Голубиная книга. Славянская космогония

Встану яз, раб Божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь в чистое поле под красное солнце, под млад светел месяц, мимо Волотовы кости могила. Как Волотовы кости не тропнут, не гнутся, не ломятся, так бы у меня, раба Божия (имя рек), фирс не гнулся, не ломился против женския плоти и хоти и против памятныя кости.

<…> В чистом поле, в зеленом окоморьи стоит златая святая лестница, и с той возрачно по святой лестнице шел Божий ангел Михаил-архангел. [Михаил посылает заклинателя к Богоматери, та — к Христу, тот и заговаривает его от оружия.] На синем море, на большом камне сидит Стратим-птица, а как Стратиму-птицы покоряются, как и льву звери все покоряются, так бы и тебе все покорятся, покоряются друга и недруги, покорялися, что ты говоришь, тебя бы слушали и твою волю творили.

На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел горюч камень. На сем камне стоит изба таволоженная, стоит стол престольный. На сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а Мать Пресвятая Богородица. Шьет Она, вышивает золотой иглой, ниткой шелковою. Нитка, оборвись, кровь, запекись, чтоб крови не хаживати, а тебе, телу, не баливати. Сему делу аминь, аминь, аминь.

Есть море Окиян, на том море Окияне стоит остров, на том острове воздвигнута церковь папы Римского, в том храме святая девица держит у себя разные иглы и шелковую нитку, зашивает она рану кровавую и ране болеть, и крови идти заповедает, и ничем не прикасается.

Стану я, раб Божий (имя рек), поутру раненько, обуюся гладенько, умоюся беленько, Богу помолюся; пойду я, раб Божий, из избы дверьми благословись, из двора в вороты перекрестясь, под утреннюю зарю, к Океану-морю. На Океане-море лежит Златырь-камень, на Златыре-камне стоит соборна церква, в той церкве соборней стоит престол, а за престолом стоят триста коней железных и триста мужей железных. Приду я, помолюсь, поклонюсь и покучусь: «Во еси вы, триста коней железных и триста мужей железных, берите вы по луку железному и по триста стрел железных, гоните вы скоро наскоро и стреляйте черной коровушке матушке во вымя, во ужево жало и во змеино». Как матушка земля стоит на трех кедрах, не тряхнется и не ворохнется, так стой, ужево жало и змеино, не тряхнись и не ворохнись. Аминь.

Стану я, раб Божий (имя рек), благословясь, пойду перекрестясь из избы дверьми, из двора воротьми в чистое поле, под красное солнце, под утреннюю зорю, в восточную сторону; помолюсь и поклонюсь Пресвятой Богородице, пойду в сырые горы, ко синему морю и в ледяную лужу; из ледяныя лужи течет ледян змей и пожирает он чистое сребро и красное золото. И гой еси, змей, не пожирай чистого сребра и красного золота, и поди ты к моей милой скотине в правую ноздрю, пожрати все полтретьядцать ноктев [46] <…>, и поди ты, змей, скрозь землю со всеми ноктями и со всеми болестями; и кои я слова прошел, и говорены, и не говорены, и все будьте исполнены, и во веки веков, аминь.

Стану я, раб Божий, благословясь, пойду перекрестясь, из избы в двери, из дверей в ворота, в чистое поле, в восточну сторону, к Окиян-морю; и в том Окиян-море стоит столб-пристол; на том святом пристоле стоит золотое блюдечко; и на том золотом блюдечке стоит Сам Сус Христос, Сам Матер человек, тугим луком подперся, калеными стрелами подтыкался; и яко же Тебе, Батюшко Сам Сус Христос, покорюся и помолюся об своей любимой скотине (о кобыле или мерине по шерсти): «И стрели, батюшко истинный Христос, в мою любимую скотинку своим тугим луком и калеными стрелами в ясные очи, в сырую кость, и угони, выганивай двенадцать ногтей, двенадцать недугов.» <…>. Возьму я ключи и замки, пойду со своими ключами и со своими замками из дверей в двери, из ворот в ворота, к Окиян-морю; и брошу я ключи и замки в Окиян святое море; поймал те ключи и замки кит-рыба. Кто сможет Окияна воду выпити, и кто сможет кит-рыбу заловити, и тот может надо мной, рабом Божием, помудрить и похимостить.

Стану я, раб Божий (имя рек), благословясь, пойду перекрестясь, из избы во двери, из двора в ворота, в чистое поле, в восточную сторону, под красное солнце, под млад месяц, под частые звезды, под утреннюю зарю; взойду я на святую Сионскую гору, на святой Сионской горе Латырь-камень; на Латыре-камне стоит соборная апостольская церковь, в церкви соборной злат престол, на золоте престоле Михаил-архангел туги луки натягает, живущие стрелы направляет, вышибает, выбивает из раба Божия (имя рек) все притчища и урочища [47] <…>.

Есть святое море Акиан; на том святом море Акиане есть бел камень Латарь; на том белом камени Латаре сидит стар матер человек, волосом сед, бородою бел; стоит от того матера человека Гесимянная гора от востока и до заката, от лета и до севера. И ездит по той по Гесимянной горе святой Егорей на своем на сивом коне, со своим златым копием и встает на страже около князя молодого первобранного <…> и ставит святой Егорей железный тын от востока до заката и от лета и до севера; от каменной горы до небесной высоты, до Господня престола; от престола до каменной горы; от каменной горы до небесной подошвы, до трех китов; а толщина по три сажени печатных <…>.

Столь крепка огорода моя <…>, аки синий камень в Синем море, аки черный камень в Черном море, аки арап камень в Арап море, аки акиян камень в Акиян море.

Доселева было при Агаряне царе небо медно, земля железна и не давала плоду от себя.

Устроитель мира Егорий Храбрый

Нелегкой была жизнь святого мученика Георгия Каппадокийского и удивительной — его посмертная судьба. Выходец из знатной семьи, он дослужился до военного трибуна, но еще в молодости оставил службу. Во время Диоклетианова гонения в 303 г. объявил себя христианином и за это был после долгих истязаний обезглавлен. Надо полагать, меньше всего ему хотелось бы уподобиться отвергнутым им языческим богам. Но победившему христианству для успешной конкуренции с язычеством нужен был свой пантеон божеств, к которым верующие могли бы обращаться в житейских делах. В частности, мученики-воины (Феодор Стратилат, Дмитрий Солунский, Георгий) становились покровителями воинского сословия. (Хотя еще недавно христианство вообще отвергало насилие.)

Уже при Константине возник культ святого Георгия. Житие каппадокийского мученика быстро обрастало фантастическими подробностями. Он уже не только переносил мучения, но трижды умирал и воскресал. Победил в состязании придворного мага, оживив сухое дерево, убитого быка и умершего человека. Обратил в христианство мага и императрицу. Святой приобрел черты умирающего и воскресающего божества плодородия и стал покровителем не только воинов, но и земледельцев и скотоводов, чей праздник отмечался весной, когда всходили хлеба, а скот впервые выгоняли на пастбище.