Закат и гибель Белого флота. 1918–1924 годы

В 1918 году Рябцев поспешил покинуть Москву и переехал в Харьков, где мирно проживал до 1919 года, до той самой поры, пока во время наступления Добровольческой армии город не был взят частями под командованием генерала В. З. Май-Маевского. Контрразведка добровольцев, занятая выявлением сторонников большевизма и предателей, произвела арест Рябцева, и дальше началось расследование его приснопамятного бездействия на посту командующего Московским военным округом поздней осенью 1917 года. Следователи военной прокуратуры Добровольческой армии вели дело к прямому обвинению Рябцева в должностном преступлении; ведь именно он отдал приказ о прекращении сопротивления силам ВРК в Москве, не используя в полной мере всех имевшихся в его распоряжении ресурсов и не считаясь с мнением подчиненных офицеров. Допрошенные в ходе следствия бывшие защитники Москвы из числа юнкеров и офицеров, служившие в то время в Добровольческой армии, свидетельствовать о чем-либо, оправдывающем действия полковника Рябцева, отказались.

Полковник Рябцев был расстрелян по приговору в измене, но, справедливости ради, стоит сказать, что в роковые дни осени 1917 года, нашлись настоящие люди долга и чести. Полковник лейб-гвардии Волынского полка Леонид Николаевич Трескин отдал приказ своим юнкерам занять и держать оборону в Лефортово, в здании Алексеевского военного училища, не допуская туда бандитов и распаленную жаждой легкой поживы толпу. И лишь достоверно узнав о том, что большевики подтягивают артиллерию, чтобы быть по зданию училища прямой наводкой, полковник Трескин распорядился сложить оружие. В целом, в городе сопротивление большевистскому мятежу не угасало, постепенно охватывая центр Москвы. Слышалась стрельба на Спиридоновке и соседней с ней Малой Бронной, а в Гранатном переулке в это время шли бои пресненских рабочих отрядов с юнкерами. Большевики-пресненцы прицельным огнем с крыш вытеснили юнкеров с этих улиц, столь удобных для долговременной обороны, на открытое пространство площади, к Никитским воротам. Перестрелка усилилась возле кинотеатра «Унион», стоящего на пересечении Малой Никитской улицы и бульвара. Шел бой и возле другого белого бастиона, находившегося неподалеку от Волхонки, — казарм Александровского военного училища. Несколько лет тому назад московская вечерняя газета рассказала о случайно обнаруженном в бывшем здании училища на Волхонке тайнике, где с октября 1917 года оставались спрятанными некоторые личные вещи и оружие юнкеров.

Ввиду нарастающего численного превосходства большевиков, бои в городе стали затихать. Часть белых защитников Москвы, сдавшихся под честное слово ВРК, была расстреляна на территории воинских казарм в Лефортово.

Отзвуки перестрелок еще продолжали некоторое время доноситься с Остоженки, Пречистенки и из Хамовников. Обыватели испуганно жались к стенам зданий. Улицы быстро обезлюдели, и казалось, что обыкновенная жизнь города приостановилась. После упорных боев красногвардейцами был занят Брянский (ныне Белорусский) вокзал. Переправившись у Зарядья, они просочились в притихшее Замоскворечье. Положение дел изменила перешедшая к большевикам 1-я запасная артиллерийская бригада, предоставившая им для обстрела засевших на Тверской улице юнкеров свои батареи. В те дни удача лишь ненадолго улыбнулась оборонявшимся белогвардейцам, когда ими был отбит Брянский вокзал вечером 30 октября 1917 года. На него утром следующего дня прибыл с фронта «батальон смерти», присоединившийся к Белой гвардии и вместе с ней поведший успешное наступление на красногвардейцев, укрепившихся на всем протяжении Тверского бульвара. Красные дрогнули, откатываясь на Страстную площадь. Небольшая часть их в это время отбивалась от атак белогвардейцев у стен Зачатьевского монастыря на Остоженке.

Еще спустя сутки юнкеров вытеснили с Пресни. Красногвардейцами оказались заняты Провиантские склады. Постепенно они вернули себе господствующее положение на Страстной (ныне Пушкинской) площади и даже перешли в контратаку. Алексеевское военное училище было окружено красными и неистовавшей толпой, призывавшей к убийству всех засевших там юнкеров. Солдаты-дезертиры Двинского полка приступом взяли Малый театр; люмпены и городская чернь, подоспевшая из Сокольников, захватила почтамт. Артиллерийским огнем юнкеров вынудили отойти со Страстной площади, в то время как рабочие завода Михельсона перешли Москворецкий мост и закрепились на Москворецкой улице. В импровизированный штаб Белой гвардии пришло известие о том, что в Крутицких казармах сложили оружие юнкера. Затем прибежавшие юнкера сообщили, что видели белый флаг, выброшенный из окна Алексеевского училища. Борьба стихала, но не заканчивалась, и одной из причин все еще продолжающегося сопротивления стала изоляция юнкеров, окруженных в Кремле, не пожелавших сложить оружие и не ведавших о почти повсеместной победе Красной гвардии. Солдаты-артиллеристы получили приказ ВРК: «Штаб Военно-революционного комитета приказывает прекратить стрельбу по Никитским воротам и перенести огонь на Кремль. Член Военно-революционного штаба А. Аросев, секретарь — Самсонов. 1 ноября 1917 г.»

