Живые и мертвые (Живые и мертвые, Книга 1)

- Поторапливайтесь, товарищи! - вдруг, подойдя к Шмакову, сказал Климович. К нему самому только что подбежал оперативный дежурный и сказал что-то такое, что резко изменило его настроение. - Поторапливайтесь! Чтоб через пять минут вас тут не было! - закончил он.

Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он пожал руку Шмакову, откозырял остальным и позвал Иванова:

- Пошли, капитан!

Синцов догнал их.

- Товарищ подполковник! - окликнул он Климовича.

Климович круто остановился, повернулся к нему и пожал руку.

- Прощай, Ваня! Езжайте, не канительтесь! А мне, извини, недосуг.

И пошел дальше.

8

Колонна из тринадцати грузовиков и двух "эмочек" - в голове и в хвосте - уже второй час ехала по лесному грейдеру, который, по словам знающих людей, где-то впереди выходил на Юхновское шоссе.

После вчерашнего дождя снова стояла сухая ветреная погода. По сторонам дороги километры желтого и красного осеннего леса перемежались полосами уходивших далеко к горизонту осенних серых полей. Гонимые ветром жухлые листья все время перебегали дорогу под колесами машин. Иногда сквозь тучи проглядывало солнце, и становилось совсем тепло и весело.

Синцов еще до погрузки на машины, когда сдавал оружие, спросил у Шмакова, какие обязанности ему теперь нести и на какую машину грузиться.

Так неожиданно потеряв Серпилина, у которого он был за все сразу - и за адъютанта, и за ординарца, и за писаря, - он чувствовал себя непривычно свободным.

- А, не торопись! - ласково, на "ты", сказал ему Шмаков, душа которого после митинга размягчилась и подобрела ко всем окружающим. - Доедем разберемся. В любую машину садись. Еще успеешь, накомандуешься!

И Синцов сел в первую попавшуюся машину в середине колонны.

Рядом с ним в кузове оказался красноармеец Золотарев, тот самый, который когда-то вышел им навстречу вместе с полковником Барановым. На Золотареве была даже та самая кожанка, только теперь уж и вовсе, до дыр и белизны, протертая и заношенная. И винтовка у него была та самая, с которой он пришел к ним. Пока были в окружении, он не польстился на трофейное оружие и теперь остался в выигрыше.

Рядом с Золотаревым, с другого его боку, сидел шофер из танковой бригады, он попросился с ними до тыловой рембазы, где стояла его полуторка.

Первое время разговор шел об одном - о сданном трофейном оружии. Шофер из танковой бригады не уставал шутить на эту тему.

- Конечно, - говорил он, - на миномет ваш трофейный и на пулеметы, да и хоть бы вы даже орудие взяли, - на них никто не позарится. А вот из-за автоматов целая война будет. И как это ваше командование такую богатую трофею сдать согласилось? Я бы вами командовал - ни в жисть бы не отдал!

- А что же их в тыл везти! Они на фронте нужнее, - больше для порядка, чем от души, возразил Синцов.

- На фронте! Так и вы не в Сибирь едете, еще на фронт явитесь!

- Явимся, но не сразу.

- А вы правильно объясняете, товарищ политрук, - внешне почтительно, но с огоньком усмешки в лукавых глазах ответил шофер. - Но только я бы лично ни в жисть не сдал! Ох, и война будет через эти ваши автоматы!.. Наш командир бригады лапу наложит безусловно: оставь бригаде! Из тыла армии приедут безусловно, скажут: дай! Из соседней дивизии подъедут, по-соседски попросят: может, чего уступите? Ну, а из штаба армии - это уже "всех давишь"! Приедут и заберут! Тем более, скажут, вы, танкисты, под Ельней и так кое-какими трофеями разжились. А вообще-то с этой, с Ельней... бои были крепкие, а трофеи небогатые... Нет, небогатые...

Разговор перешел на недавние бои под Ельней, в которых, как Синцов понял, ехавший с ними шофер сам не участвовал, но, должно быть, повторяя слышанные разговоры, размашисто рассказывал, что под Ельней у немцев было до восьми дивизий, целая армия, и им, в общем, крепко дали духу, но под конец малость сплоховали. По словам шофера, если бы "соседи" не подвели (какие именно "соседи" и в чем они подвели, он не уточнял), то можно было всех немцев запечатать в бутылку.

Все, кто сидел в машине, внимательно слушали, подпрыгивая на ухабах, пропуская слова и фразы и переспрашивая друг друга.

- Значит, все-таки упустили? - огорченно спросил кто-то, когда шофер сказал про бутылку.

- Не то чтобы вовсе упустили, - ответил шофер, - но технику они повытаскивали... Я же говорю, трофеи не особые.

И все слушавшие его хотя и радовались тому, что немцев под Ельней поколотили, да еще восемь дивизий, но одновременно воспринимали как личную обиду, что не довели дела до конца, не запечатали их в бутылку. Уж очень всем ехавшим в машине хотелось, чтобы немцы оказались в окружении, побывали в их шкуре.

Потом, после молчания, кто-то спросил, большие ли были потери в боях под Ельней.

- Да как сказать... - неопределенно ответил шофер из танковой бригады. - У кого как, да и опять же, если людские взять потери или в материальной части, тоже как считать.

И Синцов понял, что потери были большие, но шофер не хочет сейчас говорить об этом.

- А авиация как? - снова спросил кто-то.

- Видишь, нету! - оторвав руку от кузова и показав в небо, отозвался шофер. - Едем - и ничего. А то, бывало, из щели носа не высунешь. А сейчас, я бы сказал, даже чересчур смело едем. Правда, последние дни тихо, совсем мало летают. Даже тревога берет: с чего бы это?

- Ну, а как, если взять потери? - упрямо переспросил тот же боец, что спрашивал в первый раз. - Вот у вас, скажем, в бригаде: сколько вас было с начала войны и сколько вас теперь есть?

- Так ведь как сказать... - снова уклонился шофер. - В первых боях людей потеряли, потом из окружения пробивались, опять потери были. Правда, и к нам по дороге люди прибивались...

- Это и к нам тоже, - отозвалось сразу несколько голосов.

- Ну, и от нас кто отбился, мог к другим прийти, - рассудительно продолжал шофер. - Так на так. Потом переформировались - опять новый счет. Потом под Ельней бои, а теперь снова пополнения ждем... Как тут считать? Я вот, например, с первых дней в бригаде, со Слонима.

- А много ли таких, как ты?

- Не считал, не знаю! - огрызнулся шофер.

И Синцов снова подумал: "Не много!"

- А письма сейчас как получаете? - спросил он. - Полевая почта хорошо работает?