Постижение истории (сборник)

166

образным скотом, лишив их всех прав, родных очагов и семей. Римское право было безжалостно к рабам,что отражало настроения высших социальных слоев, остро реагировавших на вулканические вспышки в среде порабощенных. Одних рабов днем засгавляли работать в цепях и лишь на ночь отсылали в подземные тюрьмьг других же навсегда спускали в шахты, где они сгорали в непосильном труде за несколько дней. И лишь немногие, судьба к которым была более милостива, получали работу, связанную с домашним хозяйством. Древнегреческая пословица гласит: "День рабства лишает половины человеческого естества"; и это вполне объясняет развращенность римского плебса, происходящего из рабов, с его требованием "хлеба и зрелищ". Жизнь в анабиозе стала возмездием за неспособность ответить на вызов рабства. Несомненно, широкая дорога разрушений была проторена теми толпами несчастных, что становились рабами в злейшую эпоху эллинистической истории. Однако и тогда были единицы, которые отвечали на вызов и которым удавалось в той или иной мере "сотворить добро".

Некоторые были столь удачливы и столь рьяно служили своим хозяевам, что стали управляющими больших поместий. Даже римское универсальное государство управлялось вольноотпущенниками цезаря (56). Другим посчастливилось начать свое, пусть небольшое поначалу, дело, и они со временем покупали свободу и даже, случалось, становились крупными предпринимателями. Были и такие, что, оставаясь рабами на бренной земле, в мир иной отходили признанными философами, властителями умов. Истинный римлянин не мог не восхищаться мудростью и серьезностью хромого раба Эпиктета (57), как не мог не поражаться,даже не принимая новой веры, самоотверженности ее последователей. В течение пяти веков от Ганнибала до Константина римские власти были свидетелями чуда продвижения веры рабов,- продвижения вопреки отчаянным попыткам подавить ее. Рабыиммигранты, лишившись семейного очага, имущества, воли, сохранили все-таки веру и передали ее италийским жителям. Греки привезли с собой вакханалию, анатолийцы - веру в Кибелу,египтяне-культ Изиды, вавилонцы - веру в Звезды, иранцы - культ Митры, сирийцы - христианство. "Но ведь давно уже Оронт сирийский стал Тибра притоком" (Ювенал. Сатиры. Ш строка 62). Антиохия-на-Оронте была местом, где последователи Иисуса впервые стали называть себя христианами (58).

Следствием явилось то, что иммигрантская религия внутреннего пролетариата растоптала местную религию правящего меньшинства эллинистического общества. Ибо, однажды встретившись, воды уже не могли не смешаться, а когда они смешались, стало ясно, какая струя мощнее. Боги эллинского мира к тому времени уже утратили то интимное единство со своими верующими, которое им было свойственно когда-то. С другой стороны,

167 Бог внутреннего пролетариата оказался для своих верующих "прибежищем и силой, скорым помощником в бедах" (Пс. 45, 2).

Римские власти, попав в столь непростую ситуацию, не могли решить проблему в течение пяти веков. Следовало ли им оказывать сопротивление чужой религии, которая шаг за шагом завоевывала римский мир? Или им следовало приветствовать новых богов, стремившихся восполнить духовный вакуум, образовавшийся в результате ухода прежних? В 205 г. до н.э., во время кризиса Ганнибаловой войны,римский Сенат предвосхитил принятие Константином христианства, окружив всеми официальными почестями магический камень, упавший с неба и наделенный божественностью Кибелы. В 186 г. до н.э., во время короткой передышки между воинами Ганнибала и Гракха (59), были запрещены вакханалии, что предвосхищало последующие преследования, проводившиеся Диоклетианом. Так началась длительная битва между богами, которая отражала земную борьбу рабовиммигрантов с их хозяевами. В этом поединке победили рабы и боги рабов.

