Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

Китти села на кровать, сняла туфли и надела меховые шлепанцы. Чай был на редкость вкусный.

Карен стояла у окна и смотрела на тихо падающие хлопья снега.

- По-моему, ничего нет лучше на свете, чем первый снег, - сказала она.

- Вряд ли он тебе покажется таким уж хорошим, если нам еще уменьшат норму топлива.

- Я целый день вспоминала Копенгаген и Ханзенов. Рождество в Дании чудесное. Ты видела, какую посылку они мне прислали?

Китти подошла к девушке, обняла ее за плечи и прикоснулась губами к ее щеке.

- Рождество навевает на людей грусть.

- Ты очень одинока, Китти?

- С тех пор как не стало Тома и Сандры, я старалась не думать о Рождестве. Теперь вот снова радуюсь.

Я надеюсь, ты искренне рада, Китти. Да, я счастлива... хотя несколько по-другому.

Мне стало ясно, что нельзя быть хорошим христианином, не будучи, хотя бы в душе, также евреем. Всю жизнь я делала то, делала другое, а все мне чего-то не хватало. Теперь я впервые в состоянии давать без ограничений или надежды на то, что мне воздается.

- Знаешь, что я тебе скажу? Я не могу говорить об этом с другими, потому что они меня не поймут, но я чувствую себя здесь очень близкой к Христу, сказала Карен.

- Я тоже, моя дорогая.

Карен взглянула на часы и вздохнула. Надо поужинать сегодня раньше: мне сегодня ночью в аул.

- Хорошенько одевайся. На улице очень холодно. У меня тут работа кое-какая. Я буду тебя ждать.

Карен переоделась в неуклюжую теплую одежду. Китти собрала волосы девушки в узел, прежде чем надеть ей похожую на чулок коричневую шапку Пальмаха, закрывающую уши.

Внезапно с улицы донеслось пение.

- Это еще что такое? - спросила Китти.

- Это для тебя, - улыбнулась Карен. - Они тайно доучивали эту песню целых две недели.

Китти подошла к окну. Пятьдесят ее детей стояли у коттеджа, держа свечи в руках, и пели рождественскую песню.

Китти накинула пальто и вышла с Карен к калитке. Позади детей, метров на шестьсот ниже, в долине мерцали огни сел. Из соседних домов то и дело выглядывали любопытные лица. Китти не разбирала слов, но мелодия песни была очень старая.

- С праздником, Китти, - сказала Карен.

У Китти по лицу текли слезы.

- Я никогда не думала, что мне доведется когда-нибудь услышать рождественскую песню в еврейском исполнении. Это самый прекрасный рождественский подарок, который я когда-либо получала в жизни.

Карен назначили в караул в один из внешних окопов под Ган-Дафной. Она вышла из села, затем пошла вдоль шоссе, пока не дошла до позиций, вид на всю долину.

- Стой!

Она остановилась.

- Кто идет?

- Карен Клемент.

- Пароль?

- Хаг самеах. (Веселого праздника). Карен сменила постового, спрыгнула в окоп, зарядила обойму в винтовку, щелкнула затвором и натянула варежки.

Хорошо стоять на посту, подумала Карен. Она посмотрела сквозь колючую проволоку в сторону Абу-Йеши Хорошо быть здесь одной, ни о чем не думать и только смотреть вниз на долину Хулы. По тихому зимнему воздуху до Карен доносились слабые обрывки песни, которую пели дети у коттеджа Китти. Какая чудесная рождественская ночь!

Вскоре песня стихла и кругом воцарилась глубокая тишина. Снег все усиливался, и горы словно укрылись белым покрывалом.

За спиной у Карен раздался шорох в перелеске. Она спокойно обернулась и стала вглядываться в темноту. Что-то там двигалось. Она замерла и продолжала вглядываться. Точно! Кто-то двигался между деревьями. Bот тень... может быть, голодный шакал, подумала она.

Карен спустила предохранитель, подняла винтовку и прицелилась. Тень подходила все ближе,

- Стой! - резко крикнула она.

Тень остановилась.

-Пароль?

- Карен! - раздался голос.

Дов!

Она выскочила из окопа и пустилась бежать по снегу ему навстречу, он побежал тоже, и вот они уже в объятиях друг друга.

- Дов! Дов! Неужели это ты?

Они вместе спустились в окоп, она напрягала зрение, чтобы увидеть его лицо.

