Русская армия между Троцким и Сталиным

Специальная комиссия Петроградской городской думы установила, что трое женщин-солдаток при штурме Зимнего были изнасилованы и одна покончила жизнь самоубийством.

В ночь на 25 октября 1917 года весь состав ЦК партии большевиков, в том числе Ленин, ночевал в комнате № 14 Смольного дворца, прямо на полу. По воспоминаниям Андрея Сергеевича Бубнова, члена Военно-революционного комитета, «Ильич очень торопил с взятием Зимнего и ругался весьма здорово, когда не было сообщений о ходе наступления».

«В 10-й комнате, на верхнем этаже, шло беспрерывное заседание Военно-революционного комитета, — писал американец Джон Рид. — Приходили: Подвойский, худой, бородатый штатский человек, в мозгу которого, созревали оперативные планы восстания; Антонов, небритый… шатающийся от бессонницы, Крыленко, коренастый, широколицый солдат с постоянной улыбкой, оживленной жестикуляцией и резкой речью; Дыбенко, огромный бородатый матрос со спокойным лицом. Таковы были люди этой битвы за власть Советов и грядущих битв».

«Громадный город как бы вымер, — вспоминал будущий главнокомандующий Красной армией Николай Васильевич Крыленко. — Ни души на улицах. Иногда лишь гремели, с грохотом прокатываясь вдоль Невского, броневые автомобили и, громыхая, подтягивались к Зимнему дворцу трехдюймовые орудия…

Ударный женский батальон к вечеру сдался; жалкая горсть юнкеров, защищавшая подступы к Зимнему дворцу, забаррикадировалась за поленницами сложенных у ворот дров и с полной безнадежностью ждала решительной атаки. До самой поздней ночи никаких активных действий не предпринималось. К двенадцати же часам все было кончено…

Правительство Керенского пало, так как за ним не оказалось никакой реальной силы. Ни один полк не двинулся на его защиту, и, наоборот, все полки Петроградского гарнизона повиновались приказаниям комиссаров Военно-революционного комитета Петроградского Совета».

На улицах Петрограда остались только отряды красногвардейцев и патрули войск, присоединившихся к большевикам.

Леонид Красин писал семье через неделю после революции:

«Воображаю, сколько всякой чепухи сообщалось в ваших газетах за эту последнюю неделю! Вкратце дело обстояло так.

Временное правительство и Совет Республики за последние недели проявили какой-то такой паралич всякой деятельности и воли, что у меня уже возникал вопрос: да не политика ли это и не собирается ли Керенский и компания дать большевикам, так сказать, зарваться и затем одним ударом с ними покончить.

В действительности покончили с ним большевики нападением на Зимний дворец, в котором в последний момент не было иной защиты, кроме юнкеров и смехотворного женского батальона. Весь остальной гарнизон, подвергавшийся в течение трех недель безудержному воздействию большевиков, отказался выступать на защиту Временного правительства, и все оно к вечеру 25 октября оказалось в казематах Петропавловки, кроме Керенского, который бежал в Гатчину…

Жертв почти не было, матросы и Красная гвардия вели себя вполне достойно, только солдаты кое-где в Зимнем дворце, а еще вернее — переодетые солдатами уголовные элементы коснулись слегка кое-каких сундуков с драгоценными вещами.

У нас все в порядке, и нигде по соседству никакого ущерба никто не потерпел. Город занят советскими войсками и Красной гвардией, которые поддерживают пока что полный порядок. О красногвардейцах (рабочих) вообще хорошо отзываются. Они основательно дерутся и соблюдают полный революционный порядок, так что покамест хулиганам нет ходу».

Подробнейшим образом о том, что 25 октября происходило в Зимнем дворце, написал участник его обороны поручик Александр Петрович Синегуб, преподаватель Петроградской школы прапорщиков инженерных войск. Его записки появились в «Архиве русской революции», издававшемся в эмиграции.

