Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

В августе Львов примкнул к московской группе интеллектуалов-консерваторов, озабоченных спасением России от грядущего крушения. С июля, когда Керенский принял диктаторские полномочия, в стране не было настоящего кабинета. Как и Корнилов, Львов и его друзья считали, что Временное правительство необходимо укрепить представителями деловых кругов и армии. Ему было поручено сообщить об этой точке зрения Керенскому. Инициатором этого шага был, по всей видимости, А.Ф.Аладьин — одна из загадочных фигур в русской революции (вроде Н.В.Некрасова и В.С.Завойко), имевших огромное влияние, но умудрявшихся всегда оставаться в тени. Бывший в юности революционным социал-демократом, Аладьин затем возглавил фракцию трудовиков в Первой думе, а после ее роспуска уехал в Англию, где оставался до февраля 1917 года. Он был близок с Корниловым. В группу входили также чиновник Красного Креста И.А.Добрынский и старший брат Львова Николай, видный депутат думы, один из лидеров Прогрессивного блока.

Как пишет Львов в своих воспоминаниях (которые считаются, впрочем, весьма ненадежным источником), с 17-го по 22 августа, то есть в течение недели после Всероссийского совещания, до него доходили упорные слухи о заговоре в Ставке, имевшем целью провозгласить Корнилова диктатором, а его — министром внутренних дел*. По его словам, он счел своим долгом сообщить об этом Керенскому. Они встретились утром 22 августа. Керенский вспоминает, что среди его посетителей было немало спасителей отечества и он не обращал на них особого внимания, но сообщение Львова содержало в себе угрозу, которая заставила его насторожиться**. Как утверждает Керенский, Львов сказал, что правительство теряет общественную поддержку и что в настоящий момент для ее усиления необходимо ввести в него лиц, имеющих хорошие отношения с военными. Он заявил, что говорит от имени этих лиц, но кто они, сообщить отказался. Керенский впоследствии утверждал, что не давал Львову полномочий вести от его имени переговоры с кем бы то ни было, заметив, что прежде, чем мог бы «сказать свое мнение» о суждениях Львова, должен был знать имена людей, которые за этим стояли. Особо он подчеркнул, что не обсуждал с Львовым возможности поездки того в Могилев для консультаций с Корниловым⁴¹ . Керенский говорит, что едва Львов покинул его кабинет, он выбросил их разговор из головы. У нас нет оснований не верить Керенскому, но вполне вероятно, что, сознательно или неосознанно, он все же дал понять Львову, что хотел бы узнать больше, — используя Львова если и не как доверенное лицо, то как тайного агента, — о том, имеют ли под собой почву упорные слухи об антиправительственном заговоре в Могилеве»***.

* Показания Львова, которые он дал 14 сентября 1917 г., приведены в кн.: Революционное движение в августе / Под ред. Чугаева. С. 425—428. Его воспоминания, впервые опубликованные в ПН в ноябре и декабре 1920 г., были также перепечатаны в кн.: The Russian Provisional Government, 1917 / Ed. by A.Kerensky and R.Browder. Vol. 3. Stanford, Calif, 1961. P. 1558—1568. После того как Владимир Набоков-отец опубликовал в ПН письмо, где назвал свой разговор с Львовым в изложении последнего «абсурдом» (1920. 15 дек. № 199. С. 3), печатать их перестали. Львов уехал в Париж, но в 1922 г. вернулся в Россию и принял участие в так называемой Живой церкви.

** Керенский 8 октября 1917 г. дал показания о своих встречах с Львовым перед комиссией, которая рассматривала «дело Корнилова». Позднее он опубликовал их с комментариями в кн.: Дело Корнилова. С. 20—21.

*** Такого мнения придерживается Головин (Контрреволюция. Т. 1. Ч. 2. С. 25). Львов впоследствии утверждал, что потребовал от Керенского и получил полномочия вести переговоры со своими единомышленниками при условии, что будет действовать с высочайшей осторожностью и соблюдать абсолютную секретность (ПН. 1920. 4 дек. № 190. С. 2). Учитывая последующее поведение Керенского, это представляется вполне вероятным. Еще более вероятно, что Львов получил молчаливое согласие от Некрасова, ближайшего советчика Керенского, роль которого в обострении конфликта министра-председателя с Верховным главнокомандующим была весьма велика.

Львов сразу же вернулся в Москву, чтобы сообщить друзьям о беседе с министром-председателем. Он сказал им, что разговор удался и что Керенский готов обсуждать вопрос о реорганизации кабинета. Со слов Львова Аладьин составил следующий меморандум:

«1. Керенский согласен вести переговоры со Ставкой.

2. Переговоры должны вестись через него, Львова.

3. Керенский согласен на образование кабинета, пользующегося доверием страны и всех частей армии.

4. Ввиду этого должны быть поставлены определенные требования.

5. Должна быть выработана определенная программа.

6. Переговоры должны вестись негласно»*.

* Мартынов. Корнилов. С. 84—85. Как Львов утверждал в показаниях, «это не были мои положения, но это были выводы Аладьина с моих слов» (Чугаев. Революционное движение в августе. С. 426).

Основываясь на этом документе, можно предположить, что Львов преувеличил интерес министра-председателя к своему предложению.

Вместе с Добрынским Львов отправился в Могилев. Туда он прибыл 24 августа, как раз в момент отъезда Савинкова. Поскольку Корнилов был занят выполнением распоряжений Керенского, он не мог сразу же принять Львова и тот ожидал в гостинице, где, по его утверждению, слышал толки о заговоре Корнилова с целью убить Керенского. Потрясенный, он решил защитить министра-председателя, обсуждая вопрос о реорганизации кабинета как бы от его лица. «Хотя Керенский и не уполномочивал меня специально от имени Керенского, так как он в общем согласен на реорганизацию власти»⁴² . Львов встретился с Корниловым поздно вечером и, вновь, — на следующее утро (25 августа). Из показаний Корнилова и воспоминаний Лукомского, присутствовавшего при разговоре, известно, что Львов представился доверенным лицом министра-председателя, прибывшим с «важной миссией»⁴³ . Проявив поразительную беспечность, Корнилов не спросил у Львова документа, удостоверяющего его полномочия, и не связался с Петроградом, чтобы получить подтверждение этих полномочий у самого Керенского, он опрометчиво пустился в опасное для него обсуждение чрезвычайно деликатных политических вопросов. Львов объявил, что его миссия заключается в том, чтобы выяснить мнение Корнилова о путях создания в России сильного правительства. По его собственному мнению, этого можно достичь тремя путями: 1) предоставив Керенскому диктаторские полномочия; 2) создав директорию, в состав которой войдет Корнилов; 3) сделав диктатором Корнилова, а Керенского и Савинкова его министрами⁴⁴ . Корнилов не заподозрил подвоха, так как незадолго перед этим его официально уведомили, что правительство, желая улучшить механизм управления страной в военное время, рассматривает проект директории по типу английского малого военного кабинета⁴⁵ .