Витязь на распутье: Феодальная война в России XV в.

В Соли Переславской у Троицы было уже в 20-х годах XV в. четыре варницы [965]. Великому князю (до 1481 г.) шло с варницы по рублю и по 10 пудов соли с вари [966]. О Соли у Городца упоминается только в завещании князя Владимира Андреевича (около 1408 г.) [967]. Варницей в Ростове у озера Неро владел Симонов монастырь [968]. Солевары, которые работали на великого князя, занимались и продажей соли [969]. Варили соль и в Стародубе, у князя Константина Федоровича в вотчине [970].

Основным районом развития бортничества были Среднее Поволжье, районы Оки, Мурома, Рязани [971]. Бортники упоминаются в грамоте около 1432–1445 гг. [972] Мед входил в состав оброка.

Ну а Москва? В районах, прилегающих непосредственно к ней, не было никаких богатств — ни ископаемых, ни соляных колодезей, ни дремучих лесов. «В результате хищнического истребления лесов, — писал С.Б. Веселовский, — строевой лес в Подмосковье, главным образом сосна и ель, уже в первой половине XVI в. стал редкостью» [973]. Уже в 70-х годах XV в. появляются заповедные грамоты, запрещающие самовольную порубку леса [974].

Дорогостоящий пушной зверь был выбит. Только на юго-востоке Подмосковья сохранилась менее ценная белка [975]. В первой четверти XV в. в последний раз в Подмосковье упоминаются бобры (на реке Воре) [976]. Поэтому зоркий наблюдатель начала XVI в. Сигизмунд Герберштейн писал, что «в Московской области нет… зверей (за исключением, однако, зайцев)» [977].

Наиболее значительные места ловли рыбы располагались по крупным рекам, особенно по Волге, Шексне, Мологе, Двине, а также на озерах — Белоозере, Переславском, Ростовском, Галицком и др.

Разве только бортные угодья получили распространение и в Московском крае. Но мед, собиравшийся здесь, шел не на вывоз, а на изготовление напитков. Пили на Москве всегда много. В 1433 г. москвичи умудрились пропить великое княжение [978], а в 1445 г. — и самого великого князя, попавшего с перепою в татарский полон [979].

Воевать без вооружения нельзя. Меч, кольчуга, щит, шелом, копье и сабля — это прежде всего железо. В Северо-Восточной Руси было три более или менее значительных места, богатых запасами болотной руды. Это — Серпухов, Белоозеро и Устюжна Железопольская [980]. Спасибо, что белозерский князь Михаил Андреевич и серпуховской князь Василий Ярославич принадлежали к числу союзников Василия II, а то бы великому князю пришлось совсем туго. Ведь запасов железной руды в пределах самого Московского княжества не было.

П.П. Смирнов полагал, что основу подъема экономики в Московском княжестве составлял переход к трехполью при употреблении сохи-косули. Начало вытеснения подсечной системы земледелия паровой (с трехпольным оборотом) он относил к первой половине XIV в. «Лемех, или соха-косуля, да навоз на крестьянском поле» сделали, по его мнению, Калиту «самым богатым князем в Русской земле» [981]. Однако никакой сохи-косули в изучаемое время не было. С рубежа XIII–XIV вв. основным орудием на Руси становится двузубая соха с полицей и без нее [982].

О широком распространении трехполья даже к середине XV в. говорить не приходится. «Ярь», свидетельствующую о наличии трехполья, встречаем в актах Бежецкого (1392–1427 гг.) [983], Дмитровского (1428–1432 гг.) [984], Переславского [985] уездов, в каких-то актах из числа московских, коломенских, костромских, вологодских, владимирских и юрьевских (около 1449–1452 гг.) [986], суздальских (до марта 1459 г.) [987] и московских (до июля 1460 г.) [988]. Возможно, третье поле было в деревне Галицкого уезда около 1425–1430 гг. [989] Из приведенных отрывочных сведений нельзя сделать вывода о преимущественном развитии трехполья в Московском княжестве. Основной формой земледелия продолжала оставаться подсека.

Происходила расчистка новых земель, следы которой обнаруживаются в Московском уезде [990], Дмитрове [991], Переславле [992], Бежецком Верхе [993], Ростове [994]. Угличе [995], Соли Галичской [996], Вологде [997], Рузе [998].

Образную картину состояния земледелия на Руси нарисовал Матвей Меховский. Жители «пашут, и бороздят землю деревом без применения железа, и боронят, таща лошадьми по посеву древесные ветви. Из-за сильных и долгих морозов там редко вызревают нивы, и поэтому, сжав и скосив урожай, они в избах досушивают его, выдерживают до зрелости и молотят» [999].

С.Б. Веселовский тонко подметил, что все эти Минины, Бутурлины и прочие дети боярские «не вели в своих владениях никакого земледельческого хозяйства: вся их деятельность выражалась в эксплуатации природных богатств самыми примитивными способами — в бортном пчеловодстве, ловле рыбы и охоте на зверя и птицу» [1000].

Историки охотно говорят о Москве как этнографическом центре Великороссии или как центре сложения русской народности [1001]. Но этногенетический процесс вряд ли плодотворно локализовать в одном городе с округой. Он происходил на всей территории Северо-Восточной Руси, и роль в этом процессе, скажем, Твери, Галича, Новгорода была равно значительной.

Москва не была и тем единственным райским уголком для тех, кто желал скрыться от ордынских набегов, приводивших к запустению целых районов страны (таких, как Рязань). Место было небезопасное: татары не раз подходили к Москве, Владимиру, Коломне и запросто «перелезали» через Оку. Гораздо спокойнее чувствовали себя жители более западных (Тверь) или северных (Новгород) земель.

Не стала Москва и средоточием сил национального сопротивления татарам, несмотря на гром Куликовской победы. И.Д. Всеволожский, выклянчивая в Орде ярлык на великое княжение Василию II, которого он собирался сделать своим зятем, доказывал, что его подопечный обязан своей властью только воле ордынского царя и распоряжению своего отца, Василия I. Князь же Юрий искал великого княжения «духовною отца своего» [1002]. Этим отцом был Дмитрий Донской, с именем которого связывали победу над татарами. Борьба за наследие Дмитрия Донского, которую вели галицкие князья, была вместе с тем борьбой против татарских поработителей. Образ Георгия Победоносца особенно почитался на Севере Руси — в Новгороде, на Двине и в Вятке [1003]. Ему посвящались церкви. Воспевался он в духовных стихах [1004]. Этот культ как бы связывал воедино образ победителя змия (под которым разумели татар) и образ блистательного князя Юрия Дмитриевича, основателя могущества галицких князей, истинного наследника Дмитрия Донского. Знамя борьбы с татарскими насильниками прочно держал в своих руках и его сын князь Дмитрий Юрьевич Шемяка.