Тихий океан

Члены группы «Нектон», в первую очередь Жак Пикар и лейтенант Уолш, прибыли на остров Гуам в середине октября 1959 года. Это были моряки разных специальностей, военнослужащие, океанографы, биологи, фотографы, электрики, механики.

В разобранном виде «Триест» перевозило специальное грузовое судно «Санта-Мариана», на Гуаме его собрали вновь, и в первых числах ноября начались пробные погружения: 1500, 7000, 7025 метров.

19 января 1960 года члены группы «Нектон», собравшиеся на Гуаме, отплыли на буксирном судне «Уонданк», которое должно было доставить «Триест» к месту погружения – над впадиной Челленджер. Этот недалекий рейс был долгим и малоприятным. 23 января Жак Пикар и лейтенант Уолш заняли места в стальном шаре. Погружение началось в 8 часов 23 минуты. Жак Пикар заранее определил скорость погружения:

– До 8000 метров – 1 метр в секунду, потом до глубины 9000 метров – 60 сантиметров в секунду и далее 30 сантиметров в секунду до самого дна.

Вот краткая сводка записей в судовом журнале:

9 ч. Глубина 240 м.

9 ч. 01. Глубина 300 м. Темнота почти непроглядная. Пикар зажег впереди прожектор. Видно огромное количество взвешенного в воде материала.

9 ч. 20. Глубина 735 м. В поле зрения лишь незначительное количество фосфоресцирующего планктона. Температура морской воды 10°. Холод вторгся в кабину. Двое ее обитателей переменили одежду, намокшую во время посадки. Съели плитку шоколада.

10 ч. 20. Глубина 4100 м. Время от времени подводный мрак прорезают редкие точки фосфоресцирующего планктона. И ничего больше.

11ч. 30. 8250 м. Пикар снижает скорость спуска до 60 см в секунду.

11 ч. 44. 8800 м. Высота Эвереста. В свете прожекторов видна совершенно прозрачная вода. Спуск продолжается более медленно.

12 ч. 56. На измерителе глубины появляется черная линия. Это дно, которое находится в 80 м ниже батискафа.

13 ч. Слабый свет, идущий снизу, и вдруг около иллюминатора промелькнуло маленькое животное (2-3 см длиной). «Кажется, красная креветка».

До дна остается семнадцать метров, восемь метров, пять метров. Его уже ясно видно. «Сложено оно легкой и светлой осадочной породой, обширная пустыня цвета слоновой кости; это явно диатомеи». (Диатомеи – одноклеточные водоросли с кремниевым панцирем; их остатки скапливаются на дне морей, образуя слой диатомового ила.)

13 ч. 06. «Триест» мягко касается дна. Манометры показывают давление в 1156 атмосфер; учитывая соленость моря, его среднюю температуру, сжимаемость воды и силу тяготения на данной широте, такое давление соответствует глубине 10916 м.

Исследователи решили пробыть там полчаса, чтобы провести намеченные наблюдения, в том числе измерение скорости циркулирующей на этой глубине воды (очень холодной, она поступает от полюса), измерение атомной радиации, если она там существует. В кабине холодно: ниже десяти градусов, никакого отопления устроить в ней было нельзя. Исследователи согревались двумя «отличными грелками».

Время тянется в этих холодных глубинах. Правы ли те, кому они издавна представлялись пустыней? Нет, не совсем, поскольку неожиданно «в поле зрения появилась красивая темно-красная креветка». Еще через несколько минут они увидели рыбу. «Очень напоминает рыбу-соль, около 30 см в длину и 15 см в ширину. Два больших глаза. Для чего они ей в этой абсолютной темноте?» Ученые по крайней мере поставят этот вопрос, над которым можно долго размышлять.

Сбросив балласт на дно моря, «Триест» начал подъем (он был чуть быстрее, чем спуск) и в 16 часов 56 минут вышел на поверхность. Группа «Нектон» возвратилась на остров Гуам, куда за Жаком Пикаром и Уолшем пришел специальный самолет, доставивший их прямо в Вашингтон. В Белом доме им был оказан горячий прием, а через несколько дней Жак Пикар получил письмо от президента Эйзенхауэра:

«Дорогой господин Пикар. Для меня было особой радостью иметь случай вручить вам в прошлый четверг орден, как признание вашего замечательного вклада в то дело, которое Соединенные Штаты осуществляют для науки в области океанографии. Как гражданин Швейцарии, страны, вызывающей восхищение всего мира своей любовью к свободе и независимости, вы заслужили благодарность всего американского народа за то, что так много сделали для развития этой важной области науки. От всей души желаю вам дальнейших успехов. Ваш Дуайт Эйзенхауэр. 9.2.1960».

Две креветки, одна большеглазая рыба. Эта скудная жатва была, конечно, не единственным результатом «операции «Нектон». Производились и другие наблюдения, были собраны и другие сведения, не получившие гласности, но, может быть, и оправдавшие «благодарность всего американского народа». То обстоятельство, что пассажиры «Триеста» увидели в глубине океана так мало живности, вовсе не значит, что в других местах ее не может быть гораздо больше. Очень глубокие впадины, конечно, могут не нравиться морским животным; известно, впрочем, что самая обильная фауна – у материкового шельфа. Как бы там ни было, «Триест» установил непревзойденный рекорд и удостоился награды за исследование Тихого океана. Изобретатель его Огюст Пикар дожил до этого успеха. Ученый умер в 1962 году.

В то самое время, когда американское морское ведомство так щедро финансировало исследования на батискафе, два геофизика морской службы научных исследований, Гордон Лилль и Карл Алексис, создали организацию, названную ими не без юмора Американским смешанным обществом (сокращенно Амсок), целью которой было изучение «любого проекта, если он необычен». Проект, которым Амсок в скором времени занялся, действительно заслуживал такой оценки.

Шестьдесят лет назад хорватский геолог Андрей Мохоровичич, изучая сейсмограммы землетрясения 1909 года, заметил, что сейсмические станции, расположенные на расстоянии нескольких сот километров от места катастрофы, отметили два последовательных ряда волн, хотя толчок был один. После долгих размышлений и исследований он пришел к выводу:

– Волны, вызванные одним и тем же толчком, достигли сейсмической станции двумя различными путями внутри земного шара. Те, что достигли станций первыми, прошли через глубинные плотные слои, где звук распространяется с наибольшей скоростью. Вторые, преодолевшие то же самое расстояние, шли через верхние, менее плотные слои и поэтому с меньшей скоростью. Разница между тем и другим путем так велика, что я нахожу для этого только одно объяснение: на глубине нескольких километров от поверхности свойства земного шара меняются резким скачком.

Выдающиеся геологи размышляли над этим утверждением, сличали данные и наконец сделали выводы, что наша планета, начиная от поверхности, имеет следующее строение: осадочный слой, более или менее мощный, но никогда не превышающий нескольких километров; твердый слой, возможно базальтовый или гранитный, сиаль; слой, как поверхность раздела, впервые открытый Мохоровичичем и поэтому названный поверхностью Мохо; ниже идет мантия, простирающаяся до глубины 2900 километров; под нею жидкий слой, состоящий, как полагают, из расплавленного железа и никеля, мощностью от 2000 до 2200 километров; наконец, твердое центральное ядро диаметром около 2500 километров. Естественно, чем дальше от поверхности, тем менее точны предположения. Но еще до второй мировой войны ученые сумели убедиться в существовании поверхности Мохо и мантии под ним. А ведь мантия – самый мощный слой, составляющий более 84 процентов всего объема Земли. И о нем нам ничего не известно.

– Собственно говоря, мы почти ничего не знаем о том небесном теле, на котором живем. Если бы удалось пройти через поверхность Мохо и достичь мантии, мы бы смогли по величине радиоактивности узнать возраст и происхождение Земли, происхождение океанических бассейнов и морской воды, причину землетрясений и наверняка узнали бы истину о перемещении материков и даже о происхождении жизни на нашей планете.

Такое мнение высказали в 50-х годах геологи, физики, геофизики, биологи и другие ученые, объединенные Американским смешанным обществом. Их энтузиазм еще возрос, когда в марте 1957 году Вальтер Мунк и профессор Гарри Гесс подвели примерный итог геологическим сведениям, собранным за последние годы во всем мире: