Дайте такому положению продлиться подольше». Так при встречах шутили мы года два. Однажды я ему даже сказал: «Ничего, ничего, я когда-нибудь за ними сам к вам приду». [325]

Свое обещание Владимир Иванович исполнил. Зимой 1897/98 года он приехал к Морозову вместе со Станиславским: «Ну, Савва Тимофеевич, я пришел к вам за долгом — за десятью рублями». Состоялся деловой разговор, и купец не отказал просителям. «Морозов согласился войти в наше паевое товарищество сразу, без всяких опросов». Савва Тимофеевич вложил в дело десять тысяч и поставил одно-единственное условие: чтобы театральное товарищество не имело над собой высочайшего покровительства. Его собеседники это условие приняли.

По словам К. С. Станиславского, вступая в дело, Морозов заявил: «Мне нравится идея нового театра, хотя я мало верю в возможность ее осуществления». [326] Однако… его действия говорят об обратном.

Десять тысяч рублей в конце 1890-х годов были весьма значительной суммой. Конечно, Морозов был очень богатым человеком. Но он не принадлежал к числу тех людей, что бросаются деньгами направо и налево. Напротив, тщательно взвешивал необходимость любых расходов. Так, осенью 1903 года к Морозову по рекомендации знакомых пришла женщина с просьбой пожертвовать денег для малоимущих слушательниц женского медицинского института. Купец «обещал весной дать 300 р[ублей] всего, говорит, что все распределено на этот сезон». [327] Траты Морозова, как и любого другого крупного коммерсанта, неизменно соотносились с его доходами. Что же вдохновило купца вложиться в новый театр?

Вероятно, здесь сыграли роль сразу несколько факторов.

Во-первых, Савву Тимофеевича заинтересовало само дело — вернее, те основания, на которых оно строилось. В основание МХТ была положена идея, что театр должен быть общедоступным. Эта идея Морозову оказалась очень близка: купец сам не так давно воплотил ее на практике, создавая первый орехово-зуевский театр. Вероятно также, Морозову пришлись по душе эстетика будущего театра, стремление к максимально возможному на сцене реализму. Фактически основатели МХТ взяли на себя «в сценическом русском деле роль передвижников относительно Академии». [328] То есть — роль разрушителей старых отживших традиций и их замены новыми, художественными, принципами искусства. Кроме того, купца заинтересовало, что в центре интересов Художественного театра находилась современная жизнь со всеми ее комическими и драматическими проявлениями. Постановки МХТ должны были перекликаться с реальной жизнью русского общества, отвечать его насущным требованиям и ставить перед ним новые вопросы. «Хороший театр должен ставить или такие пьесы из классических, в которых отражаются благороднейшие современные идеи, или такие из современных, в которых теперешняя жизнь выражается в художественной форме» — так определил репертуар театра Немирович-Данченко. Этот-то комплекс идей, а вернее, попытки претворить его в жизнь и пришлись по душе С. Т. Морозову.

Во-вторых, вероятно, сказались давнее знакомство Морозова с Константином Сергеевичем — и та безупречная репутация, которую Станиславский заслужил как театральный деятель. Купец, актер-любитель, один из создателей (по просьбе Станиславского) Театра-студии на Поварской (1905) С. А. Попов писал, что Станиславскому трудно было не доверять. «Когда он только еще «любительствовал», его моральный кредит был уже высок, ему верили как Алексееву-Станиславскому, верили тому, что он, создавая Художественный театр, шел на серьезное дело, не специфически антрепренерское». [329] Оба просителя, особенно Станиславский, были необычайно обаятельны. По словам Т. Л. Щепкиной-Куперник, Станиславский «обладал даром воздействия на окружающих почти гипнотическим». Наконец, Морозову предложили не просто спонсировать театр, но и войти в паевое товарищество по его созданию. А это было то самое большое дело, которого он страстно желал. В результате, говоря словами Станиславского, одним из первых Савва Тимофеевич вступил в это «дело, начавшееся среди насмешек большинства». [330]

Договор об учреждении Общедоступного театра в Москве, заключенный сроком на 12 лет, датируется 10 апреля 1898 года. (Вплоть до 1901 года — Московский Художественный общедоступный театр, или МХОТ, потом слово «общедоступный» выпало из его названия; в дальнейшем в тексте книги театр для краткости будет называться Московским Художественным, вне зависимости от времени упоминания.) В этот день было организовано Товарищество пайщиков МХТ. Его членами состояли десять лиц. Девять из них, в том числе Савва Тимофеевич Морозов, являлись представителями купеческого сословия. Каждый из подписавших договор (кроме В. И. Немировича-Данченко) внес в дело паевой взнос. Общая сумма составила 25 тысяч рублей, причем самые крупные взносы — по пять тысяч — поступили от К. С. Станиславского и С. Т. Морозова. [331] Это было дополнение к тем десяти тысячам, которые Савва Тимофеевич уже внес ранее. [332]