Севастопольская страда (Часть 1)

- Возьмите матросов с судов в дополнение к резервным батальонам... По моим подсчетам, у вас может составиться тысяч десять.

- Эта цифра может составиться только тогда, если я возьму с судов почти всех матросов, Александр Сергеич!

- Я именно об этом и говорю, - подтвердил князь. - Кроме того, вот еще что: нужно послать фельдъегерем к государю с донесением о сегодняшнем деле ротмистра Грейга... Ротмистр Грейг! - крикнул он назад, так как адъютанты его ехали на приличной дистанции. - Вы назначаетесь фельдъегерем к государю, - обратился князь к штаб-ротмистру, когда тот подъехал.

- Я, ваша светлость? - Грейг испуганно поглядел на него.

- Да, мне кажется, что вы это сделаете лучше, чем кто-нибудь другой. Я не знаю, получите ли вы за это очередную награду, но... во всяком случае хорошо сможете доложить государю, что вы видели и знаете... Прежде всего, конечно, скажете о том, что я нуждаюсь в самой спешной присылке подкреплений... Что армия противника велика, снабжена прекрасным оружием, но что если мы в самое ближайшее время, совершенно незамедлительно, получим корпус свежих войск, то сбросим неприятеля в море... Вот, Владимир Алексеич, вы возьмете его с собой, дадите ему необходимые инструкции и бумаги, и завтра же утром он должен выехать в Петербург... Свое донесение государю я напишу сейчас и пришлю вам с Исаковым...

Когда Корнилов, Тотлебен и Грейг, простившись с Меншиковым, отъехали две-три версты от Качинской долины, где войска расположились бивуаком на ночь, Грейг заметил на боковой дороге смутные в густых сумерках силуэты длиннорогих украинских серых волов, запряженных по нескольку пар в три подводы, причем на каждой подводе было что-то длинное, черное и, видимо, очень тяжелое. Около же подвод, покрикивая на волов, шли толпою матросы.

- Что это может быть такое? - озадаченно самого себя, но вслух спросил Грейг, а Корнилов ответил на его вопрос:

- А-а! Это судовые орудия... Я их послал князю еще рано утром, а они только теперь доплелись сюда, когда в них нет уже надобности... Поезжайте, пожалуйста, к ним, голубчик, скажите, чтобы возвращались назад... чтобы оставили их на Северной стороне... Они там сослужат свою службу.

- А государю я должен буду донести и о том, как у нас перевозят орудия, ваше превосходительство? - не без насмешки спросил Грейг, поворачивая коня.

- Отчего же не доложить и об этом? Государь должен знать и то, какие у нас способы перевозки тяжелых орудий, - ответил ему Корнилов.

Подполковник Тотлебен, державшийся все время очень молчаливо, вдруг отозвался на это с большим оживлением:

- Да, государь должен знать правду! Не с парадного подъезда, а с заднего крыльца государь должен знать все о положении Севастополя! И что перевозочных средств оч-чень мало, и что инженерное имущество оч-чень бедное, и что войск оч-чень мало, и что оружие оч-чень плохое - все это должен сказать государю ротмистр Грейг. Он должен иметь мужество сказать это! Это есть его долг!

- Я уверен, что у Грейга мужества на это хватит, - сказал Корнилов, но... будем молиться богу, чтобы хватило мужества и у князя не настаивать на истреблении своего же флота! Я думаю, что это вырвалось у него под влиянием неудачи... Он очень расстроен... А? Вы это заметили?

- Как знать, - уклончиво ответил Тотлебен. - Когда Геркулес* бросал Антея на землю, земля Антею возвращала все его прежние силы... Если матросы наши хороши на море, то тем лучше они будут на суше...

_______________

* Г е р к у л е с  - легендарный герой древних греков. Один из

его подвигов заключался в победе над великаном Антеем, сыном богини

земли Геи.

- Матросов посадить в окопы? - крикнул Корнилов.

- Конечно, это только в случае крайней необходимости, ваше превосходительство, - поспешил смягчить свои слова Тотлебен.

- Матросов засадить в окопы - это все равно, что художников заставить красить заборы!.. Нет, моряки слишком дорогой вид войска, и они сделают для защиты Севастополя то, что их учили делать! И сделают это именно на море, а не на суше!

IV

Как только стемнело, ничего не евшие и не пившие за целый день солдаты, вдобавок еще, как это было в нескольких полках, бросившие тяжелые ранцы и сухарные мешки, разбрелись по Качинской долине в виноградники и сады: зрелое и незрелое, все поедалось без разбору.

Слышалось только повсюду, за невысокими каменными стенками и плетнями, как отрясались деревья, как градом падали наземь яблоки и груши, как перекликались друг с другом и переругивались солдаты, а фельдфебеля на привале около построек кричали неистово:

- Пе-ервая рота Бородинского полка-а, сюда-а-а-а!

- Пятая рота Суздальского полка-а, сюда-а-а-а!

- Восьмая рота Московского полка-а, сюда-а-а-а!

Это последнее "а-а-а-а!" тянулось до бесконечности. Конечно, голоса у фельдфебелей были разные, - у кого бас, у кого звонкий тенор, - но трудно было все-таки различить в темноте, кое-где только слабо пронизанной огоньками непышных костров, свой ли фельдфебель кричит, или чужой, и солдаты, собираясь на крики, которые неслись со всех сторон, часто ошибались, попадали не только не в свою роту, а даже в чужой полк, и до полуночи почти бродили зря, а после полуночи барабанщики по всему лагерю ударили сбор, потому что Меншикову не спалось, - беспокоила мысль о глубоком обходе, охвате, даже о десанте противника под самым Севастополем, оставшимся без армии: представлялось совершенно необходимым к рассвету довести войска до Инкерманских высот.

И вот, то и дело натыкаясь на кусты карагача и дуба, объеденные за лето козами и потому колючие, отводя душу руганью, двинулись в темноте дальше совершенно перемешавшиеся местами части - просто толпы солдат, подгоняемые единственным желанием добраться до кухонь, когда придут, наконец, на место. Дальше, в лесу, совершенно перепутались и перемешались части, так что утром, едва забрезжило, когда дошли до Бельбекской долины передовые отряды, пришлось остановить их, чтобы разобраться по ротам, батальонам, полкам...

Но перед тем как разобраться, молодые офицеры и солдаты вкупе и влюбе разгромили виноградники и сады, чтобы уж ничего не досталось следом идущим французам.