Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления
Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления читать книгу онлайн
Книга канадского историка Л. Виолы посвящена переломному моменту истории Советского Союза — коллективизации сельского хозяйства. Рассматривая борьбу советского крестьянства против коллективизации как гражданскую войну между городом и деревней, автор на основе архивных материалов исследует активные и пассивные, повседневные формы и стратегии крестьянского сопротивления в СССР 1930-х и последующих годов.
Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся историей России и СССР.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Доклад из архива, основанный на неопубликованных заметках корреспондента газеты «Правда», раскрывает интересные подробности касательно одного из случаев так называемой подготовки контрреволюционной организацией восстания в Крыму. В Судакском и Карасубазарском районах в деревнях, где жили татары-мусульмане, предположительно под влиянием местных мулл, кулаков и криминальных элементов, возникло «общественное движение», участники которого выступали за эмиграцию в Турцию в знак протеста против коллективизации. Центром деятельности организации стала деревня Ускиут, где в 1928 г. уже были зафиксированы несколько серьезных выступлений. Лидеры движения, согласно сообщениям, запасались оружием, регулярно созывали «тайные собрания», организовали конные отряды, а также вели переговоры с местными судовладельцами насчет путей бегства в Турцию в случае необходимости. Кроме того, руководители организации поддерживали контакты с прилежащими селениями и даже имели союзников в Симферополе, где два нэпмана якобы передали в распоряжение участников движения 200 винтовок. В конце 1929 — начале 1930 гг. проводились сходы, на которых решался вопрос о персональном участии в поддержке движения. Одновременно в мечетях шел сбор подписей под письмом Калинину, в котором содержалась просьба дать разрешение на отъезд в Турцию, собирались средства для посылки гонца с письмом в Москву. Независимо от того, имело ли повстанческое движение целью только сбор подписей в мечетях в поддержку эмиграции или тайная организация действительно планировала восстание, — возможные проблемы были устранены своевременным вмешательством местных властей, которые отправили в деревню подразделение Красной армии, арестовавшее более 200 чел. Несмотря на то что журналист ни словом не обмолвился о подавлении движения в регионе, он записал, что местные жители оскорбляли солдат и даже закидывали их камнями. Более показательным событием стало самоубийство одного из солдат, который, согласно заметкам журналиста, тем самым «проявил свою социальную позицию». С другой стороны, его поступок, вероятно, мог означать, что он был морально подавлен теми действиями, свидетелем которых стал, и не мог больше выполнять свои обязанности {652}.
Различия между понятиями «группа» и «организация», «кулацкий» и «контрреволюционный» далеко не очевидны, хотя в сознании коммунистов-бюрократов, организовывавших и проводивших репрессии, они, несомненно, были. Так же вызывает сомнение, существовали ли в действительности эти формирования как организованные группы. То, что проходило в милицейских отчетах как ликвидированные контрреволюционные или кулацкие организации, могло в реальности быть всего лишь мятежными или причиняющими беспокойство крестьянами, которых сделали виновными в назидание другим либо для того, чтобы выслужиться перед вышестоящими чиновниками, имеющими параноидальную склонность видеть тайный заговор на каждом шагу.
В основном в массовых выступлениях участвовали крестьяне всей общиной. Во главе демонстраций во время собраний и деревенских бунтов часто шли женщины, иногда вместе с детьми. В тех же бунтах, что выходили далеко за пределы одной деревни, руководителями являлись мужчины. Данные по социальному составу участников выступлений попадаются нечасто, да и на те по большей части нельзя полагаться, поскольку в их основе лежат субъективное определение классов в деревне и неизбежное стремление обвинить кулаков и подкулачников во всех волнениях. Возможно, в ряды массового сопротивления вливалась вся деревня, независимо от социального статуса ее жителей. Скорее всего, подобная ситуация была характерна для деревень с населением, в целом однородным в социально-экономическом плане. Там масштаб выступлений примерно совпадал с размерами деревни, как это происходило в Московской и Центрально-Черноземной областях. Один из немногих примеров отчета о классовом составе участников восстания содержит данные по Лужскому округу Ленинградской области за период конца 1929 — начала 1930 гг. Среди участников 274 «антиколхозных массовых выступлений» 29,2% составляли кулаки, 51,1% — середняки и бедняки, 7% — священники и 5,1% — местные советские работники {653}. Высокий процент участия бедноты и середнячества вкупе с тем, что доля кулаков, скорее всего, завышена, отражает тот факт, что жители деревни выступали во время массовых волнений единым фронтом. Даже ОГПУ пришлось признать, что повсеместные жестокие притеснения народа привели к поддержке кулаков «со стороны более или менее значительных масс бедноты и середнячества» {654}.
Иногда поступали донесения, что в массовых выступлениях участвовали либо играли руководящую роль народники и эсеры, хотя в целом оставалось неясным, были они людьми сторонними или же местными жителями. По сведениям ОГПУ, в деревнях Лопатино и Козловка Лопатинского района Нижневолжского края была ликвидирована контрреволюционная повстанческая группа, которой руководили эсеры. Предположительно члены группы, среди которых было 6 эсеров и 47 кулаков, действовали в 6 деревнях {655}. Согласно другому официальному источнику, восстание в Турковском районе Нижневолжского края также возглавлялось членами этой партии {656}. В августе 1930 г. в Сибири была уничтожена группировка, называвшая себя «Черные». По документам ОГПУ, в эту организацию, которая действовала в 50 деревнях и более чем в четырех округах, входили и бывшие эсеры {657}. В это же время в отчетах из России, опубликованных в газете народников-эмигрантов «Вестник крестьянской России», говорилось, что члены их партии приняли участие в выступлениях против коллективизации и были тут же арестованы.
На страницах «Вестника» народники также заявляли, что в России более 200 населенных пунктов, где жители действовали под их руководством {658}. Народники действительно принимали участие в выдвижении требований по формированию крестьянских союзов {659} и советов без коммунистов {660} и подстрекали к восстанию. Однако опыт и реалии послереволюционного периода привели к тому, что крестьянская масса и так была достаточно политизирована, и особых указаний ей не требовалось. Несмотря на существовавшую точку зрения, согласно которой внешнее политическое воздействие на деревню было ограничено, понимание коммунистами причин массовых волнений сводилось к переложению официальных обвинений с крестьянства на оппозиционные политические организации. В результате можно говорить скорее о преувеличении значимости фактов, нежели о сокрытии сведений.
Кроме того, в подстрекательстве к протестам против коллективизации зачастую обвиняли духовенство, в основном православных священников и членов церковных советов из мирян. В частности, их обвиняли в распространении идеи о том, будто советская власть это следствие происков Антихриста {661}. Так, окружной комитет партии в Твери полагал: «Контрреволюционным штабом является церковный совет, вокруг которого группируются все контрреволюционные силы против коллективизации» {662}. В феврале 1930 г. ОГПУ сообщало: на Средней Волге незаконные собрания часто проводились «под видом заседаний церковных советов», что, по всей видимости, говорило о руководящей роли церкви в борьбе против коллективизации {663}. Церковь действительно сыграла значительную роль в организации сопротивления {664}. В начале 1930-х гг. в деревне Славкино Аткарского округа Нижней Волги местный глава церковного совета подговорил женщин освободить недавно арестованного священника. Три сотни крестьянок собрались возле сельсовета, скандируя: «Дайте нам батюшку!» {665} В деревнях Островка, Сыса и Телятники Рязанского округа Московской области члены церковного совета во время массовых демонстраций заняли здания сельсоветов {666}. По донесениям, поступавшим из Московской области, женщин назначали на ответственные должности в церковных советах, причиной чему, вероятно, стала их открытая оппозиция советской власти. В Последовском сельсовете Пронского района Рязанского округа женщину даже выбрали церковным старостой {667}. Члены церковного совета занимали достаточно высокое положение, чтобы руководить жизнью деревни, и были весьма подвержены политическим перипетиям, что делало их крайне заинтересованными участниками бунтов.