Каста. Тот же самый стимул ущемления, который вызывается бедностью, классовым неравенством и рабством, возбуждается и расовой дискриминацией. Такая ситуация может сложиться в обществе,когда местное население оказывается завоеванным захватчиком, который предпочитает не истреблять его, но низвести до положения низшей касты. Встречаются и альтернативные ситуации, когда местное население принимает мирных иммигрантов в качестве переселенцев,но на условиях заведомо невыгодных и унизительных. В обоих вариантах господствующая раса стремится сохранить за собой все освоенные сферы деятельности и возложить на ущемленную расу необходимость приспосабливаться и изыскивать новые пути и способы выживания. Престижные места, к которым, как правило, общество относит священническую службу, сферу управления, бизнес, землевладение, военное дело и "свободные профессии", занимаются, за редким исключением, представителями привилегированной расы. В результате такого положения круг деятельности ущемленной расы зачастую оказывается ограничен торговлей и ремеслами.А в силу того, что это поле приложения сил не столь уж обширно, ущемленная раса стремится полностью его захватить и выжать из него максимум возможного, чем нередко приводит господствующую расу в негодование и удивление, потому что богатство и власть, добытые этим путем, превосходят то, что можно получить в результате традиционной экономической деятельности.

Классическим примером расовой дискриминации является индуистское общество,которое распалось на касты, а те в свою очередь превратились в профессиональные группьг но эта тенденция не является уникальной, у нее немало параллелей и в другйх местах. В Европе лужение и гадание полностью монополизировано

168 цыганами, являющимися по своему происхождению индуистской кастой, которая случайно оказалась за пределами индуистского мира (60). Примеры легко обнаружить и в Новом Свете, возникшем в конце ХV в. в результате экспансии западного христианства. На тихоокеанском побережье, где западная иммиграция существенно затронула местные интересы и изменила традиционный характер и образ жизни,китайцы стали работать носильщиками, прачками и лавочниками, завладев теми узкими полосками общественной экономики, которые были им брошены. Однако сейчас китайские миллионеры в Британской Малайе и Нидерландской Индии могут поспорить по богатству с местными толстосумами (61).

Негритянский раб-иммигрант в Северной Америке оказался ущемленным вдвойне:через узаконенное.рабство и через расовую дискриминацию;и в настоящее время,спустя семьдесят с лишним лет после того,как один из ущербов был упразднен,второй до сих пор остается в силе. Страдания негров-рабов, порабощенных западным миром, возможно, намного превосходили страдания рабов Рима. Ужасы делосского рынка рабов во П в. до н.э. вряд ли могут сравниться с трансатлантической торговлей рабами в ХVШ в. н.э. Труд на американских плантациях, возможно, не был столь тяжелым, как труд римских рабов, но все же у последних оставалась хотя бы маленькая искра надежды на свободу,тогда как у негритянских рабов такая надежда вовсе отсутствовала. Причем возможность свободы исключалась не только для самого раба, но и для его грядущих потомков.

Суровое римское право допускало, тем не менее, отпуск раба на волю, который свершался как персональный акт. В случае получения свободы бывший раб автоматически наделялся всеми гражданскими правами (62). Римское право в этой его части полностью соответствовало римским обычаям. Римские хозяева,беспощадные в эксплуатации рабского труда, были, тем не менее, щедры на помилование. Римский вольноотпущенник был полностью свободен от расового остракизма, к которому пожизненно приговорен американский негр. Поэтому неудивительно, что негр,осознав силу и масштаб своего притеснения,стал искать утешения в религии.

Негр не принес из Африки религии отцов,способной завоевать сердца его белых сограждан в Америке. Его примитивное наследие было столь непрочным,что оно распалось и развеялось от одного только прикосновения западной цивилизации. Негритянский раб прибыл в Америку не только физически, но и духовно обнаженным; и прикрыть свою наготу он мог только брошенной ему одеждой. Негр приспосабливался к новым условиям, по-своему переосмысливая христианские ценности. Обращая свой незамутненный и впечатлительный взор к Евангелиям, он обнаруживал там истинную природу миссии Иисуса. Он понял, что это был пророк, пришедший в мир не для того, чтобы утвердить власть сильных и могущественных, но для того, чтобы утешить слабых