Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века

Эти машины заменились впоследствии «верными и искусно устроенными механическими часами, кои играют на флейте, арфе и басе 10 разных штук и представляют: 1) великолепное село, на левой стороне которого находится трактир, на верх коего из трубы выходит трубочист, бьет часы, и после последнего удара прячется паки в трубу, а на правой стороне виден под деревом сидящий и на флейте играющий пастух, а неподалеку от него на лошади почталион, который соответствует пастуху игранием на роге; 2) трактирщика, стучащего служанке в окно и приказывающего подать почтальону пить, с изображением, что служанка приходит и несет бутылку и стакан, а за служанкою бежит собачка и лает на почтальона и со стоящим на оных попугаем, который отвечает на вопросы до 50 разных слов и поет арии».

Читаем в газете: «Господин Вирбес, клавикордный мастер в Париже, выдумал новый клавесин, названный «Клавесин Гармонико-Небесный», который один своею игрою может выигрывать с точностью «консерты» и «симфонии-консертанты». Он соединяет в себе действия, каковые имеют пьяно-пьяниссимо, форто-фортиссимо, кречендо и сморцендо с 5 или 6 степенями, переменяемыми по произволению, и сверх того сей клавесин совершенствует голос 14 разных инструментов, а именно: архилютни, туорбы, голубеты, мандолины, гобоя, фагота, современной арфы, кларнета, флейты, свирели, тамбурина, гитары, игры, называемой небесной, и гармоники».

Это известие появилось вскоре после такого: «В Петербурге Антон Брандель будет почтенным любителям показывать играющий инструмент, который тоном против гобоя, подобен человеческому голосу и 8 футовым органам: оный инструмент при всяких концертах употребляем быть может, и на нем играют, как на клавикордах. Весом в 6 футов и величиною с большую книгу».

С легкой руки Петра I на петербургских церквах устанавливались куранты, они выписывались за большие деньги из-за границы, вместе с ними приезжали и «колокольные игральные музыканты», которым за игру на курантах платилось значительное, особенно по тому времени, жалование, и вот: «В прошлом 1724 году апреля 23 дня в канцелярии от строений учинен контракт с иноземцем колокольным игральным музыкантом Яганом Крестом Феретером быть в службе его императорского величества на три года в Санкт-Петербургской крепости у играния в колокола на шпице Петропавловском... А в ту свою бытность выучить ему на колоколах играть, что на упомянутом шпице, российских людей из малолетних 6 человек в сущую твердость...».

Таким образом, эти выписываемые иноземцы должны были подготовить музыкантов из малолетних русских.

Из частных лиц граф Бестужев-Рюмин имел в Петербурге дом с башней, на которой помещались выписанные из-за границы часы.

Первый раз сведение об органе, предназначенное для широкой публики и потому отпечатанное в «Академических ведомостях», появилось в 1737 г. В ноябре этого года происходила установка большого органа в немецкой церкви Петра и Павла. Орган был пожертвован Минихом, и об этом событии, имевшем значение для немецкой колонии Петербурга, оповестили и все население империи.

В XVIII в. органы довольно часто продавались в Петербурге: так, в 1788 г. «у инструментального мастера Ган продаются со 12 голосами большие органы, вышиною 5, шириною 4, глубиною 1/4 аршина, которые укладываются в ящики».

С конца 80-х гг. XVIII в. появились в продаже под названием органов шарманки.

С первым известием о фортепиано мы встречаемся в 1771 г.: «Сделанный знатнейшим мастером инструмент, фортепиано называемый, продается на Васильевском острове в 10-й линии в доме секретаря Гивнерса, где любители музыки оной видеть и о цене спросить могут».

В 1772 г. мы встречаемся уже с фортепиано из красного дерева; этот материал считался самым подходящим, причем с начала XIX в. фортепиано стали украшаться бронзой: «имеются для продажи и делаются на заказ фортепиано с бронзою и без оной» или «снаружи бронзою, эмалиею и тафтою украшенные».

* * *

Но перейдем к более материальным предметам.

Дешевизна продуктов питания делала жизнь в Петербурге для всех сословий вполне возможной. В то время ходили в обращении деньги более всего медные. Даже жалованье и пенсии выдавались медными монетами. Так, известный ветеран русской сцены, современник обоих Волковых и Дмитревского, актер Шумский, находясь на пенсии, квартировал у кого-то из своих родственников на седьмой версте по Петергофской дороге. Шумский каждый месяц приходил за своим месячным пенсионом, получал обычный двадцатипятирублевый мешок медных денег, взваливал его на плечи и относил домой, никогда не нанимая извозчика. Мешок таких денег весил полтора пуда.

