Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России

Что касается прочих лиц, арестованных по делу Мясоедова, почт всех их на скамью подсудимых привела судьба, которая в свое время свела их с Мясоедовым. Насколько я мог проверить, при старом режиме анонимные обвинения против всякого, кто владел прибыльным бизнесом или имел достаточное состояние и проживал при этом на северо-западных окраинах империи, были обычным, рутинным делом. Столь же рутинно полиция игнорировала эти бумажки как полный вздор, каковым они в действительности и были. Однако в атмосфере, наэлектризованной казнью Мясоедова, анонимные обвинения приобрели больший вес, особенно если полиции становилось известно о связях объекта наговора с повешенным экс-жандармом. Например, когда анонимный автор письма, пришедшего в Виленское охранное отделение в конце марта 1915 года, обвинил весь клан Гольдштейнов в шпионаже в пользу Германии и предательстве, тотчас был произведен арест зятя Мясоедова, владельца кожевенного завода Павла Гольдштейна³³. Имели место и другие, не связанные между собой события, которые также работали в атмосфере того времени против подозреваемых. 16 апреля взрыв разрушил плавильные печи на Охтинском военном заводе под Петроградом, погибло десять человек. Хотя причиной несчастья, вероятно, были безобразные условия безопасности труда на заводе, общественное мнение приписало случившееся саботажу^34. События такого рода, становясь известными, подливали масла в огонь шпиономании и провоцировали публичные призывы к немедленному задержанию и суровому наказанию предателей, — это социальное явление сыграло против тех, кто летом того года предстал перед судами в Варшаве и Вильне по обвинению в предательстве.

Есть, конечно, свой смысл и в гипотезе «невезения», поскольку жизнь Мясоедова представляет собой буквально цепь неудач и поражении. Однако это не может служить единственным и исчерпывающим объяснением юридического убийства. Злая судьба могла привести Сергея Николаевича на край пропасти, однако не она столкнула его туда. Тут требовались другие люди — либо те, в чьих интересах было уничтожить Мясоедова, независимо от свидетельств его невиновности, либо те, чью веру в его предательство не могли поколебать никакие доводы.

И тут мы подходим ко второй гипотезе: возможно, Мясоедов пал жертвой злого умысла, за которым стояло некое могущественное и ревнивое лицо. Сторонником этой теории был Вальтер Николаи из германской секретной службы, который на страницах своих мемуаров утверждал, что «обвинения против него [Мясоедова] были лишь предлогом, весьма действенным в военное время, чтобы убрать его с дороги, поскольку он соперничал за симпатию некой дамы с одной весьма высокопоставленной особой»³⁵. Николаи, очевидно, имеет в виду Евгению Столбину. Напомним, что, будучи любовницей Мясоедова, Столбина сохраняла ему верность, лишь когда тот был рядом. Расставаясь с Сергеем, она проводила время со множеством разных мужчин, среди которых, как гласят полицейские отчеты, был сын великого князя Константина Константиновича. Константин Константинович (одаренный поэт, публиковавшийся под псевдонимом К.Р., и переводчик Шекспира), действительно, несмотря на свою устойчивую склонность к мужчинам, был отцом шести сыновей — Ивана (р. 1886), Гавриила (р. 1887), Константна (р. 1891), Олега (р. 1892), Игоря (р. 1894) и Георгия (р. 1903). Поскольку Георгий к моменту описываемых событий был еще мальчиком, а Олег был смертельно ранен в октябре 1914 года, любой из четырех оставшихся Константиновичей мог в 1915 году иметь отношения со Столбиной. К сожалению, доступные нам данные не позволяют ответить на этот вопрос точнее. В любом случае, смысл утверждения Николаи ясен: любовник Столбиной, принадлежавший к императорской фамилии, завидуя ее симпатии к Мясоедову, раздул дело против жандарма, дабы навсегда убрать его со сцены. Эта версия служит удачной романтической кодой к изложенной Николаи истории Мясоедова, однако в ней нет ни капли правды. Не существует ни одного свидетельства, указывающего на связь кого-либо из сыновей Константина Константиновича со шпионским скандалом Мясоедова. Все четверо гипотетических кандидатов служили в армии, однако ни один из них не занимал сколько-нибудь важной должности, тогда как арест, суд и казнь Мясоедова, как мы знаем, от первого до последнего шага направлялись армейской элитой, преимущественно Ставкой.

