История России. Часть 1. XVIII — начало XX века

Административная система России никогда не отличалась порядком, но то, с чем пришлось столкнуться Александру, превзошло все его ожидания – состояние полного разлета. Беззаконие, безответственность, казнокрадство, взяточничество (Петербургу широко были известны даже сенаторы, безнаказанно бравшие взятки) и т.п. пронизывали власть сверху донизу. С целью искоренения управленческих пороков и наведения порядка в стране вводится новый государственный институт – министерства: военное, морское, иностранных дел, внутренних дел, коммерции, финансов, народного просвещения, юстиции (1802).

Но, увы, созданные структуры власти только по названию, где-то по структуре, были новыми, пороки же в них сохранились старые. Нужны были свежие и более кардинальные подходы к организации системы государственного управления.

Но кто выработает эти подходы? Кто сумеет их реализовать? Стало очевидным, что Негласный комитет ограничивался лишь смелыми рассуждениями, решения же его, а тем более их реализация, сводились почти к нулю, в какой-то мере по вине самого Александра. «Император еще не настолько чувствовал себя хозяином положения, чтобы отважиться принимать меры, казавшиеся ему слишком крутыми», – отмечал член комитета А. Чарторыйский.

Для решения принципиально новых задач всегда нужны не просто новые, но и это главное, незаурядные личности – умные, решительные, ответственные, смелые. Такими людьми всегда изобиловала Россия, но чиновничий аппарат, да и сами цари не пропускали их к вершинам власти – так им было спокойнее жить, а беспокойства они не желали. В этот раз «лед тронулся»: императору порекомендовали способного и трудолюбивого сына сельского священника Михаила Михайловича Сперанского. Александр приблизил его к себе, затем стал доверять самые важные государственные вопросы. О Сперанском вскоре узнала не только вся Россия, но и вся Европа. Даже могущественный Наполеон при встрече с Александром, вроде бы в шутку спросил: «Не угодно ли вам, государь, обменять мне этого человека на какое-нибудь королевство?»

К 1809 г. Сперанский по поручению царя подготовил проект реформирования всех эшелонов власти. Главное в нем – разделение властей – на законодательную, исполнительную и судебную. В случае реализации проекта государственное управление выглядело бы так:

• Государственная дума – всероссийский представительный орган, рассматривает законопроекты, направляя их затем в Государственный совет, заслушивает министров и т.п.;

• Министерства – исполнительная власть;

• Независимые суды – судебная власть;

• Государственный совет (члены назначались императором) объединял все ветви власти. Проекты документов Госсовета, подписанные царем, приобретали силу законов;

• Реальная законодательная власть сохранялась за царем.

Ценным было то, что законопроекты проходили разные стадии обсуждения и, следовательно, в большей степени могли выражать мнение большинства народа и быть полезными народу.

Сперанский предложил новую избирательную систему. Правом избирательного голоса, согласно его проекту, пользовались все обладатели земли и капиталов, даже если это государственные крестьяне. Остальные в выборах не участвовали.

Что касается крепостных крестьянах и мастеровых, они подпадали под формулировку: «Никто не может быть наказан без судебного приговора». А это означало резкое ограничение произвола крепостников. Не забыл Сперанский и о «паркетных шаркунах» – придворных высоких чинов и званий, праздношатающихся лиц, часто без пользы дела занимающих разные должности. Для них был подписан указ (1809), ограничивающий доступ лиц, не имеющих университетского образования, к высоким государственным постам.

Эта первая робкая попытка реформ вызвала недовольство практически всех слоев населения:

• дворян – за ограничение их власти над крепостными;

• знати – за требование получать образование. (Согласно царскому указу, никто не мог производиться в чины 8 и 5 классов без университетского диплома, или без экзамена, соответствующего университетскому курсу);

• крестьян, ремесленников и т.п. – за снижение жизненного уровня (реформы требовали дополнительных средств за счет народа, а отсюда – неизбежное повышение налогов и т.д.).

Беды Сперанскому было не миновать. Консерваторы изрыгали проклятья в его адрес, доносчики ловили каждое его слово и передавали, часто в искаженном виде, императору с целью его опорочить и т. д. Против Сперанского выступил даже историк Н. Карамзин, назвавший его реформы несогласными с характером русской государственной жизни. В чем это несогласие? Самодержавие должно быть вечным и незыблемым, его не нужно облекать в законы, ибо «в России государь есть живой закон», – так гневно писал историк в записке Александру I. А тут подоспел еще один «весомый аргумент»: до предела накалились отношения с Францией, а проект реформ носил довольно выраженный оттенок французских демократических преобразований. Вывод: Сперанский – носитель «наполеоновских идей», чуть ли не французский шпион и изменник. В таких условиях о реализации реформ не могло быть и речи, Сперанский становился «великим реформатором» без «великих реформ».

Вскоре к своему любимцу охладел и сам Александр. Накануне отлучения Сперанского от власти царь ласково простился с ним, хотя перед этим уже отдал приказ выслать его из Петербурга. Весной 1812 г. Сперанский был арестован, причем внезапно, он не смог проститься даже с дочерью, и сослан в Нижний Новгород, затем в Пермь, под усиленный полицейский надзор.

В 1816 г. Сперанский был реабилитирован, никаким шпионом и вредоносной для государства личностью он не был, и назначен Пензенским губернатором, затем генерал-губернатором Сибири. Александру I в Петербурге он уже не был нужен, как не нужны ему были и другие реформаторы со своими идеями и планами.

В 1820 г. ряд государственных деятелей вновь осмелился заявить императору о необходимости коренных преобразований, на что тот ответил: «Некем взять!», т. е. он не видел рядом с собой чиновников, на которых мог бы опереться при осуществлении каких бы то ни было преобразований. Однако и его предшествовавшая жизнь, и оставшиеся ему 5 лет царствования показали, что он и не хотел видеть таких людей, поскольку к радикальным изменениям в обществе император был не готов.