Утром 25 октября главный штаб Петроградского военного округа приказал школе прапорщиков явиться к Зимнему дворцу для «усмирения элементов, восставших против существующего правительства». Синегуб во главе батальона юнкеров отправился исполнять приказ. Встретив патруль 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков, бодро сказал:

— Мы быстро установим границы должного поведения для господ хулиганствующих. Эх, черт возьми, разрешили бы арестовать Ленина и компанию, и все пришло бы в порядок.

Батальон построили лицом к Зимнему дворцу и правым флангом к главному штабу округа.

Появился военный комиссар при верховном главнокомандующем поручик Владимир Станкевич, бывший преподаватель полевой фортификации в школе прапорщиков, о чем он не преминул напомнить:

— Я рад, что некоторым образом родная мне школа… Старший курс должен помнить меня… Я сейчас приехал из армии. Я свидетельствую вам, что вера армии в настоящий состав правительства, возглавляемого обожаемым Александром Федоровичем Керенским, необычайно велика. Везде царит вера в ясную будущность России. И только здесь, в столице, в Красном Петрограде, готовится нож в спину революции. Я рад и счастлив приветствовать вас, так решительно и горячо, без колебаний отдающих себя в распоряжение тех, кто единственно имеет право руководства жизнью народа до дня Учредительного собрания.

Станкевич пожал руки офицерам и исчез.

Юнкеров под командованием Синегуба один из комиссаров Временного правительства распорядился отправить на охрану Мариинского дворца, где заседал Совет Республики — так называемый предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совет Республики должен был действовать до созыва Учредительного собрания.

Синегуб попросил выдать патроны.

— Патроны? Зачем? — удивился комиссар Временного правительства.

— У нас мало. По пятнадцати штук на винтовку. Пулеметов и гранат совсем нет. Обещали здесь выдать, но добиться…

— Это лишнее. Дело до огня дойти не может. И пятнадцати штук за глаза хватит. Огня без самой крайней необходимости не открывать. А если и подойдет к Мариинскому дворцу какая-нибудь хулиганствующая толпа, то для ее укрощения достаточно одного вида юнкеров с винтовками.

По дороге выяснилось, что городскую телефонную станцию захватили красногвардейцы. Ворота станции были заперты, изнутри их не открывали. Синегуб потребовал прислать ему подкрепление, пулеметы и пироксилин, чтобы взорвать ворота.

Комиссар Временного правительства предупредил его:

— Смотрите же, первыми огня не открывать. Это может все дело испортить. Потом будут кричать, что мы первые открыли стрельбу и что мы идем по стопам старорежимных городовых — стреляем в народ.

Юнкера не знали, что красногвардейцы захватили не только городскую телефонную станцию, но и телеграф и центральную телефонную станцию. После чего телефоны Зимнего дворца были отключены. Большевики контролировали и радиосвязь. Смольный связывался с революционными моряками Балтийского флота через радиостанцию крейсера «Аврора» и радиостанцию «Новая Голландия» главного штаба военно- морского флота.

Кроме того, не доверяя технике, Антонов-Овсеенко распорядился, чтобы комиссары частей каждый день присылали по одному солдату в Военно-революционный комитет для связи.

Подкрепление так и не появилось, и от от попытки вернуть контроль над телефонной станцией юнкера быстро отказались. Комиссар Временного правительства увел отряд к Зимнему дворцу. Туда вызвали всех, кто откликнулся на призыв правительства, — школы прапорщиков из Ораниенбаума, Петергофа, Константиновское артиллерийское училище…

В Зимнем появились казаки, которые все же решили поддержать Временное правительство, инвалиды — георгиевские кавалеры и ударная рота женского батальона смерти.

Начальник инженерной школы прапорщиков полковник Ананьев, назначенный ответственным за оборону Зимнего дворца, разработал план действий. Но план тут же начал рушиться. Артиллеристы Константиновского училища раздумали защищать Временное правительство, покинули дворец и увезли свои орудия. Удержать их не удалось. Собрались уходить казаки.

Поручик Синегуб, вскочив на ящик, стал убеждать станичников остаться. Командовавший ими подхорунжий ответил: