История Дании

В большинстве ведов говорилось, что, когда все поля засеяны, они становятся неприкосновенными — то есть участки надлежит огораживать. Тот, кто медлил с этим, подвергался штрафу за каждый просроченный день, а на того, кто использовал материал для изгороди, взятый из забора соседей, либо выпускал свой скот на соседские поля, также налагали крупный штраф.

Самое же жесткое наказание применялось к тем, кто не спешил прийти на помощь в случае возникновения пожара. Это вполне понятно, ибо пожары были страшной угрозой для деревень, состоявших из крытых соломой домов, которые располагались весьма близко друг от друга. Поэтому, к примеру, запрещалось выходить из дома и курить трубку, если на ней не было крышки. Старосты же ежегодно в сопровождении нескольких помощников осматривали все очаги в деревне и требовали немедленного устранения обнаруженных недостатков.

Как правило, в ведах деревни устанавливалось, какое количество торфа каждый член общины может взять на болотных пустошах, а также какое количество скота он имеет право пасти на общинных выгонах. Все это устанавливалось пропорционально величине хозяйства, измеряемой в тёнде харткорна. Веды содержали также и правила оказания взаимной помощи соседям. После пожара все должны были сообща участвовать в восстановлении сгоревшего жилья, а в случае болезни крестьянина в осеннюю страду — в сборе его урожая.

В обязанности пастора входила забота о бедных — тех, кто не мог прокормиться сам и не имел семьи, которая могла бы его содержать. В их число входили старики, инвалиды и дети-сироты. Их по очереди кормили все члены общины; кроме того, на их содержание шли средства из приходской кассы, к которым в XVIII в. стали добавляться и деньги от штрафов, устанавливавшихся ведами. Это новшество было введено по инициативе пасторов, нередко при поддержке помещиков — еще и потому, что отныне штрафы налагались в денежном выражении, а не так, как ранее, — в определенном количестве потов [42] «доброго пива». Его распивали совместно на деревенских сходах, что зачастую приводило к разного рода богохульным высказываниям и возникновению драк. Во многих ведах XVIII в. можно найти параграф следующего содержания: «Каждый обязан с вежливостью и благонравием... разговаривать и обращаться друг с другом, не ругаться, не чинить хулы, не говорить неправды, не злословить» (= не кричать, не лгать, не клеветать). Например, в «Книге ведов Хольме» штраф за это предусматривался в размере 4 скиллингов, на что можно было купить четверть фунта табаку или почти поллитра самогона.

Совместно справлялся в деревенских общинах и ряд праздников: общих, церковных, сезонных и семейных. В то же время социальные различия между владельцами хозяйств и хусманами были весьма ощутимыми. На деревенских сходах правом решающего голоса пользовались лишь крестьяне-хозяева. Хусманы также присутствовали на сходах, не имея, однако, права голоса, хотя принятые решения касались и их. В деревне все точно знали, к какой группе принадлежит тот или иной член деревенской общины. Если же с кем-то из хусманов случалось несчастье, он также мог рассчитывать на помощь общины наравне со всеми.

Деревенская община являлась одним из ключевых факторов, определявших жизнь крестьянина и его домочадцев. Другим немаловажным фактором было помещичье имение. Хозяйства крестьян, равно как и дома хусманов, расположенные в одной деревне, как правило, входили в состав владений сразу нескольких помещиков.

Взаимоотношения помещиков и крестьян-арендаторов закреплялись договорами держания земли, которые обе стороны подписывали при вступлении арендатора в свои права на пользование хозяйством и которые с 1719 г. стали включаться в реестр — так называемый арендный, или фестерский, протокол. Фестер-арендатор вступал во владение двором, землей и прочим имуществом, стоимость которого была тщательно подсчитана. Кроме того, ему могла достаться и вдова прежнего арендатора, которая зачастую бывала на 20 — 30 лет старше своего нового мужа. От него же самого требовалось следующее: вступительный взнос, который в договоре держания обычно оговаривался в форме выплаты определенной денежной суммы, ежегодное внесение оброка — фестерской ренты либо в виде денег, либо продуктами натурального хозяйства — и, наконец, отработка так называемой барщины.

