Тайное становится явным

Но Советское правительство отделяло демократическую Польшу от эмигрантского правительства в Лондоне, с которым СССР в 1943 г. порвал дипломатические отношения, поскольку оно продолжало и усиливало антисоветскую линию в своей политике.

Черчилль говорил о Польше как «инструменте в оркестре Европы», что Англия желает «существования сильной и независимой Польши, дружественной по отношению к России». Черчилль хотел играть свои мелодии на польской скрипке. В складывающихся условиях руководящие круги Англии и США стремились к тому, чтобы послевоенное развитие в Польше пошло по старому, буржуазно-помещичьему пути. Но это, разумеется, маскировалось.

Излагая свою идею о будущих границах Польши, Черчилль показал ее на трех спичках, одна из которых представляла Германию, другая — Польшу и третья — Советский Союз. По мнению Черчилля (о степени его искренности можно только догадываться), все три спички должны быть передвинуты на запад с целью «обеспечения безопасности западных границ СССР».

Черчилль внес предложение по польскому вопросу, гласившее: «В принципе было принято, что очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции…»

СССР выступил за возвращение Польше земель на западе, вплоть до линии Одера. На востоке линию границы предлагалось провести по «линии Керзона».

Согласно советской точке зрения по вопросу будущих границ Польши украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии, то есть между СССР и Польшей должна существовать граница сентября 1939 г.

В Тегеране между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным предварительно был обсужден вопрос о создании международной организации безопасности.

На конференции была принята Декларация трех держав об Иране. В ней подтверждалось желание трех держав «сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность Ирана» [547].

В Тегеране проходили не только пленарные заседания глав трех правительств. Имели место официальные двусторонние встречи между Сталиным и Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем, между министрами иностранных дел. Эти двусторонние совещания способствовали сближению точек зрения, сглаживали серьезные трения, горячие споры по важнейшим военным и политическим проблемам.

Ежедневно проходили совещания военных представителей трех держав на конференции или заседания начальников штабов США и Англии, готовивших вопросы для обсуждения Большой тройки.

Рузвельт обсуждал военные и политические вопросы со своими дипломатическими и военными советниками — Гопкинсом, приехавшим вместо государственного секретаря Хэлла, Леги, Маршаллом, Арнольдом, Кингом. Британский премьер обсуждал проблемы, рассматриваемые на конференции, с Иденом, Керром, Бруком и другими советниками.

Накануне пленарного заседания конференции 29 ноября состоялась торжественная церемония, символизировавшая крепнущее единство английского, американского и советского народов в борьбе с общим врагом.

Члены делегаций СССР, Англии и США, генералы, адмиралы, дипломаты собрались в конференц-зале советского посольства на церемонию вручения премьер-министром Черчиллем почетного меча жителям Сталинграда от имени короля Георга VI и английского народа. Это было выражение восхищения героической борьбой, бессмертным подвигом защитников волжской твердыни, окончательно похоронивших миф о непобедимости немецкой армии.

Около половины четвертого в зал вошли руководители трех держав. Сталин был в маршальской форме, Черчилль облачился в мундир высшего офицера военно-воздушных сил Англии. Рузвельт был в штатском.

Оркестр исполнил советский и английский гимны. Черчилль достал меч, спрятанный в ножнах, и, придерживая его на весу, сказал, обращаясь к главе Советского государства: «Этот почетный меч, изготовленный английскими мастерами, я вручаю для передачи гражданам Сталинграда». На лезвии меча была выгравирована надпись: «Гражданам Сталинграда — людям со стальными сердцами — дар короля Георга VI в знак уважения английского народа».

Приняв меч и вынув его из ножен, Сталин ответил: «От имени граждан Сталинграда я хочу выразить мою глубокую благодарность за подарок короля Георга VI. Граждане Сталинграда высоко оценят этот подарок».

Затем Сталин показал меч Рузвельту, тихо сказавшему:

— Действительно, у граждан Сталинграда стальные сердца! [548]

Меч со звоном вернулся в ножны. Маршал Ворошилов в сопровождении почетного караула красноармейцев-автоматчиков перенес меч в соседнюю комнату (ныне этот меч хранится в Государственном музее обороны Волгограда). Сталин, Рузвельт и Черчилль сфотографировались на террасе посольства с министрами, генералами, адмиралами.

Вечером 30 ноября британский премьер Уинстон Черчилль праздновал в английской миссии свой шестидесятидевятилетний юбилей. Главы трех держав провозглашали тосты за крепнущее единство союзников в войне и мире.

— Встреча в Тегеране, — говорил Рузвельт, — укрепила надежды на то, что будущий мир будет лучшим миром… Мы доказали здесь, в Тегеране, что различные идеалы наших наций могут быть гармоничны в стремлении к единству [549].

Заключительный тост Черчилля был за «большой прогресс в международных делах, достигнутый в Тегеране» [550].

Поздним вечером 1 декабря, после заключительного пленарного заседания, спешно была согласована Декларация трех держав. Рузвельт и Черчилль, намеревавшиеся остаться на конференции до 3 декабря, изменили решение — в горах Хузистана выпал снег и резко ухудшившаяся погода могла задержать их отлет в Каир, где намечалась встреча с президентом Турции Исметом Иненю.

Декларация гласила:

Великие державы — СССР, США и Англия сделали еще один важный шаг на пути к победе над силами нацизма, в укреплении антифашистской коалиции. Боевое сотрудничество великих держав росло и крепло.

Впервые в истории антифашистской коалиции в Тегеране были согласованы стратегические планы союзников для борьбы с фашистскими державами, принято окончательное решение об открытии второго фронта в Европе.

Оценивая итоги Тегерана, Рузвельт подчеркивал: конференция «является историческим событием, подтверждающим не только нашу способность вести войну, но также работать для дела грядущего мира в полнейшем согласии» [552].

Черчилль отмечал: «Это — историческая встреча, и многое в будущем будет зависеть от дружбы глав трех государств и принятых на конференции решений» [553].