Спасительный 1937-й. Как закалялся СССР

Кризис, возникший уже в начале третьего тысячелетия новой эры развития цивилизации, убедительно показал, что человечество так и не смогло понять не только смысла своего существования, но и путей дальнейшего развития. Еще социал-утописты Томас Мор, Томмазо Кампанелла, Роберт Оуэн, Шарль Фурье, указывая на несправедливость существовавшего общества, убеждали: чтобы люди жили лучше, его должен сменить другой, более совершенный строй, где все будут равны между собой. Декларации против деспотов, тиранов и привилегированных паразитов они поворачивали против новой «аристократии богатства», против «промышленных феодалов», как Фурье называл капиталистов. Последним мыслителем, который пытался уложить мечту об устройстве мира, основанного на принципах идей о социальной справедливости, в стройную теорию, стал Карл Маркс, сделавший вывод, что в основе эксплуатации лежит отчуждение результатов труда наемных работников капиталистами, а это, в свою очередь, обусловлено отчуждением средств производства.

Среди людей начала XX века, принявших философию Маркса на веру, был и Иосиф Сталин. Причем в отличие от «кабинетных ученых» именно он оказался человеком, которому предстояло не только проверить марксистскую теорию на практике, но и возглавить строительство справедливого общества. Однако постулаты классиков, изложенные на бумаге, оказалось нелегко утвердить в реальной жизни. И прежде всего потому, что пролетариат, живущий за счет продажи своей рабочей силы и непосредственно производящий материальные блага, не может обойтись без чиновничества — управленцев, составлявших слой бюрократии.

Именно поэтому в 1937 году Сталину пришлось решить ряд проблем, связанных с устойчивостью государства в случае начала войны. То была целостная политическая концепция. Принятие 5 декабря 1936 года новой Конституции СССР и последовавшая подготовка к всеобщим прямым выборам стали завершающим политическим актом, подводившим черту под преобразованиями, последовавшими в результате революции. В течение 1937–1938 годов в стране произошла полная смена кадрового состава во всех сферах власти — как политической, хозяйственной и правовой, так и административной.

Вместо слоя управленцев, выдвинувшихся на ответственные посты после Гражданской войны, к руководству государственным механизмом пришло новое, молодое и общественно активное поколение, выросшее и получившее образование уже при советской власти. Накануне войны всего за два с половиной года советский вождь осуществил коренное реформирование всей политической надстройки общества, которое позже будет называться термином «перестройка». Однако перестройка по-сталински не была деструктивна, как полная бессилия и противоречивых стремлений политика Горбачева, которая привела к развалу государства.

Реформы, осуществленные Сталиным, действительно были демократическими для широких масс населения, составлявших продуктивное большинство народа и характеризуемое понятием «трудящиеся». На основе всеобщих прямых и тайных выборов произошла полная смена кадрового аппарата законодательной и исполнительной власти. В ее ходе были ликвидированы клановые группировки в лице руководителей партийных комитетов предприятий, учреждений, горкомов, обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик. Такие качественные изменения в системе управления общественными и государственными структурами не могли произойти сами собой — без борьбы, без острых противоречий и взаимных обвинений, без сведения счетов и навешивания политических ярлыков. Напряженные баталии с открытой критикой партийных и государственных чиновников происходили на собраниях и пленумах, в средствах печати и на митингах трудящихся, требующих расстрела врагов народа.

В этом проявлялось законное и осмысленное требование народа очищения властных структур от карьеристов, бюрократов и приспособленцев, разоблачения как явных, так и тайных вредителей. Именно народ одобрял действия по привлечению преступников, виновных в экономических, хозяйственных и политических преступлениях, к ответственности. Стремление масс было направлено к установлению порядка, укреплению технологической и трудовой дисциплины, устранению бюрократизма и делячества, а главное — к пресечению любых попыток подорвать устои советского государства.

И то, что в процессе осуществленной накануне войны чистки произошли извращения ее целей, не зависело от Сталина. Еще Маркс писал: «Бюрократия есть круг, из которого никто не может выскочить. Ее иерархия есть иерархия знания. Верхи полагаются на низшие круги во всем, что касается знания частностей; низшие же круги доверяют верхам во всем, что касается понимания всеобщего, и, таким образом, они взаимно вводят друг друга в заблуждение». Это наблюдение Маркса в полной мере применимо и к советской бюрократии, которую называют «номенклатурой».

Впрочем, функционально номенклатура 30-х годов ничем не отличалась от любой другой бюрократии. И хотя многие репрессированные чиновники, примкнувшие к большевистской партии после революции, имели партийные билеты, преимущественно они были выходцами из среднего класса, говоря иначе, из мелкой буржуазии и поэтому несли в себе мелкобуржуазное паразитическое сознание. Эта мелкобуржуазная ограниченность и обусловила то, что люди, оппонировавшие Сталину, не были большевиками, как сегодня утверждают интерпретаторы истории. Прежде всего, они принадлежали к клану бюрократов, разделявших взгляды правых и троцкистов.

Но тот же Маркс указывал, что бюрократия подменяет реально поставленные перед ней государственные цели своими собственными, бюрократическим целями: «Так как бюрократия делает свои «формальные» цели своим содержанием, то она повсюду вступает в конфликт с «реальными» целями. Она вынуждена поэтому выдавать формальное за содержание… Что касается отдельного бюрократа, то государственная цель превращается в его личную цель, в погоню зачинами, в делание карьеры». [2]

О таких чиновниках писал Маяковский: «Ходят, гордо выпятив груди, в ручках все — в значках нагрудных. Мы их всех, конечно, скрутим, но всех скрутить ужасно трудно». Действительно это так. И, как отмечает А. Н. Тарасов: «Единственным серьезным механизмом улучшения функционирования бюрократии является репрессия. По отношению к государственной бюрократии благотворную роль экзекутора может выполнять монарх (поскольку монарх — это не первый чиновник вроде президента, он не назначен и корпоративной бюрократической моралью не связан). Применительно к советской номенклатуре роль монарха играл Сталин…».

Примечательно, что если доклад Сталина на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года был озаглавлен «О недостатках в партийной работе…», то горбачевский доклад на пленуме 27 января 1987 года назывался «О перестройке и кадровой политике партии». Однако Горбачев, затеявший реформы 80–90-х, государственную цель превратил именно «в его личную цель, в погоню за чинами, в делание карьеры». Поэтому вся «политика» Горбачева не имела какой-то четкой программы. Она строилась исключительно на демагогии и импровизации. Впрочем, одна из идей — если не сказать, одна извилина, которая в его мозгах все же была, — основывалась на бухаринском призыве к кулакам «Обогащайтесь!». То была идея о «кооперации», связанная с услышанными еще в детстве рассказами «о хорошем нэпе». Эта идефикс имела связь с родословной «реформатора».

Дело в том, что дед Горбачева (по линии отца), имея частное хозяйство, в период нэпа занимался торговлей, и, видимо, небезуспешно. Поэтому даже в годы коллективизации он не вступил в колхоз, а остался единоличником. В 2005 году Горбачев так рассказывал свою родословную корреспонденту «Ставропольской правды» Ефиму Куцу: «Самое удивительное, что один дед у меня — по линии матери, вернувшись с Первой мировой войны с зарядом ереси, которую с фронта приносили солдаты, был создателем коммун, колхозов. Коммунист. Второй дед был другим… И тут один дед стал строителем колхоза… Другой дед — Андрей — в колхоз не пошел. Единоличником остался. Отец мой, сын деда Андрея, стал на его сторону». [3]