Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика

Таким образом, ростки грядущего крушения наполеоновской армии в России четко просматриваются в стратегической модели Наполеона, так как, он увлекся предприятием, превосходящим по своим размерам и рискованностью всякую меру. Огромную роль в этом сыграли его личные политические ошибки и заблуждения. В частности, крайне расплывчатая стратегическая концепция была целиком поставлена в зависимость от тактических успехов, то есть от побед французского оружия на полях сражений в России. Современник событий 1812 г.

А. Шувалов, разбирая по горячим следам действия и поступки французского императора, посчитал, что главная погрешность его как полководца «… состояла в том, что он основал планы свои на политических расчетах. Сии расчеты оказались ложными и здание ево разрушилось» ^{262}. Собственно, даже в контексте многих других важных обстоятельств, прямолинейный подход при решении столь грандиозной, ранее неизвестной и беспрецедентной в истории задачи таил в себе потенциальную ошибку.

В данном случае стоит рассмотреть и сравнить выработанную перед войной российскую стратегическую концепцию. На основе полученных русской военной разведкой данных в 1810—1812 годах военное министерство в Петербурге смогло не только разработать операционный план на первоначальный период действий (ведение активной оборонительной тактики в виду численного превосходства французских сил), но к этому времени в высших правительственных сферах (в первую очередь у Александра I и у военного министра М.Б. Барклая де Толли) утвердился правильный стратегический взгляд на многолетнюю борьбу с Францией. В основу русского стратегического плана была положена мысль о долгосрочной войне с Наполеоном, рассчитанной на 2—3 года: после временного периода обороны на российской земле в 1812 г. предусматривался перенос военных действий в Европу, где император Александр I и его генералы рассчитывали на подъем антинаполеоновского освободительного движения ^{263}.

При анализе процесса планирования обеих сторон бросается в глаза тот факт, что русский стратегический план был подчинен и логически вытекал из стратегического замысла ослабления противника. У Наполеона же, наоборот, успех первоначальных операций должен был окончательно определить стратегию; весь расчет строился на последующем мирном договоре после поражения русских армий [168]. С самого начала войны конкретные оперативные вопросы и бесплодная погоня за тактическими успехами все больше и больше заслоняли для Наполеона перспективы общего стратегического руководства. И если французский император ставил своей целью завоевание, по крайней мере, европейской гегемонии, то суть русской концепции заключалась в ведении долговременной войны и в отказе от компромиссных соглашений. Авантюризму Наполеона был противопоставлен трезвый стратегический расчет. Таким образом, индийский проект французского полководца являлся его роковой и крупнейшей политической ошибкой. Это обстоятельство не только спутало карты императора и разрушило его замыслы, но и имело важнейшие последствия как лично для Наполеона, так и, в конечном итоге, для судьбы созданной им могущественной империи.

Безусловно, индийский проект был могучей идеей или геополитическим планом (затрудняемся, как лучше его назвать), но явно имел слабые стороны, поэтому остался нереализованным. А для нас, потомков, оказалось важно то, что Россия перечеркнула этот проект великого полководца и заставила Европу жить по более реальным планам, затем предложенным российским императором Александром I.

Глава IV.

Цена и последствия победы

Страну, безусловно, возвышает одержанная победа, а воспитывает и закаляет — изнурительный путь к ней. Всегда интересно и проанализировать последствия важных исторических событий и проследить их влияние на последующий ход истории. С этой точки зрения важно в первую очередь определить материальные издержки государства и людские потери, понесенные в войнах. Какова цена победы? Что принесла она стране?

Чтобы чрезмерно не обрушивать на читателей сухие цифры, ограничимся данными на 1812—1814 гг., хотя, сразу оговоримся, видимо, и они не являются вполне точными. Слишком не многие историки отваживались на основе косвенных исчислений путем различных приблизительных оценок выдать какие-либо обобщающие показатели и количественно измерить «цену победы». Данные «плавают» у различных авторов. На это существуют объективные причины и трудности. Статистические подсчеты тогда почти не производились, поскольку эта наука (статистика) в России (да и в других странах тоже) в тот период находилась в почти зачаточном состоянии. Кроме того, военные действия не благоприятствовали ведению точного учета и статистики.

Тем не менее, на 1811 г. можно примерно установить, что в России насчитывалось приблизительно 41—45 млн. населения, в французской империи — 42 млн. человек ^{264}. [169] В Российской империи некий набор цифр давали лишь периодически проводимые ревизии, носившие фискальный характер, поэтому относительно точные данные имелись лишь по податным сословиям и исчислялись они по количеству мужских душ [170]. Но по сути иностранное нашествие в 1812 г. являлось борьбой России с общеевропейской коалицией стран. Наполеоновская Великая армия по размерам и материальным издержкам превосходила все, что видела и знала Европа ранее — от 610 до 680 тыс. человек (по разным подсчетам). Поневоле, Россия вынуждена была противопоставить этому иностранному вторжению максимум своих сил. Но опять же авторы в данном вопросе расходятся в цифрах. Называют совершенно разные данные русских сухопутных сил перед войной и во время войны: 570 тыс. человек (из них 100 тыс. иррегулярных войск) ^{265}, 537, 8 тыс. бойцов (без иррегулярных войск) ^{266}, 480 тыс. регулярных войск (с 1600 орудий) ^{267}, 876 тыс. человек ^{268}, 1 млн. человек (с ополчением 1,3 мл.) ^{269}, 537 тыс. человек ^{270}, 480 тыс. человек ^{271}, 590 тыс. человек ^{272}. В общем, цифры постоянно менялись, не становясь от этого точнее. Сплошное многообразие цифр и разброс мнений историков по данному вопросу. Не легче дело обстоит и с выкладками собранных сил ополчения. Укажем, что по последним подсчетам численность временных формирований всех трех округов ополчения в период войны составляла от 211, 2 до 237, 5 тыс. человек (не считая Украины, Дона и народов Поволжья) ^{273}. [171]