Черные дыры российской империи

Что же касается екатерининского царствования, то ближайшие потомки не испытывали по этому поводу ровным счетом никаких иллюзий. Достаточно вспомнить А. С. Пушкина: «Со временем история оценит ее влияние на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия — и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России». Золотые слова, и лучше, пожалуй, не скажешь. Алексей Константинович Толстой государыню императрицу Екатерину Великую тоже не пощадил. Ее неуклюжий флирт с западными интеллектуалами он прокомментировал весьма язвительно:

Так что давайте лучше не будем обольщаться сомнительными талантами матушки императрицы, а обратимся к претензиям, которые ставят в строку Петру Федоровичу. Упрек номер первый звучит приблизительно следующим образом: выросший в Германии наследник ни в грош не ставил русские национальные интересы, за здорово живешь отдал Фридриху II Восточную Пруссию и вдобавок попытался втравить Россию в войну с Данией из-за своего родного Шлезвиг-Гольштейнского герцогства. Начнем с самого начала и разберемся первым делом в происхождении Петра Федоровича. Будущий российский император был внуком Петра I (сыном старшей сестры той самой царицы Елизаветы, которая веселье ценила превыше всего) и одновременно внуком сестры шведского короля Карла XII. Тем самым хозяин маленького герцогства мог сразу претендовать на два престола — шведский и российский. Поначалу чаша весов вроде бы склонялась в пользу Швеции, но бойкая Елисавет сумела переманить племянника в Петербург, где герцог Карл Петр Ульрих нечувствительно преобразился в великого князя Петра Федоровича и был вынужден изучать русский язык и долбить православный катехизис. В Россию он приехал 14-летним и довольно скоро был обвенчан с принцессой Софьей Августой Ангальт-Цербстской, будущей Екатериной II, происходившей из мелкого княжеского дома северо-западной Германии.

А теперь поговорим чуть более подробно о германофильстве Петра. Слов нет, Фридриха II он и в самом деле оценивал очень высоко (да и почему бы не уважать одного из самых блестящих полководцев XVIII века), но вот земные поклоны перед портретом прусского императора целиком и полностью находятся на совести Андрея Болотова. Он писал об этом так: «Самому мне происшествия сего не доводилось видеть, а говорили только тогда все о том». Не правда ли, до боли знакомая формула? «Романа Бориса Пастернака я не читал, однако считаю своим долгом заявить…»

Успехи России в Семилетней войне 1756–1763 годов бесспорны. Одержав ряд блистательных побед и разгромив пруссаков наголову, русская армия в 1760 году заняла Берлин. Но в 1761 году на российский престол вступил Петр III и развернул курс внешней политики России на сто восемьдесят градусов. Отечественные учебники скорбно констатируют: «Он заключил мир и военный союз с Пруссией и приказал действующей армии немедленно покинуть Восточную Пруссию». Более того, замирившись с Фридрихом, Петр III предложил последнему совместно выступить против Дании, отторгнувшей часть шлезвиг-гольштейнских владений Петра. «Всемирная история» меланхолически резюмирует: «Так одним росчерком пера Петр III свел на нет блестящие успехи русской армии; он намеревался, сверх того, подчинить внешнюю политику России интересам Гогенцоллернов». Пассаж насчет Гогенцоллернов оставляем целиком и полностью на совести редакционной коллегии десятитомника, а вот о мирном договоре с Фридрихом придется сказать несколько слов.

Прежде всего: что Россия намеревалась извлечь из бестолковой войны с Пруссией? Историкам хорошо известно, что это было противостояние двух коалиций: Австрии, Франции, России, Испании, Саксонии и Швеции, с одной стороны, и Пруссии, Великобритании (в унии с Ганновером) и Португалии — с другой. А конфликт как таковой был вызван банальным обострением англо-французских отношений в борьбе за колониальные владения. В связи с этим вполне резонно спросить — а при чем здесь вообще Россия? Нужно ли ей соваться в эту невразумительную бучу, для того чтобы отстаивать непонятно чьи интересы? Между прочим, императрица Елизавета Петровна отнюдь не случайно очень долго противилась объявлению войны, но ее буквально вынудило к этому придворное окружение. Идея мирного договора с Пруссией опять же принадлежала вовсе не Петру. Спохватившаяся Елизавета поручила канцлеру Воронцову подготовить почву для мирных переговоров и даже, если это будет необходимо, поступиться Восточной Пруссией. Так что Петр Федорович всего-навсего продолжал политику своей тетки.

И наконец, самый пикантный момент. Сменившая Петра на троне Екатерина даже не помышляла о продолжении войны. С Фридрихом был заключен новый союзный договор, ряд статей которого Екатерина хладнокровно позаимствовала из договора Петра. И почему-то никто не посмел ее на этом основании упрекнуть в русофобии или предательстве интересов России. А вот о Шлезвиг-Гольштейне непременно следует сказать несколько слов. Сегодня, конечно же, трудно судить, какими мотивами руководствовался Петр Федорович, рассчитывая с помощью Фридриха отвоевать у Дании родное герцогство. Но чем бы ни было продиктовано решение Петра, назвать его откровенной глупостью как-то язык не поворачивается. Толковать об утопических прожектах недалекого русского царя могут только люди, плохо знакомые с историей и географией. Чтобы убедиться в стратегической важности Шлезвиг-Гольштейна, достаточно просто взглянуть на карту. Невооруженным глазом видно, что страна, овладевшая этой землей, не только обеспечивает своему флоту доступ к Северному морю, но может без труда контролировать выходы из моря Балтийского. Выгоды подобного приобретения, открывающего дорогу к международным торговым морским путям, просто трудно переоценить. Другое дело, что Петр Федорович, быть может, излишне спешил, торопя Фридриха, но это уже предмет отдельного разговора. Так что ни о какой утопии здесь не может идти даже речи, и последующее развитие событий сие блестяще доказывает. Процитируем Александра Бушкова: «Чтобы завладеть им (Шлезвигом. — Л. Ш) впоследствии, Пруссия без колебаний развязала две войны с Данией. Первую, в 1845–1850 годах, она проиграла, но в 1864, взяв в союзники Австрию, напала на Данию вновь и не прекращала военных действий, пока не добилась передачи ей Шлезвиг-Гольштейна. Именно на территории этого герцогства, в Киле, была построена крупнейшая база военно-морского флота Германской империи…» В заключение добавим, что в 1895 году был сооружен 100-километровый Кильский канал, пересекший полуостров Ютландия и соединивший Балтику с Северным морем. Как видим, рачительные немцы не посчитались с затратами, чтобы добиться контроля над стратегически важным Шлезвигом.

Упрек номер два: Петр Федорович вознамерился похерить веру православную и превратить наших благочестивых попов в нехороших лютеран. Сия расхожая байка целиком и полностью покоится на крайне пристрастных мемуарах фрейлины В. Н. Головиной, которая и фрейлиной-то стала только лишь в 1782 году, а на свет появилась через четыре года после смерти Петра III. Откровенно говоря, единственное лыко в строку, которое можно поставить государю императору Петру Федоровичу, — это его редкая, небывалая по тем временам веротерпимость: «Пусть они молятся кому хотят, но — не иметь их в поругании или проклятии». Между прочим, матушка Екатерина, состоявшая в переписке с французскими либералами и просветителями Дидро и Вольтером, как вы помните, этот указ отменила. Петр объявил об освобождении всех монастырских крепостных и подготовил указы о необязательности соблюдения религиозных постов и об ограничении личной зависимости крестьян от помещиков.