В договорах держания размер барщины не определялся, а оговаривался «согласно установленным обычаям» и т. п. Таким образом, мы точно не знаем, сколько следовало трудиться на помещика, и сведения об объеме барщины, как правило, бывали преувеличены. Причина этого заключается в следующем. Во второй половине XVIII в. власти решило точно определить размер отрабатываемой барской повинности, и помещики охотно предоставили государству требуемые сведения. Однако поскольку они понимали, что делается это с целью заменить барщину денежной выплатой, то объем повинностей, указывавшихся на бумаге, которая, как известно, все стерпит, бессовестно ими завышался. Так, к примеру, в деревне Катхольм на Дьюрсланде помещик П. Росенэрн требовал от крестьян отработки не менее чем 115 «упряжных дней» (предоставление упряжек лошадей либо волов для полевых работ) и 330 обычных рабочих дней в своих центральных имениях. Естественно, данный пример утрирует ситуацию, да и отработка этих 445 дней производилась не самим крестьянином — что было бы просто невозможно, — а несколькими работниками его хозяйства. Скорее всего, отработка такого вида повинностей составляла три — четыре рабочих дня в неделю в расчете на одного человека. Кроме того, обязаны были работать на поле центрального имения только те крестьяне, которые жили неподалеку. С тех же крестьян, чьи хозяйства находились на значительном расстоянии от господского поля, помещик предпочитал взимать определенную сумму для найма работников. Во многих местах применялась комбинированная форма исполнения барской повинности: уплата определенной денежной суммы и отработка нескольких дней во время уборочной страды.

В договоре держания записано было также, что крестьянин обязан вовремя уплачивать налоги, и таким образом помещик в ряде ситуаций выступал в качестве полномочного представителя верховной власти по отношению к своему крестьянину-арендатору.

Самой важной обязанностью помещика являлся сбор налогов. Он требовал уплаты налогов с крестьян и сам отвечал перед короной за собранную сумму, если кто-то не мог с ним полностью рассчитаться. В свою очередь центральное имение освобождалось от уплаты налогов, если крестьянские хозяйства на расстоянии ближайших 2 миль оценивались более чем в 200 тёнде харткорна.

За рекрутский набор тоже нес ответственность помещик. Он вел списки работников поместья, способных нести воинскую повинность, и определял, кто из них должен быть отправлен на службу в армию. С начала XVIII в. работники были привязаны к тем поместьям, где они выросли и жили, и не могли покинуть их без разрешения на то помещика. Соответствующее разрешение в виде свободного паспорта помещик мог им продать, и таким образом крестьяне могли выкупить себя из такого полукрепостного состояния.

Кроме того, помещик наделялся юридическими правами по разделу имущества. В случае смерти арендатора земли помещик или его фогт выступал в качестве управляющего имуществом умершего, производил тщательный учет всех ценностей, входивших в хозяйство, как на момент подписания договора держания, так и на момент смерти. Таким образом, могло быть установлено наличие либо отсутствие каких-либо вещей, что сказывалось на цене хозяйства. Фактически помещик выступал в роли арбитра в деле, непосредственно затрагивавшем его собственные интересы.

И наконец, помещик исполнял своего рода полицейскую функцию. Он собирал штрафы, которые окружной суд налагал на крестьянина, и мог сам приговорить его к тюремному заключению или телесным наказаниям за совершение каких-либо проступков либо просто за отказ быть «послушным и покорным» воле своего помещика, как то было записано в договоре держания. Таким образом, очевидно, что фестерские договоры были далеки от договоров аренды между равноправными партнерами, которые заключались в более поздние времена.