Можно ли, следовательно, считать гибель Мясоедова результатом некоего злого умысла Ставки? Чтобы выяснить этот вопрос — третью нашу гипотезу, необходимо вернуться к уже обсуждавшейся теме — войны и разлада между Ставкой и двором.

Несмотря на то что спустя шесть месяцев после начала войны патриотический подъем, сопровождавший ее начало в августе 1914 года, не исчез вовсе, проявления его изменились. К этому моменту, как мы знаем, накопилось достаточно оснований для недовольства ходом ведения войны. Отдадим должное армии — она честно исполняла свой долг; русские солдаты в полной мере проявляли свое былинное мужество. Главнокомандующий армией, желчный и болезненно нервный великий князь Николай Николаевич, сохранял личную популярность как своего рода воплощенный символ преданности отечеству. Но что могут сделать командир и армия, если они лишены необходимых людских и материальных ресурсов? Амуниции и вооружения не хватало до такой степени, что зеленые новобранцы, часто едва закончив десятинедельную подготовку, отправлялись на фронт безоружными, с приказом вооружиться самостоятельно, подбирая винтовки убитых. Людские потери достигли в среднем трехсот тысяч человек в месяц. Не забудем и серию катастрофических поражений — при Танненберге, Мазурских озерах, у Зольдау, — и это лишь некоторые. Даже Юго-Западный фронт не радовал добрыми вестями: наступательная операция против Австрии буквально вмерзла в лед на тропах Карпатских гор. Все эти обстоятельства охладили общественные ожидания быстрого и успешного завершения войны. Никогда еще победа не казалась столь невозможной.

Чем объяснить столь разительное поражение России на поле боя? Раз в армии все более или менее в порядке, значит, причину следует искать в тылу, а то и в самой столице. Образованные оппоненты режима свято уверовали в то, что именно действия правительства предопределили мучительную агонию армии. Война — так решили многие — продемонстрировала фундаментальную несостоятельность правительства. Пока у руля находятся коррумпированные реакционеры, так же как Сухомлинов и Маклаков, Совет министров Российской империи не сможет организовать снабжение фронта, не говоря уже о том, чтобы мобилизовать должным образом экономику страны. «Священный союз» — обещание воздерживаться от политической борьбы на время военного конфликта, под которым летом 1914 года подписалось большинство политических партий, начал распадаться. «Частное» письмо Керенского о деле Мясоедова, о котором шла речь в предыдущей главе, свидетельствовало о новой тенденции. Политики умеренно правого толка, центристы и левые стали призывать императора уволить одиозных министров и обратиться для организации экономической поддержки воины к помощи всего российского общества. В атмосфере беспорядочного отступления русской армии летом 1915 года зазвучали требования создать «министерство доверия», то есть кабинет, ответственный перед Думой и составленный преимущественно из ее членов³⁶.

Однако были и те, кто задавался вопросом: что, если дело не просто в бездарности правительства? Ходили слухи, что при дворе процветают германофилы и пораженцы. Придворная камарилья из темных дельцов, склеротических генералов и совершенно невозможного Распутна оплела своими щупальцами императора с императрицей. А тут еще немецкое происхождение Александры Федоровны и то, что у нее в Германии остались близкие родственники, в том числе родной брат Эрнест, герцог Гессен-Дармштадтский. Анекдот, имевший широкое хождение в те дни, демонстрирует глубокие сомнения публики относительно лояльности императрицы: «Наследник каждый день плачет. У него спрашивают, о чем он плачет. «Как же мне не плакать: русских бьют — папа плачет, и я с ним; немцев бьют — мама плачет, и я плачу с нею»³⁷.