Сталинград. Великая битва глазами военного корреспондента. 1942-1943

Не прошло и пяти минут, как поступил ответ: «Советский Союз благодарит вас, ваша жизнь не была бессмысленной».

Об этом вспомнили пятеро солдат в танке, когда прогремел их последний выстрел, перевернувший противотанковую пушку в четырех сотнях метров от них. Против огнеметов они были бессильны. Когда взошло солнце, на командном пункте 506 никто уже не отзывался, но Германия их не благодарила, и никто не думал о том, был ли какой-либо смысл в их смерти.

Сложно описать тот момент, когда приходила почта, когда приходили сотни и тысячи писем и открыток, преодолевших громадное расстояние. Если бы кто-нибудь посмотрел на лица людей, ожидавших почту в Сталинграде, то увидел бы в них лишь одно тяжкое напряжение от этого ожидания. Взоры всех были устремлены на эту небольшую гору бумаги.

Когда поступала почта, война как бы отступала на задний план, словно ее не было. Они слушали, как выкрикивали имена товарищей. В глотках пересохло, каждый надеялся и ждал, когда произнесут его имя, ждал, словно оправдательного приговора, избавлявшего его от смерти. Имена произносили, люди протягивали руки, чтобы получить долгожданный конверт, и тот, кому посчастливилось получить письмо, уже больше не плыл в бескрайнем море ожидания и неуверенности, он был на берегу, и под его ногами вновь была твердая почва.

Около походной кухни стоял человек с широкой грудной клеткой и головой без шеи, на бесстрастном лице – маленькие, близко посаженные глазки. Он держал себя высокомерно, у него были сигареты, и у него были деньги. Он был одним из тех, кто сразу же становился незаменимым в той или иной организации. На войне он заведовал кухней, а когда бои в Сталинграде закончатся, он наверняка станет комендантом какого-нибудь лагеря для военнопленных. Он вел учет банок с мясными консервами, взвешивал масло, разливал напитки по бутылкам. Так продолжалось восемь недель, и теперь он словно король восседал на своих «сокровищах», которыми можно было два раза накормить целую роту. У него были свои друзья, и он был у них. «Добрый день, господин оберцальмейстер (начальник финансовой части)». «Добрый день, Пауль». Друзья подыгрывали ему, а он – им, и это бесшейное чудовище признавало только те вещи, ценность которых сохранится и после Сталинграда. Он охотно принимал подарки, в общем, был порядочной свиньей.

Однажды к нему пришел солдат, покинувший свое убежище только после того, как от его роты ничего не осталось. Бедный малый не ел несколько дней, но три повара остались к этому равнодушными.

Тогда солдат пришел к Паулю. Он посмотрел на его расплывшееся от жира лицо и подумал, что разжирел тот не от снега. Не говоря ни слова, солдат повернулся и ушел, но через четверть часа вернулся с мешком. Пауль услышал следующие слова: «Пять буханок хлеба, десять фунтов колбасы, десять банок сала». Солдат ухмыльнулся, а Пауль рассмеялся, при этом лицо его покрылось морщинами, для которых на его расплывшемся от жира лице было значительно больше места. Солдат, просивший хлеба, смотрел на руку повара, размешивавшего пшенную кашу, а Пауль смотрел на руку солдата с перекинутым через плечо мешком.

И тут Пауль сразу все понял, когда увидел направленное на него дуло пистолета, что подействовало на него мгновенно.

Он уже не смеялся, а солдат ушел с наполненным мешком. Уходя, солдат повернулся и, постучав указательным пальцем по виску, сказал: «У тебя здесь не все дома, ты – разжиревший боров».

Когда Пауль был взят в плен, у него нашли четырнадцать тысяч рейхсмарок; как он объяснил, он откладывал это с денежного довольствия. Весной 1946 года он умер от сыпного тифа.

23 ноября у майора Цицевица зазвенел телефон:

– Это Цейтцлер, зайдите немедленно ко мне.

Через четверть часа майор Цицевиц стоял перед начальником Генерального штаба сухопутных войск.

Генерал подвел майора к лежавшей на столе карте:

– С сегодняшнего утра 6-я армия окружена. Вы сегодня вылетите вместе с отделением радиосвязи в Сталинград. Мне очень важно, чтобы вы сразу же передали мне как можно больше сведений. Никаких других заданий я вам не даю. Беспокоиться нам не о чем, генерал Паулюс все делает прекрасно. У вас есть вопросы ко мне?

– Нет, господин генерал.

– Скажите генералу Паулюсу, что делается все для того, чтобы разорвать кольцо окружения.

25 ноября отделение связи приземлилось в Питомнике, имея при себе 70-ваттный коротковолновый и 15-ваттный ультракоротковолновый передатчики. Через два часа после приземления майор Цицевиц явился к генерал-майору Шмидту. Беседа была короткой, генерал выслушал майора, рассказавшего о поставленной перед ним задаче, и приказал, чтобы все радиограммы, отправляемые майором, перед отправкой из котла клали ему на стол для визы.

Командующий принял майора Цицевица в своем бункере и напомнил ему о том, что в январе 1942 года он посылал его с таким же заданием в 9-ю армию в район Ржева. Тогда он сказал майору:

– Перед тем как началась война с Россией, я по поручению Генерального штаба провел штабные занятия и на картах показал, как все будет происходить. Все произошло так, как я предсказывал. Там, в несгораемом шкафу, – при этом он указал на угол, – лежат карты с моими пометками и документы – письменное подтверждение моих предположений. Я вот думаю: если будет когда-нибудь время, хорошенько высплюсь или займусь этими документами? Думаю, что придется сделать последнее.

Эти слова вспомнил майор Цицевиц в тот ноябрьский вечер.

Мысли командующего протекали, однако, в несколько ином русле. Как и какими силами командование сухопутных войск намерено деблокировать 6-ю армию; армия заявила о пяти сотнях тонн ежедневного снабжения, и поэтому его интересовало, каким образом его армия могла продолжать борьбу и оставаться жизнеспособной.

На эти вопросы майор Цицевиц не мог дать ответа и не мог что-либо изменить в том, что с этого момента стало частью его повседневной жизни. Ему оставалось только докладывать об этом!

Ничего нового он, правда, доложить не мог. Армия потеряла во время боев западнее Дона склады, запасы продовольствия и почти все службы снабжения; пятьсот тонн – действительно минимальное количество ежедневного груза снабжения, хотя за последние сутки самолетами было доставлено всего лишь сто пятьдесят тонн, то есть меньше половины того, что требовалось.

Он докладывал о проблемах с древесиной, о ее распределении и подвозе к отдаленным дивизиям для строительства укреплений и топки печей. Он соединял воедино свои донесения о проблемах армии для передачи их одной радиограммой, чтобы там, наверху, имели полное представление о том, с какими бесконечными проблемами и трудностями приходится сталкиваться армии, что наверняка отразится на предстоящих боевых действиях, а приказ об этом сверху уже поступил.

Каждую радиограмму перед отправкой давали на визу генералу Шмидту, но в какой-то день конкретные и ясные радиограммы подверглись обработке и были сокращены со ссылкой на то, что еще не наступило время для таких пессимистических донесений. После этого майор Цицевиц, поговорив с начальником оперативного управления штаба, решил найти возможности отправлять по своему усмотрению самые важные радиограммы, не показывая их генералу. С этого момента такие радиограммы стали отправлять по ночам, когда начальника штаба запрещено было тревожить, но сначала они поступали к одному офицеру оперативного управления в ставке, и майор Цицевиц знал, что тот непременно положит эти донесения на стол самого высокого начальства, при этом сможет сопроводить их комментариями в более свободной форме, чего не позволял официальный язык донесений.

В Сталинграде в каждой дивизии ежедневно выходило из строя около сотни человек из-за простуд и кишечных заболеваний, при двадцати четырех дивизиях общее число заболевших составляло, таким образом, две тысячи четыреста человек. В этой связи решено было прочесывать все находившиеся в котле боевые части. Командиру 14-й танковой дивизии было поручено отбирать соответствующих солдат и формировать из них отдельные батальоны.