Согласно этому приказу по Кремлю был открыт огонь из 6-дюймовых орудий. Преступный приказ об обстреле, отданный Александром Яковлевичем Аросевым, был, увы, не единственным разрушительным документом, вышедшим из-под пера этого большевика. В стремлении захватить Кремль любой ценой Аросев не остановился ни перед какими средствами. Главной его задачей стало выбить еще сопротивлявшихся юнкеров прочь: «Занять позицию с левой стороны Бабьегородской плотины и обстрелять Кремлевскую стену, выходящую к Манежу. Пробить брешь у Троицких ворот. Занять позицию с правой стороны Бабьегородской плотины и обстрелять район Ленивки и подготовить артиллерийским огнем продвижение пехоты на Волхонку… Член В.Р.К.А. Аросев». Воздействие разрушительного огня на здания православных святынь, судя по тексту документа, не виделось ему чем-то кощунственным. Казалось, ничто, кроме своей драгоценной жизни и политики, не волновало этого «сына портного», как называют Аросева в официальной биографии, о котором простодушные советские историки с гордостью писали, что в юности он имел средства учиться «на философско-филологическом факультете Льежского университета и в Петрограде — ком психоневрологическом институте», что было занятием отнюдь не дешевым. Обучение, на которое были затрачены немалые средства, не пошло ему впрок, и к идеям гуманизма, судя по его роли в расстреле кремлевских святынь, этот большевик остался вполне равнодушным.

Масштаб разрушений, произведенный артиллерией по приказу Аросева, оказался колоссален. Невольно задаешься вопросом, был ли он отдан в здравом уме образованным человеком? Образованным, но духовно слепым, равнодушным к российским святыням, ее гостем, но не сыном, Геростратом новейшей истории, в целом достойным сожаления и деянием своим обрекшим свою душу на вечные муки…

Снаряды не пощадили древний Успенский собор. В одну из его маковок угодил снаряд, разорвавшийся в ее середине, а разлетевшиеся во все стороны осколки изрядно подпортили соседний купол. В купольном барабане образовались опасные трещины, грозившие со временем дальнейшим его разрушением. Каким-то чудом уцелела срединная глава собора. Снаружи вся алтарная стена оказалась полностью испещренной выбоинами от пуль и осколков снарядов. Подобных следов на белокаменной оболочке храма очевидцы событий насчитали около 70. На северной его стене обнаружилось 54 пулевых отверстия. В зеркальных стеклах внутри этой церкви тоже остались следы обстрела. Внутри собора по полу лежали рассыпанные осколки разорвавшегося шестидюймового снаряда, глубоко вспахавшие стенопись и погнувшие даже тяжелые паникадила. Престол и алтарь были усеяны осыпавшимся стеклом. Древние стены Чудова монастыря были пробиты, судя по всему, шестью тяжелыми снарядами. То там, то здесь глубоко виднелись глубокие пробоины, а расползавшиеся от них во все стороны трещины местами доходили до 2–3 аршин в диаметре.

Снарядами оказались повреждены и митрополичьи покои, занимаемые митрополитом Вениамином (Казанским). Священномученик вспоминал: «Целую неделю под выстрелами я провел в Кремле… Последние двое суток насельники Чудова монастыря спасались в подвале и подземной церкви святителя Ермогена, куда были перенесены и мощи святителя Алексия из соборного храма. Стену занимаемого мной помещения пробили два снаряда тяжелой артиллерии, разорвались и произвели большое разрушение. Из своей комнаты я вышел за несколько минут перед этим. Ко всенощной и литургии под выстрелами через двор ходили в подземную церковь. Шла постоянная служба. Братия исповедалась, причащалась Святых Тайн: служащие и не служащие готовились к смерти» [7]. Внутри митрополичьих покоев остались лишь неравномерные обломки мебели и груды камней. В одной из комнат снаряд пробил внушительной толщины оконный откос и разрушил вплоть до висевшей там иконы Богородицы стену, но сама икона со стеклом и мерцающей подле нее лампадой осталась невредимой.