Сталин и ГРУ

Разведку интересовали взаимоотношения фашистской Германии не только с Польшей и СССР, но и с крупнейшими европейскими странами, и в первую очередь с Англией и Францией. 4 июля 1933 г. Берзин представил Ворошилову агентурную информацию, исходящую из английских дипломатических кругов. В ней сообщалось о секретных переговорах руководящих сотрудников нацистской партии с английским правительством. Предполагалось по личному поручению Гитлера подготовить посещение Англии Герингом, который должен был передать проект Гитлера по заключению союзного договора. Этот проект якобы содержал предложение Гитлера помочь английскому правительству в его борьбе с мировой большевистской опасностью. Ну и в награду за это получить для Германии свободу довооружения. Предложение о союзном договоре содержало заявление Гитлера, что в случае войны против СССР Германия может выставить экспедиционный корпус численностью в два миллиона человек.

В этих заявлениях фюрера не было ничего нового. Он ссылался при этом на планы генерала Гофмани, который еще в начале 20-х годов открыто требовал организовать интервенционистскую войну против России. Кроме того, в своем предложении Гитлер подчеркивал то обстоятельство, что, разгромив коммунизм в Германии, он оказывал Англии огромную услугу и может рассчитывать на благодарность и помощь английского правительства. В информации, полученной из Лондона, сообщалось, что Форейн Офис отнесся с большой серьезностью к этому проекту союзного договора и изучает возможность заключения такого договора в рамках общей английской политики.

Вот такая информация поступала из английской столицы. Она была достаточно тревожной для Москвы. В случае приезда в Лондон второго лица рейха и заключения англо-германского соглашения ситуация в Европе менялась кардинально. Конечно, в Москве должны были учитывать подобную возможность, и, очевидно, соответствующие выводы были сделаны и в Наркоминделе, и в ЦК партии, куда подобная информация также могла попасть. Характерно было и то, что в 33-м ни Берзин, ни главный аналитик Управления Никонов уже не давали своих оценок поступающей из-за рубежа агентурной информации. Она расписывалась по адресам (Ворошилову, Тухачевскому, Егорову, иногда Гамарнику), и высшее военное руководство должно было самостоятельно, каждый по-своему, анализировать и оценивать поступающую в Москву разведывательную информацию. Период второй половины 20-х годов, когда в информационно-статистическом отделе Управления давали свои прогнозы и оценки, очевидно, надолго закончился.

8 октября 1933 г. Берзин представил Егорову очередной агентурный материал о внешнеполитическом положении в Германии. Это была оценка, которую дал министр рейхсвера генерал Бломберг на совещании начальников отделов правительственных органов. Информация была получена от источника, близкого к руководящим кругам рейхсвера, и оценивалась в Управлении как заслуживающая доверия. Это было заявление Бломберга после подробных переговоров с Гитлером. Генерал в своем заявлении говорил о том, что внешнеполитическое положение Германии в настоящее время чрезвычайно неблагоприятно. После национального переворота в Германии Франция напрягала все свои силы для того, чтобы изолировать Германию, и достигла в этом отношении значительных успехов. Главным успехом, по мнению генерала, было то, что Франция добилась известного охлаждения отношений между Россией и Германией и рейх в настоящее время пользуется симпатией только в Италии. Он также считал, что «взаимоотношения между Германией и французским блоком держав никогда еще не были столь напряженными и особо обострялись со дня на день после национального переворота. Англия все еще полностью находится в фарватере французской политики. Положение Польши чрезвычайно укрепилось после изменения польско-русских отношений; сейчас Польша чувствует себя гораздо более смелой в отношении Германии, чем когда-либо раньше…». Анализируя отношения с СССР, министр заявил на совещании: «Главнейший фактор нашего, как видим, далеко не завидного положения — «Россия» — в настоящее время является предметом наиболее серьезных опасений с нашей стороны. Мне удалось убедить рейхсканцлера в том, что позиция России в отношении ее к нам имеет для нас громадное и решающее значение. Рейхсканцлер проявил в отношении этих моих убеждений полное понимание и сочувствие… Я лично, а вместе со мной и ответственные в этом отношении начальники (имеется в виду главным образом Гаммерштейн и Адам), придерживаемся того мнения, что опасения этого рода необоснованны и что мы не имеем серьезных оснований в этом вопросе не доверять нашим русским коллегам… Мне удалось и в этом отношении убедить рейхсканцлера; у меня и у министра иностранных дел полная в этом вопросе согласованность. Нынешняя несомненная напряженность в прежде хороших взаимоотношениях может быть устранена…»

