Всадники в сверкающей броне. Военное дело сасанидского Ирана и история римско-персидских войн

События в Закавказье стали своего рода сигналом для всех в Персии, кто был недоволен правлением Ормизда. На сторону Бахрама перешел персидский гарнизон, стоявший под Нисибисом. Прибывшие сюда представители Бахрама без особых усилий склонили солдат к мятежу. Направленное против Бахрама правительственное войско также вышло из повиновения. Убив командующего, воины признали своим предводителем Бахрама Чубина. Кроме того, ряды мятежной армии пополнялись множеством случайных людей, недовольных царем.

Для Ормизда IV обстановка приобретала драматический, если не сказать катастрофический, характер. Стремясь оказаться подальше от опасности, царь покинул Мидию, где пребывал во время всех последних событий, и перебрался в Ктесифон, рассчитывая, находясь в столице, подготовить ответные меры в отношении Бахрама и его сторонников. Однако, как показало ближайшее будущее, прибытие в Ктесифон стало последней (хотя, видимо, и вынужденной) ошибкой царя. Усилиями столичной знати из тюрьмы был освобожден противник царя, дядя одного из его сыновей (Хосрова) по материнской линии и сын одного из спахбедов Биндой. Под его руководством толпа вооруженных заговорщиков 6 февраля 590 г. ворвалась в царский дворец и сместила Ормизда с престола. Шаханшах попытался было уговорить Биндоя и его приверженцев одуматься и не совершать страшного преступления, но это лишь усилило накал страстей. В тронный зал были приведены жена и сын Ормизда, которых тут же, в присутствии царя, предали жестокой казни. Сам Ормизд был ослеплен, заключен в тюрьму и впоследствии убит. На трон заговорщики возвели уцелевшего (вероятно, из-за родственных связей с Биндоем) сына Ормизда — Хосрова, находившегося в это время в Азербайджане, который, как полагали Биндой и его сторонники, должен был стать послушной игрушкой в их руках.

Придя таким неожиданным для себя образом к власти, Хосров И, тем не менее, попытался восстановить контроль над ситуацией и решить главную на тот момент для себя и всей Персии проблему, а именно — урегулировать отношения с Бахрамом Чубином. После прибытия Хосрова в Ктесифон и вступления его на престол (15 февраля 590 г.) Бахраму было направлено письмо с заверениями в дружбе и обещанием сделать его в случае добровольного перехода на сторону царя вторым лицом в государстве. Однако Бахрам был непреклонен; в ответном послании он, осыпав Хосрова оскорблениями, предложил царю самому перейти на сторону восставших и получить за это высокий пост. Было ясно, что мирным путем конфликт между Бахрамом Чубином и династией Сасанидов не разрешится. Дело явно шло к гражданской войне.

Войска Бахрама и Хосрова встретились на берегах Большого Заба в верхнем его течении (как пишет Феофилакт, «на какой-то равнине, по которой протекала река, разделяя два войска» (Theophyl. IV. 9. 3). Возобновившиеся здесь переговоры вновь ни к чему не привели, Бахрам, обуреваемый жаждой царской власти и уже считавший себя фактически полновластным правителем, и слушать не хотел о подчинении Хосрову. Обе стороны приготовились к сражению. Воины Бахрама были преисполнены решимости одержать победу, тем более что их противники — солдаты Хосрова — из-за длительного бездействия и нерешительности своего предводителя впали в уныние и явно были не в восторге от предстоящего боя. В связи с этим исход состоявшейся вскоре битвы был вполне предсказуем: во время внезапного ночного нападения армия Хосрова была наголову разбита. Часть воинов была уничтожена, большинство же из них перешло на сторону Бахрама Чубина. Царь бежал с поля битвы с немногочисленным (около 30 человек) отрядом телохранителей, со своими женами и детьми.

