Ганнибал: один против Рима

Высадившись в гавани Генуи, Магон исчез в предгорьях. Братья находились очень далеко друг от друга: Магон у Альп, а Ганнибал на оконечности Италии.

Когда начался тринадцатый год войны, римляне в Италии, казалось, впали в спячку. Они были обессилены. Им предстояло многое восстановить и еще больше обработать. После всех тягот последних лет они были рады отдохнуть. Публий Корнелий Сципион со своей проницательностью решительно воспротивился этой спячке.

Великая битва при Заме, в которой Сципион выступил против Ганнибала, началась вовсе не жаркой весной 202 года до н. э. Она началась за несколько лет до этого в уме Публия Сципиона, и то, что он сделал за эти годы, было во многом связано с происшедшим на равнине у Замы.

Уже в мае 206 года до н. э. (вскоре после Илипы) Сципион предпринял первую попытку достичь Африки. То, что случилось с ним там, совершенно невероятно и напоминает приключенческий роман, но это действительно произошло.

После Илипы, как обычно, молодой проконсул отправил великолепные трофеи в Рим, в котором он страстно желал получить важный политический пост. Он рассчитывал с помощью теперь уже опытной армии и своих одаренных военачальников Марция и Лелия завладеть остальной частью Испании. Закончив это, он собирался пересечь пролив, чтобы перенести войну в Африку и заставить Ганнибала покинуть Италию и вернуться на защиту Карфагена. Эта идея была простой, как всякая блестящая идея. Его отец вынашивал такую мысль еще до него и начал вести дипломатические переговоры с Сифаксом, царем нумидийцев, который до этого поставлял Ганнибалу лошадей. Старший Публий Сципион планировал превратить Испанию в базу для африканской экспедиции, как это сделал Ганнибал перед походом на Рим. Совершенное Ганнибалом было прекрасным примером, достойным подражания.

Возможно, когда молодой Сципион погрузился в порту Тарракон на пентеконтор и вышел в море, он не представлял себе, что меняет сущность своей республики: она прекращает быть итальянским государством и становится империей, простирающейся за море к новым горизонтам. Это было, естественно, заветной мечтой глав родов Эмилиев и Сципионов. Сам Сципион тем не менее был просто военачальником армии, которому в случае чрезвычайной опасности передавалась консульская власть. Больше того, его авторитет не выходил за пределы Пиренеев. (Нерону грозило навлечь позор на самого себя и весь род Клавдиев, когда он рискнул совершить марш из Южной Италии и прославился благодаря этому.) Власть Сципиона кончалась фактически с покорением Испании — по возвращении в Рим его не ждало ничего, кроме обычного парада и восхищения жены. Вместо этого Сципион стремился всей душой одержать победу в войне над Ганнибалом. То обстоятельство, что это было столь же невероятно, как взгромоздить гору Пелион на гору Осса, не останавливало его.

Короткое морское путешествие было приятно, хоть и рискованно. Сципион получил лишь гарантии безопасности от царя дикого и ненадежного народа Сифакса, который настоял на их личной встрече на Африканском побережье. Еще один пентеконтор сопровождал судно проконсула, скорее из соображений престижа, нежели безопасности. Оба судна обогнули мыс Сига — место встречи. В небольшой гавани стояли на якоре семь карфагенских галер, овеваемых бризом. При виде римских кораблей на галерах выстроились моряки, готовые к бою.

С удивительной отвагой Сципион продолжал направлять свои пентеконторы в гавань, не останавливаясь у боевых постов. Порыв ветра погнал их мимо карфагенских галер к причалу, где они могли как гости рассчитывать на покровительство африканского царя. Карфагенские моряки поняли это и не стали ничего предпринимать.

В чертогах хозяина Сципион лицом к лицу встретился с другим гостем, карфагенянином. Это был Гасдрубал, сын Гисгона, проницательный аристократ средних лет, который командовал войсками вместе с Магоном, сыном Гамилькара, при Илипе! Сципион, должно быть, на мгновение растерялся.

Сифакс устроил торжественный обед в честь их встречи. Он был рад видеть выдающихся соперников в войне в Испании, примирившихся в его доме. Пожилой и искушенный в сложных переговорах человек, Сифакс был горд своим умением управлять воинственными нумидийцами. Его столица Кирта располагалась на границе с владениями Карфагена, и Сифакс относился со всем уважением члена племени к тамошним шестиэтажным домам и огромному храму Иолая. [1] Он также испытывал растущее уважение к победам римлян в Иберии и к полководцу с орлиным профилем, который мог так свободно войти в его дверь. Сифакс был в состоянии мобилизовать десятки тысяч искусных наездников; однако он понимал, что не должен обидеть римлян, но в то же время не может повернуться спиной к карфагенянам. За трапезой Сципион в самых пылких выражениях описал (через переводчиков) преимущества римского образа правления.

Сифакс, который не горел желанием принимать личное участие в войне, посоветовал Сципиону воспользоваться возможностью установить дружеские отношения с Гасдрубалом. Сципион ответил, что рад сделать это. Он не испытывал враждебных чувств к своему врагу — больше того, нашел его общество приятным.

Нумидиец заключил:

— Тогда почему бы не согласиться на мир?

Сципион сказал, что это — совсем другое дело.

Он всего лишь один из военачальников, исполняющий приказы сената и римского народа, которые и решают, когда можно закончить войну и заключить мир.

— Этот человек, — сказал хозяину дома Гасдрубал после ухода Сципиона, — в беседе еще опасней, чем в битве.

Римлянин увез с собой обещание Сифакса стать союзником. Карфагенянин получил уверение в том, что тот никогда не перестанет быть другом Карфагена.

Сципиона, однако, занимали другие мысли. Больше всего он нуждался в хороших африканских всадниках. Чтобы заполучить их, он склонил на свою сторону блестящего начальника конницы, который способствовал гибели его отца и сражался против самого Сципиона под Илипой. Масинисса, царь массилиев, получил образование в Карфагене. Он был предан Карфагену до тех пор, пока не увидел, что остатки карфагенской армии были отправлены на запад, на остров Гадес, где не могла действовать конница. К тому же Масинисса был в долгу перед Сципионом, который освободил из плена его молодого племянника. И Сципион не побоялся встретиться с Масиниссой один в ночной час. Вожак африканских повстанцев стал жертвой обаяния римлянина и своих собственных амбиций. В этот момент он был лишен наследства. Масинисса пообещал, что, когда проконсул высадится со своей армией на Африканском побережье, он присоединится к нему с многочисленной нумидийской конницей.

Теперь Масинисса — это было очевидно — собирался сдержать свое слово, в то время как Сифакс не имел такого намерения. Однако у Масиниссы не было возможностей. Он был немногим больше чем просто беглец в Испанию, в то время как Сифакс обладал и властью, и могуществом. Сципиона мало занимало то, что Масиниссе было ненавистно само имя Сифакса.

Что-то тем не менее очень беспокоило его, потому что он отказался от своего плана вторжения в Африку через пролив. Может быть, он понял после посещения Сифакса, что долгий марш по побережью к Карфагену нецелесообразен? Может быть, боялся за свою базу в Испании? В то время там, в глубинных районах, прокатилась волна сопротивления. Илурги стояли насмерть; женщины и дети Астапы сгрудились внутри крепостных стен, готовые скорее быть сожженными своими мужчинами, чем сдаться римлянам. Тень Ганнибала все еще лежала на земле.

Сципион основал колонию в прекрасной долине Бетис, которой предстояло быть «латинизированной» в будущем. Оставив свою армию, но взяв с собой бесценного Лелия, он погрузился на корабль, отплывающий в Рим. Это был канун выборов в новом году.

Сразу после своего прибытия завоеватель Испании встретился с оппозицией в лице старших сенаторов. Поскольку он покинул свой командный пост, не получив на то разрешения, древний закон запрещал ему въезд в город. Его поведение заставило сенаторов покинуть стены сената, чтобы заслушать его у храма Беллоны, сестры Марса. И здесь его убеждения помешали ему выиграть триумфальный въезд, чего он дерзко требовал. Торжественной встречи удостаивался только победитель в ранге консула, которым не был Публий Корнелий Сципион.