Эта информация так же, как и предыдущая, была отправлена военному руководству без анализа и сопоставления с другой агентурной информацией, несомненно, поступавшей из Германии. Возможно, Берзин считал, что оценки военного министра, к тому же согласованные с фюрером, были достаточно важными, чтобы докладывать их текстуально и без комментариев.

Но информация по Германии поступала в Управление не только из Берлина, но и из Москвы. Можно предположить, что у Берзина были информаторы в германском посольстве в Москве. Содержание докладов нового германского военного атташе полковника Гартмана, сменившего в 1933 г. генерала Кестринга, ему было известно. 8 октября 1933 г. он представил Егорову подборку этих докладов, в которых Гартман дает оценку военному сотрудничеству между СССР и Германией, которое стремительно сокращалось, а также высказывает свои впечатления от посещения воинских частей и учений.

Получили в Управлении и доклад германского посла в Москве Дирксена. В докладе сообщается, что Россия снимает в настоящее время войска со своей западной границы, но только небольшая часть этих войск отправлена на Дальний Восток. Все остальные силы были отправлены внутрь страны из-за опасений волнений на почве продовольственных затруднений. Что касается взаимоотношений с СССР, то здесь, по мнению посла, решающей будет позиция, которую займет СССР на конференции по разоружению. Опубликованные многими газетами статьи о военном сотрудничестве в прошлые годы подействовали ошеломляюще. Посол считал, что на конференции по разоружению Германия будет начисто отрицать военное сотрудничество с СССР, если возникнут разговоры об этом сотрудничестве. Эта информация была представлена Берзиным Ворошилову 4 сентября 1933 г., а копии разосланы Егорову и начальнику ИНО ОГПУ Артузову.

Следует отметить, что большинство из рассекреченных и известных исследователям агентурных сообщений за период начала 30-х годов находятся в фонде Оперативного управления и были представлены начальнику Штаба РККА А.И. Егорову. Если в документе нет специальных отметок, то очень трудно определить, куда еще была направлена полученная разведывательная информация. Это приходится учитывать при анализе доступных документов. К сожалению, неизвестно, какую разведывательную информацию из Управления получали руководители Наркоминдела (Литвинов, Крестинский), а в том, что такую информацию они получали, можно не сомневаться. Как эта информация использовалась? Какие выводы из нее делались при планировании тех или иных внешнеполитических мероприятий? Или ценнейшая разведывательная информация, добываемая агентурой Управления иногда с риском для жизни, ложилась под сукно, а все важнейшие внешнеполитические вопросы решались в кабинете Сталина? На все эти вопросы у автора нет ответа.

А информация, очевидно из окружения полковника Гартмана, продолжала поступать в Управление. В сентябре 1933 г. Берзин представил Егорову очередное сообщение. Военный атташе в своем очередном докладе отмечал, что нынешняя весьма дружественная политика России в отношении Польши и Франции, а также Румынии объясняется тревожной обстановкой на Дальнем Востоке, что вынуждает Россию обеспечить свою безопасность на Западе где только возможно. А кроме того, возрастающая опасность организации самостоятельного Украинского государства грозно диктует России ее нынешнее отношение к Польше. Возможно, германский военный атташе имел в виду неофициальную поездку в Варшаву эмиссара Сталина — заведующего бюро международной информации ЦК ВКП(б) Карла Радека. Польские и немецкие газеты писали об этом вояже, и, конечно, Гартман был в курсе событий.