Керченская катастрофа 1942

В своей статье я предложил именем Павла назвать одну из улиц в Керчи. Керчь интенсивно строилась, и это предложение можно было легко осуществить. Недавно я случайно узнал, что улица так названа в поселке металлургов, где работал Павел.

Глава 14. Искатели в каменоломнях

Можно бы и закончить эту книжку, но я хотел бы рассказать о поисках в каменоломнях. Поиски в них начались давно, сразу же после окончания обороны и первыми поисковиками были не романтики-мальчишки, а прислужники оккупантов — керченские полицейские. Этот народец, как известно, был без особых принципов и предрассудков. Практически они мародерствовали, т. е. грабили мертвых и то, что оставалось после борьбы и жизни под землей. Этим занимались и румыны, военный гарнизон Керчи в конце 1942 г. в основном состоял из них. Известно, что румыны расхитили остатки сахара, который еще оставался под землей после пленения последней группы в Центральных каменоломнях. Но румыны не знали расположения подземных ходов и продолжали бояться их. Другое дело керченские полицейские, многие из них знали каменоломни, а некоторые даже могли здесь работать. Таким образом, полицейские на короткое время здесь стали хозяевами. Что они искали? Ценные вещи, но в основном советские деньги и облигации. Они ведь были средством платежа и имели ценность вплоть до известной денежной реформы 1947 г. Ценились они и во время оккупации, хотя курс рубля был значительно ниже немецкой марки. Деньги и облигации были не только на трупах. Известно, что в каменоломнях оставались финансовые органы частей и соединений, а они располагали крупными финансовыми суммами. Финансисты, не имея возможности их куда-нибудь сдать, просто прятали их в каменоломнях. Так что эти деньги превращались в клады. Что-то из этих ценностей оказалось погребенным и под завалами. Вот за всем этим и охотились полицейские, а позже и наиболее предприимчивые керчане. Это занятие превратилось в своего рода специальность, которая могла, по крайней мере, кормить. В Керчи специальность кладоискателя не нова. Еще в XIX веке здесь появились так называемые "счастливчики". Чаще всего они происходили из местных босяков, людей без настоящей профессии и часто без семьи. Это были кладоискатели, грабители древних могил, которых в Керчи и окрестностях великое множество. Официально их деятельность, конечно, преследовалась, но закон, запрещающий раскопки, на практике выполнялся слабо. От полицейских приставов легко было откупиться. Советская власть быстро и решительно положила этому "промыслу" конец, профессия "счастливчика" стала исчезать, последние из них, по рассказам профессора-археолога В. Ф. Гайдукевича, еще жили в 30-х годах и привлекались им для раскопок. Он мне при встрече рассказывал: "Народ этот был никудышный, подлинный враг ученых, но нередко "счастливчик" находил действительно ценные вещи. Это вовсе не обязательно золото или серебро. Немалых денег стоили терракота (фигурки из обожженной глины) и неразбитые греческие вазы, посуда краснолаковая и чернолаковая, секрет изготовления которой ныне утрачен. Все эти находки, конечно же, в музей не попадали, а продавались в частные руки, чаще всего за границу".

О поисках ценностей в каменоломнях как-то не принято писать, почти не отразился этот вопрос и в документах. Но пожилые люди пос. Аджимушкая и Керчи об этом знают. Даже И. Сельвинский в стихотворении "Аджимушкай" этого коснулся:

"А в глубине кровать.

Соломы пук.

Из-под соломы выбежала крыса.