- Дов, как же это может быть? У меня просто нет слов...

- Я приехал еще час назад, - сказал он. - Я ждал у твоего дома, потом пошел за тобой следом.

Карен пугливо оглянулась.

- Тебе надо быть осторожным. А что если англичане тебя поймают?

Не беспокойся, Карен, все в порядке. Ничего англичане сделать мне уже не могут.

Ее пальцы дрожали, когда она стала его ощупывать.

- Дов, ты замерз весь. На тебе нет даже свитера. Ведь голодно как!

- Ничего... мне хорошо.

Снег все продолжал падать в окоп, но вдруг луна вышла из-за туч, и они увидели друг друга.

- Я скрывался в пещерах за Мишмаром.

- Я знаю.

- Я... я думал, ты уехала в Америку.

- Мы не смогли уехать.

- Ты, наверно, удивляешься, Карен, зачем я сюда пришел... Я... мне хочется вернуться в Ган-Дафну, но я тогда унес несколько часов и колец; они, верно, думают, что я вор.

- О, нет, Дов. Главное - ты жив и здоров.

- Так вот, ... я за все расплачусь.

- Это не имеет никакого значения. Все уже давно забыли.

Дов сидел в окопе, низко опустив голову.

- Все дни, пока я сидел в тюрьме в Акко и скрывался в пещерах, я много думал. Дов, - говорил я себе, - никто на тебя не злится. Ты сам на себя злишься. Когда я тебя потом увидел в тюрьме, я сказал себе... я подумал, что не хочу больше умирать. Ни умирать, ни убивать.

- О, Дов...

- Карен... у меня никогда не было другой девушки. Я это сказал просто так, ... чтобы ты уехала.

- Я знаю.

- Неужели ты это все время знала?

- Я заставила себя поверить, Дов, потому что я хотела верить, что я тебе не безразлична.

- Вот это мне всего больше нравится в тебе, Карен. Ты можешь заставить самое себя поверить в то, во что ты хочешь верить, а заодно и меня. Я хотел вернуться в Ган-Дафну и стать таким, чтобы ты могла гордиться мной. Мне хотелось, чтобы ты гордилась мной, хоть я и думал, что ты уехала.

Карен опустила глаза.

- Нет того на свете, чего я не сделаю ради тебя, - шепнул он.

Она подняла руку и дотронулась до его щеки.

- Дов, ты весь окоченел. Иди, пожалуйста, домой. Китти ты можешь рассказать все - она все знает о нас и понимает. Как только я отстою смену мы пойдем с тобой к доктору Либерману. Будь осторожен. Пароль сегодня - "Веселого праздника".

- Карен, я так много думал о тебе все это время. Я никогда ничего дурного больше не сделаю, ничего такого, что доставит тебе боль.

- Я это знаю.

- Тогда разреши мне поцеловать тебя.

- Пожалуйста.

Они робко и неуклюже прикоснулись губами друг к другу.

- Я тебя люблю, Карен, - вырвалось у Дова, и он сломя голову понесся к поселку.

- "Международное право", - гневно сказал Барак Бен Канаан представителю Соединенных Штатов, - это то, чем злодей пренебрегает, а добродетельный отказывается настоять силой.

Правда, от бесед, даже очень умных, теперь уже мало зависело. Если евреи возьмут и провозгласят 15 мая свою независимость, они окажутся совершенно одни перед армиями семи арабских государств.

Диверсанты Кавуки и палестинские арабы, которыми командовали Сафват и Кадар, усиливали нажим.

Наступил решающий 1948-ой год.

Уже в первые месяцы арабы стали наглее. Враждебные действия все усиливались по мере того, как англичане ликвидировали гигантскую военную машину и оставляли одну позицию за другой.

ГАЛИЛЕЯ.

Диверсанты окружили кибуц Манара, расположенный высоко в горах у самой ливанской границы. Они отрезали еще полдесятка еврейских населенных пунктов.

Арабы обрушили пять прямых атак на Эйн-Зейтим - Источник маслин, - но все атаки были отбиты.

Зашевелились и жители сирийских сел. Они перешли палестинскую границу и напали на кибуц Дан и Кфар-Шольд, расположенные недалеко от северной границы. Майор Хокс, командующий английскими войсками на севере страны, выделил несколько отрядов, которые помогли прогнать сирийцев назад через границу.