Проведя несколько дней в блужданиях по пустынным местностям Верхней Месопотамии и раздумьях о превратностях судьбы, Хосров оказался неподалеку от византийской крепости Киркесия. Феофилакт объясняет появление здесь царя тем, что он обратился к христианской вере, после чего лошадь сама привезла его (по воле христианского Бога, конечно) к городу ромеев (Theophyl. IV. 10. 1–4). Однако более правдоподобной причиной прибытия Хосрова под Киркесий представляется отчаянное положение проигравшего решающую битву и едва избежавшего гибели Сасанида. Просить о помощи коголибо еще из могущественных соседей, кроме византийцев, Хосров не мог (единственные подходившие на эту роль соседи — тюрки — не так давно были разгромлены Бахрамом, поэтому пойти по пути Кавада, вернувшего себе трон с помощью эфталитов, у царя не было возможности). Кроме того, и раньше в критических ситуациях, подобных сложившейся, императоры и шаханшахи неоднократно поддерживали друг друга (можно вспомнить в этой связи опекунство Ездегерда над сыном императора Аркадия Феодосием). Таким образом, появление Хосрова на территории империи было не случайным.

Прибыв в Киркесий, Хосров первым делом установил контакты с Маврикием. После непродолжительной переписки в Константинополь было направлено посольство с целью заручиться поддержкой ромеев в борьбе за возвращение Хосрову узурпированной Бахрамом царской власти. В обмен на помощь персидские представители обещали вернуть империи взятый персами Мартирополь, безвозмездно уступить Дару, отказаться от Армении и других областей в Закавказье и заключить мир с империей на любых предложенных Маврикием условиях.

В свою очередь Бахрам Чубин, узнав об установлении связей между Хосровом и Маврикием и возможности заключения между ними соглашения, попытался повлиять на ситуацию и через послов предложил императору отказаться от поддержки изгнанного царя в обмен на значительные территориальные уступки (Нисибис и всю территорию Верхней Месопотамии «вплоть до реки Тигра»). По сути дела, между Маврикием и двумя претендентами на персидский трон шел почти неприкрытый торг. Вопрос заключался только в том, кто из двух «покупателей» предложит большую цену за византийскую помощь.

Условия Хосрова были для императора явно более выгодны по целому ряду причин. Во-первых, Хосров находился в совершенно безвыходном положении, а потому был готов на любые жертвы, в отличие от Бахрама, которому после захвата власти в Персии уже было что терять. Во-вторых, предложение Бахрама было в значительной мере блефом (или, по меньшей мере, лукавством): Нисибис в это время он не контролировал — в городе находился гарнизон, поддерживавший Хосрова. В-третьих, Хосров был готов пойти и на большие уступки, помимо тех, что были обозначены его послами (обращаясь к Маврикию, они специально оговаривали, что император, если сочтет условия Хосрова недостаточно выгодными, может «в своей мудрости» сам их дополнить), и это открывало для Маврикия дополнительные возможности в выстраивании будущих отношений с царем. Наконец, в-четвертых, к этому времени стала меняться ситуация в самой Персии. К Хосрову начали стекаться недовольные захватом власти Бахрамом Чубином, и число их постепенно увеличивалось, поскольку, оказавшись на троне, Бахрам вел себя крайне надменно и самовластно, вызывая тем самым ненависть со стороны не только иранской знати, но и других слоев персидского общества.

Таким образом, озвученные послами предложения Хосрова были слишком заманчивы, чтобы от них отказаться, и дело здесь было не только (и не столько) в том, что Бахрам, как пишет Феофилакт (IV. 14. 9), «не мог развратить чистую душу императора» — поддержка Хосрова означала для Маврикия новые и широкие внешнеполитические перспективы. Империя встала на сторону Хосрова, отвергнув все предложения узурпатора.

К концу 590 г. между Хосровом и Маврикием были окончательно улажены все вопросы и разногласия. Царь выдал императору Ситтаса, который чуть больше года назад сдал персам Константину, и уступил ромеям Мартирополь, давно и безуспешно осаждавшийся персидской армией, начав, таким образом, выполнение своих обещаний. Бахраму не оставалось ничего иного, как готовиться к открытой борьбе с объединенными силами противников.

Совместный поход византийско-персидских сил против Бахрама начался весной 591 г. Население и гарнизоны приграничных персидских городов добровольно переходили на сторону Хосрова, признавая его своим законным правителем. Пребывая в победной эйфории, Хосров без всяких условий передал Маврикию ключи от Дары — одного из важнейших опорных пунктов на византийско-персидской границе, чему император, естественно, был несказанно рад.