Полуоткрытый полковой сундук,

Где сторублевок желтые огрызья…"

Слухов о находках в каменоломнях среди керчан после войны ходило много, сведения о некоторых из них даже попали в печать. Много говорили о чемодане с орденами и медалями, который был найден в каменоломнях. Надо полагать, что это были награды умерших или погибших. В 1984 г. при разборке крупного завала был обнаружен кожаный кошелек, в котором был орден Красной Звезды (№ 10936) и медаль "XX лет РККА". Позже поисковики установили, что они принадлежали полковнику Верушкину Ф. А. Есть данные, что один юноша в каменоломнях нашел железный ящик, в котором находились папки с грифом "секретно". Ящик он принес в сарай своего дома, где его нашла мать. Она увидела гриф "секретно", испугалась и сожгла содержимое ящика. [263] Современному читателю факт сожжения найденных бумаг покажется ничем не оправданным фактом вандализма к истории. Но с такими находками после войны меньше всего считались. Тогда ведь страшно боялись не только инакомыслия, но и фактов посвящения в какие-нибудь тайны. А тут какие-то секретные бумаги! Да легче было их сжечь от греха подальше, "иначе бы власти затаскали". Эти документы могли принадлежать частям Крымского фронта еще до обороны каменоломен. Такого рода документы постоянно находили в каменоломнях. Керченский журналист В. В. Биршерт мне рассказывал, что после войны (в 40-х — начале 50-х гг.) он вытаскивал из-под завала целые папки документов продовольственного отдела 51-й армии, на которых он даже запомнил подписи Пирогова А. И.

Следует сказать, что к найденным документам на полях сражений после войны у военных чиновников от военкома до министра обороны отношение было наплевательское до удивления. В 60-х гг. на Акмонайских позициях местные жители откопали в земле кипу документов штаба отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. Бумаги были доставлены в Керченский музей, где сотрудники хотели их разобрать и прочитать, но кипа документов превратилась в сухой блок, который требовал специальной обработки и затем скрупулезного чтения. Естественно, что сотрудники музея этого сделать не могли. Узнав об этой находке, Н. И. Ваулин много сил и энергии потратил, чтобы эта находка дошла до Центрального архива Министерства обороны СССР. В нашей стране была масса участников войны (да и сейчас такие найдутся), которые сражались на фронтах, прошли плен, но доказать свое участие в войне не могут. Все это происходило из-за утраченных военных документов. Особенно не повезло в этом плане воинам Крымского фронта. От этого фронта в архиве сохранились важнейшие оперативные документы штаба фронта, армий (их сберегли, ибо надо было как-то отчитываться за проваленную операцию), но что касается дивизий, не говоря уже о полках, отдельных частях, то документов их почти не сохранилось. Приносят, к примеру, в архив опись документов дивизии Крымского фронта, на папке номер дивизии, а в папке маленькая бумажка-справка: "Все документы утрачены во время оставления Керченского полуострова в мае 1942 г.". Чиновник архива, получая запрос от ветерана, ссылается на эту бумажку, а чиновник в военкомате разъясняет: "Документов в архиве нет, значит, Вам льготной пенсии не положено". "Но ведь я был в плену, значит, действительно воевал". Военком разводит руками. Помощи ветерану ждать было неоткуда. Для него создавалась идиотски-безвыходная ситуация. Особенно много было таких бедолаг с Кавказа и Закавказья, они часто из-за незнания русского языка ничего не помнили.

Найденные на Акмонайском рубеже документы зенитного дивизиона могли помочь многим таким ветеранам. Ваулин Н. И. хорошо понимал ценность и значение этих найденных документов. Он добился, чтобы они в архив попали. Через несколько месяцев он решил узнать, как идут дела по их реставрации. Узнал: "начальник архива приказал их сжечь". Причина: "У нас нет средств для реставрации". Все четко, по-военному. Но сколько бездушия, безответственности и наглости в этих словах и решениях! Это неудивительно: долгие годы военное чиновничество было вне сферы всякой критики.

Осенью в Аджимушкайских каменоломнях организовался из числа местных жителей партизанский отряд "Красный Сталинград", который тоже находил документы, относящиеся к обороне 1942 г. Известно, что руководство этого отряда сдало их в органы НКВД станицы Ахтанизовской Краснодарского края. Неизвестно, дошли ли эти документы до архивохранилища. В свое время для поиска этих документов по заданию редакции журнала "Вокруг света" я летал в Краснодар, где пытался найти их в архиве государственной безопасности, но никаких успехов не достиг. Методом переписки это же пытался сделать и Щербак С. М., но и его труды были напрасны.