«Для улучшения обращения денег, от которого,— как сказано в указе от декабря 1768 г.,— зависит благоденствие народа, цветущее состояние торговли, и дабы отвратить тягость медной монеты, затрудняющей ее оборот и перевоз», были введены в России к употреблению бумажные деньги, или ассигнации».

Торговля в Петербурге процветала.

В 1740-х гг. квартал вдоль Невского проспекта от «Гильдейского дома» до Садовой улицы был занят торговыми лавками. Из-за боязни пожара их решили перестроить в каменные. Таким образом возник Гостиный двор.

Он был сооружен в 1761—1785 гг. по проекту Ж. Б. Валлен-Деламота.

О постройке гостиного двора на центральном городском проспекте думали задолго до того, как эту мысль удалось осуществить. Первый проект составил Растрелли. Однако его замысел остался неосуществленным, поскольку требовал слишком больших затрат, и строительство гостиного двора поручили Валлен-Деламоту. Его проект был куда скромнее, хотя и не лишен известной парадности, особенно в обработке въездов и фасада, обращенного к Невскому. Это понятно, ибо здание занимало одно из центральных мест на главной магистрали.

В каждом ярусе Гостиного двора имелось 170 лавок. Двор был разделен на четыре линии, из которых каждая имела свое название. Так, сторона, обращенная к Невскому, называлась Суконной линией, по Садовой — Зеркальной линией, далее — Большой Суровской линией и Малой Суровской линией. Под суконным тогда подразумевался всякий шерстяной товар; под зеркальным — всякий светлый товар. А суровским, или, вернее, сурожским, называли всякий шелковый товар. Эта торговля получила свое название от Сурожского моря; на жаргоне гостинодворцев, продавцы суровскими товарами назывались сурогами. Напротив большой Суровской линии, через улицу, впоследствии был построен Бабий ряд, или Перинная линия,  здесь до сороковых годов XIX в. торговлей занимались одни женщины.

За Бабьим рядом был выстроен в 1800 г. купцом Нащокиным Мебельный ряд, и напротив его вытянулась Банковская линия, или по-старинному, Глазуновские лавки, в которых сидели менялы. Далее, по Садовой, в 1791 г. после постройки Ассигнационного банка был сооружен Москотильный ряд. Москотильным товаром в русской торговле назывались краски, пряные коренья и аптекарские материалы. Это название перешло к нам от арабов, торговавших в Болгарах этим товаром, получаемым из города Москота, или Муската.

Большой участок земли, окаймленный с одной поперечной стороны Большой Садовой улицей, с противоположной — набережной реки Фонтанки, известен с 1740 г. под именем торгового Апраксина двора; это был вполне народный рынок с кустарным товаром.

В 1780 г. в переулке от Большой Садовой улицы к Фонтанке находился Охотный, или Птичий ряд, где продавалась живая и битая птица, собаки, кошки, обезьяны, лисицы. Здесь же были ряды: лоскутный, ветошный, шубный, табачный, мыльный, свечной, луковый, седельный, нитяной, холщовый, шапочный и стригольный ряд, «где фельдшеры сидят для стрижения волос и бород». Рядом с Апраксиным двором был Щукин двор; там торговали ягодами и овощами.

В 1787 г. на Невском проспекте у Большого Гостиного двора был выстроен каменный в три этажа дом, где в нижнем ярусе поместились 14 лавок с серебром, жемчугом и драгоценными камнями.

Эти лавки некогда принадлежали богатому купцу Яковлеву, сын которого служил в Министерстве иностранных дел и писал театральные рецензии в «Северной пчеле». За строгий разбор бенефиса актера В. А. Каратыгина он был выведен в водевиле в смешном виде и, по словам Каратыгиной, был узнан всей публикой, громко смеявшейся в сцене, когда отец водевильного рецензента, почтенный богатый купец, торгующий серебряными изделиями, уговаривает сына не позорить его имени и не срамить себя самого статьями, сочиненными под хмельком. Нападки были несправедливы. Яковлев был известен, как честный критик, талантливый переводчик и остроумнейший человек в обыденной жизни.