Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

Но в то же время, полагал он, следует продумать, в каких формах сделать это, «чтобы не было вреда».

— Не может быть вреда, — заверил первый секретарь ЦК КП Украины и член Президиума ЦК КПСС А.И. Кириченко, оговорившись, что сказать следует «разумно». По его мнению, следовало бы назвать всех тех, кто реабилитирован, и «решение от съезда вынести».

— На съезде ЦК должен высказаться, — сказал посол в Польше П.К. Пономаренко. — Гибель миллионов людей неизгладимый след оставляет. Трезво об этом периоде и роли Сталина надо сказать.

Подводя итоги прений, Хрущев констатировал, что расхождений по вопросу, что съезду надо об услышанном сегодня сказать, нет, были оттенки, которые следует учитывать.

— Все мы работали со Сталиным, но это нас не связывает. Раз выявились факты, необходимо сказать о них, или [получится, что] мы оправдываем [его] действия. Не [надо] бояться. [Но надо и] не быть обывателями, не смаковать. Развенчать до конца роль личности.

И сформулировал выводы:

— На съезде доклад поставить. Секретарей ЦК всех подключить [к его составлению]. Кто будет делать доклад — обдумать. Может быть, на пленуме ЦК старого состава сказать, что хотим поставить такой-то вопрос ^{682}.

На этом же заседании было решено считать необходимым ознакомить делегатов съезда с неопубликованными документами Ленина, имея в виду прежде всего его политическое завещание с рекомендацией заменить Сталина на посту генерального секретаря и записку Сталину о разрыве личных отношений в случае, если тот не извинится перед его женой за допущенную к ней грубость.

В архивных делах XX съезда имеется выписка из протокола № 188 заседания Президиума ЦК от 13 февраля 1956 г. Вот что там говорится: «Об открытии Пленума ЦК КПС. Поручить открыть Пленум ЦК КПСС первому секретарю ЦК т. Хрущеву Н.С. Внести на Пленум предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности. Утвердить докладчиком т. Хрущева Н. С.» ^{683}.

Сам Хрущев, если верить его мемуарам, вначале назвал Поспелова: ведь тот председательствовал в комиссии, составил записку, которая сейчас и является предметом обсуждения, пусть переделает ее в доклад и зачтет на съезде. Ему стали возражать: по такому важному вопросу должен выступить не один из секретарей, а именно первый секретарь; так как в отчетном докладе об этом нет ни слова, то не будет ли выступление Поспелова воспринято как свидетельство разногласий в руководстве ^{684}. Как видим, пребывая в твердом убеждении, что не дело верховного органа партии знать (а, значит, и судить) об отсутствии единства среди членов Президиума ЦК по отдельным вопросам, и, мало того, опасаясь любой утечки информации об этом, сами они, порою, оказывались из-за этого в настолько уязвимом положении, что были вынуждены давать свое согласие на шаги, против которых решительно и категорически возражали.

Вполне возможно, что сказывался и дефицит времени, о котором упоминает Каганович: в зале пленумов ЦК уже собрались его участники и ждали появления своих руководителей.

В этих же делах XX съезда находится и подлинник (за подписью Хрущева) протокола состоявшегося в тот же день пленума Центрального Комитета. Документ этот небольшой, всего на четырех машинописных страницах, из коих первые две занимает перечисление присутствующих. Любопытно, что среди них находились и люди, чья партийная карьера уже закончилась своего рода опалой: бывший первый секретарь Ленинградского обкома В.М. Андрианов, бывший министр внутренних дел С.Н. Круглов, бывший главком военно-морского флота Н.Г. Кузнецов, бывший секретарь ЦК С.Н. Шаталин и другие. Пленум открыл и председательствовал на нем Хрущев. Он же один и говорил. Правда, весьма коротко:

— Нам нужно будет условиться о докладе, договориться. Повестка дня была утверждена в свое время Пленумом, докладчики тоже были утверждены — все эти вопросы решены. Другие вопросы, связанные со съездом, мы будем решать на совете делегаций. Нам нужно договориться насчет доклада. Президиум рассмотрел этот доклад и одобрил. Как члены Пленума? Доклад идет не от Президиума, а от Пленума Центрального Комитета. Как, будет ли Пленум заслушивать доклад?

Речь пока что шла об отчетном докладе, который, по идее, вроде бы должен был быть обсужден и одобрен Центральным Комитетом. Но намек был понят. И тут же раздались голоса:

— Одобрить! Завтра услышим!

Хрущев словно ждал эти реплики и сделал следующий вывод:

— Тогда будем считать, что доклад принимается Пленумом Центрального Комитета и поручается его сделать на съезде. Микоян подхватил:

— Пленум доверяет рассмотрение доклада Президиуму ЦК. Хрущев же продолжил:

— Есть еще один вопрос, о котором здесь нужно сказать. Президиум Центрального Комитета после неоднократного обмена мнениями и изучения обстановки и материалов после смерти товарища Сталина чувствует и считает необходимым поставить на XX съезде партии, на закрытом заседании (видимо, это будет в то время, когда будут обсуждены доклады и будет обсуждение кандидатов в руководящие органы Центрального Комитета: членов ЦК, кандидатов и членов Ревизионной комиссии, когда гостей никого не будет) доклад от ЦК о культе личности. На Президиуме мы условились, что доклад поручается сделать мне, первому секретарю ЦК. Не будет возражений?

Возражений не последовало, после чего Хрущев, объявив, что «все вопросы, которые следовало на нашем Пленуме решить, мы решили», объявил заседание закрытым ^{685}.

О чем же свидетельствует протокол этого пятиминутного пленума? Прежде всего о том, что вопрос, оглашать или нет доклад о культе личности, был к тому времени решен положительно. Решено также было, что сделает это сам Хрущев, но непременно на закрытом заседании, когда будут обсуждаться кандидатуры в ЦК следующего созыва.

Дать генеральный бой теперь можно было, разве что развернув открытую полемику против всей новой «генеральной линии» на самом съезде. Между тем два из трех противников постановки вопроса о культе личности (К.Е. Ворошилов и Л.М. Каганович) никакой слабины в этой линии тогда не усматривали. В.М. Молотов же, по его собственному признанию, очень долго и с разных сторон обдумывал такую возможность, но не решился: «Не готова была партия к этому. Нас бы просто вышибли… Если бы мы встали, никто не поддержал бы. Нет, никто». Под словами «не готова была партия» Молотов подразумевал незыблемость ленинско-сталинского «демократического централизма», безоглядную ориентацию на авторитет руководителя, вернее сакрализацию его поста, наконец, безоглядный страх перед расколом в партии, «В лучшем случае мог произойти раскол. Я этого тоже боялся» ^{686}.

14 февраля 1956 г. в Большом Кремлевском дворце открылся XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. К удивлению некоторых членов Президиума, в зачитанном Хрущевым отчетном докладе ЦК не оказалось слов о роли Сталина («под руководством которого партия на протяжении трех десятилетий осуществляла ленинские заветы»).

Две недели назад, когда Президиум рассматривал и утверждал отчет, эти слова были, а теперь исчезли. «Началась новая линия — только осуждать Сталина», — констатировал позже Молотов ^{687}.

Во втором разделе отчетного доклада, посвященном внутреннему положению, Хрущев затронул вопрос о культе личности.

— ЦК, — сказал он, — решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца и одновременно умаляет роль партии и народных масс… Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе ^{688}.