Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)

Однако, лишая и так всего лишенного «самозванца» исторической и тем более моральной оценки, акцентируя наше рассуждение на метафизике истории, мы все же обязаны вернуться и к ее физике, туда, где имеет место «различение», где объективно существуют ответы «да-да» — «нет-нет». Да, это уже не метафизика истории, это ее физика, но она тоже есть, как есть плоть, движение, пол, государственность и так далее. В этом разрезе бытия необходимость не развоплотиться, «претерпеть до конца», до апокалиптической перемены эона, диктует закон. В данном случае это династическое право, принцип легитимности. Если от него отступить, физическая история подвергнется физическим манипуляциям физических сил — «бред разведок, ужас чрезвычаек»… Во «времени Ляпунова» можно быть соработником Божиим, но можно и ловить рыбку в мутной воде. История «операции Трест», когда замкнутая, самодовлеющая корпорация «поставила» сразу на две карты — монархию и революцию — с готовностью принести в жертву побежденного и править самодостаточно — наглядный урок. Здесь мы обязаны констатировать: в настоящее время все так называемые «претенденты» на Русский Престол являются пассивным орудием этих вполне физических сил, ориентация каждой из которых не имеет принципиального значения. Это тем более будет так, если некто (в шапке ли Мономаха, в «партийной ли кепке») явится как чаемый «спаситель народа». И, конечно же, за всенародной поддержкой дело не станет. Но на вопрос «откуда дровишки?» есть всегда столь же простой ответ — «из леса, вестимо…».

В 50— е годы нашего века в Сухуми тихо доживало свой век семейство Березкиных, о котором много рассказывали и писали в первые годы «перестройки». И дело было даже не в поразительном физическом сходстве всех членов этой семьи с семьей Царя-Искупителя Николая II и поразительной, немыслимой для этих людей «памятью на детали», но и в том, что их посещал о окормлял один из наиболее известных в то время православных старцев, славных на всю Россию. История эта не имеет ничего общего ни со скандально известными «Анастасиями», ни с новоявленными сотрудниками спецслужб. Березкины, по-видимому, следуя советам старца, категорически отказывались выступать в качестве «субъектов физической истории», избрав для себя «тихое и безмолвное житие во всяком благочестии и чистоте». Внутренняя же жизнь этих людей осталась для нас тайной…

Когда А.С. Пушкин, по прямому заданию Императора Николая I занимался историей Пугачевского бунта, он встретил некоего старика, «сердито», по словам поэта-историографа, ответившего ему: «Он для тебя Пугачев… а для меня он был великий государь Петр Федорович» (Полн. собр. соч. М., 1957-59. Т. 9. С. 373). И, в конце концов, кто знает, не был ли этот старик прав?

Но горе народу, когда он оказывается прав.