Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)

^{Ян Жижка (рисунок чешского художника М. Алеша)}

После Малешовской битвы Жижка повернул к Кутной Горе и с марша взял город. В Кутной Горе была установлена смешанная власть: один гетман был назначен из таборитов, а другой — из оребитов. Вслед за этим перед Жижкой открыли свои ворота Коуржим, Чески Брод и Нимбурк, разорвавшие союз с пражскими бюргерами и вошедшие в состав Оребитского объединения. [211] Таким образом, одним из последствий разгрома пражан у Малешова было ослабление Пражского союза, от которого отпал ряд городов, перешедших под власть таборитов или оребитов. Оребиты значительно усилились, особенно усилился Таборский союз, к которому присоединились Млада-Болеслав, Рокицаны, Слани, Лоуни, Жатец, а также Ческа Липа, Яромерж и другие города.

Слепота и преклонный возраст не помешали Жижке руководить продолжавшимися военными действиями. В середине июня, натолкнувшись на сильное сопротивление в окрестностях Пльзня, таборитско-оребитские войска отошли на север. Здесь они заняли несколько населённых пунктов и в начале сентября стали на правом берегу Лабы у Праги.

В Праге находился тогда снова вызванный бюргерами и шляхтой Сигизмунд Корибутович. На этот раз чашники уже прямо предлагали ему корону. Это оттолкнуло панов-католиков от союза с чашниками, так как они считали более выгодным для себя поддерживать императора Сигизмунда. Когда войска Жижки подошли к Праге, среди верхов бюргерства началась паника. Пражские толстосумы, не надеясь на свои силы и хорошо усвоив полученный у Малешова урок, решили просить пощады у Жижки. К нему было отправлено покаянное посольство, в котором принимал участие начинавший уже входить в известность проповедник Ян Рокицана. Посольство убедило Жижку отложить, а затем и вовсе отменить намеченный штурм Праги. 14 сентября было заключено перемирие, которое, однако, не было прочным. Усилив свои войска присоединившимися пражскими отрядами, Жижка двинулся в Моравию. Незадолго до этого император Сигизмунд отдал эту неотъемлемую часть чешской земли своему зятю и главному союзнику Альбрехту Австрийскому. Альбрехт был объявлен наследником династических прав Сигизмунда на Чехию. Получив Моравию, Альбрехт немедленно начал жестоко преследовать даже умеренных сторонников гусизма. В городах Моравии запылали костры, на которых сжигали «еретиков», а к границам Чехии стягивались наёмные латники и стрелки.

Опасности угрожали Чехии и с других сторон. Несмотря на военные успехи Жижки и таборитов, изменнические действия чашников ставили под угрозу не только все завоевания народа, достигнутые ценою тяжёлых [212] и кровопролитных боёв на протяжении пяти лет, но и самое существование восставшей Чехии. Богатые пражские бюргеры и паны-подобои прилагали все усилия к тому, чтобы добиться соглашения с реакцией за счёт народа. Только недальновидность и упрямство узколобого императора Сигизмунда мешали ему использовать острые противоречия среди гуситов. Оплотом императора и католической реакции были чешские и моравские паны-католики и немецкий патрициат моравских городов, усилившийся в годы войны в связи с бегством в Моравию многих изгнанных из Чехии немецких патрициев. Особенно сильна была реакция в таких моравских городах, как Брно, Оломоуц, Зноймо, Йиглава. В Чехии католики и немецкие патриции также удерживали несколько крупных городов — Пльзень, Будеёвице, Локет и стратегически важный пограничный город Хеб. Кроме того, в южной Чехии было много панских замков, а центр рожмберкских владений — Крумлов являлся опорным пунктом реакции и базой раскинувшейся по всей Чехии шпионской сети.

Но не только Рожмберки, моравские паны и Пльзеньский ландфрид угрожали завоеваниям чешского народа. На севере и северо-западе саксонские феодалы завладели многими пограничными землями и укрепились в таких городах, как Мост, Усти и другие. Эта агрессия совершалась при попустительстве и даже при поддержке панов-изменников: Ченека Вартенберка, Яна Местецкого из Опочны и других. Поэтому, несмотря на блестящие победы на поле брани, положение народа, поднявшегося на борьбу против феодально-католической реакции, было сложным и тревожным. Со всех сторон его окружали явные и тайные враги, ожидавшие лишь удобного момента для нападения.

В такой обстановке Жижка решил двинуться в Моравию. Им руководили стремление помочь моравским гуситам и военная необходимость, настоятельно требовавшая уничтожения создававшегося вражеского плацдарма. В начале октября войска гуситов подошли к границам Моравии и осадили крепость Пршибислав, которая господствовала над дорогами, соединявшими Чехию и Моравию. Осада стала затягиваться. Под стенами Пршибислава чешский народ понёс большую утрату. 11 октября 1424 года от начавшейся в лагере осаждающих чумы умер Ян Жижка. [213]

В лице Жижки чешский народ потерял одного из своих верных сыновей, пламенного патриота и замечательного полководца, не знавшего поражения на поле боя.

Сила Жижки заключалась в его связи с народом, который слагал песни о его славных победах и даже самое рождение героя окружил впоследствии ореолом поэтической легенды. Именно эта неразрывная связь с народом, зародившаяся и окрепшая ещё в годы мятежной молодости Жижки, дерзнувшего вступить в отважную борьбу с крупнейшими феодалами южной Чехии — панами из Рожмберка, позволила ему превратиться к концу жизни в полководца восставших народных масс.

Заслуга Жижки состоит в том, что он сумел противопоставить сокрушительному, но не сосредоточенному натиску анархической массы конных рыцарей своеобразную, народную по своему происхождению и сущности тактику. Эта тактика была построена с учётом многовекового опыта борьбы плохо вооружённых крестьян против закованных в латы рыцарей. Тактика Жижки была тактикой народа. Она отличалась гибкостью манёвра, подвижностью и умелым сочетанием мнимого отхода с непреодолимым и всегда губительным для врага нападением. Жижка одним из первых оценил силу и значение артиллерии. Возовой обороне, элементы которой были созданы народом ещё в предшествующие времена, он и его помощники сумели придать характер законченности и точного тактического расчёта. Воины Жижки, спаянные железной дисциплиной и классовой ненавистью к угнетателям, проникнутые глубокой уверенностью в правоте своего дела, отличались патриотизмом, сознанием долга и вырастающими на этой основе инициативностью и мужеством. Победы, одержанные Жижкой, не были победами отдельного полководца — это были победы восставшего народа.

Было бы неправильно, признавая выдающиеся заслуги Жижки, забывать, что он был сыном своего времени и своего класса. Чешское рыцарство на рубеже XIV–XV веков было более прогрессивно, чем немецкое рыцарство столетием позже, во время Великой Крестьянской войны в Германии. Поэтому Жижка мог быть и действительно был защитником общенародных интересов и непримиримым врагом католической церкви. В личности Жижки воплощались силы, которые вдохновляли чешский народ на защиту своей независимости, своего права на [214] самостоятельное развитие. Несмотря на свои колебания, в которых отражались колебания всего рыцарства, Жижка оставался народным полководцем. Микулаш из Гуси, Ян Желивский и некоторые другие превосходили его своей революционной активностью, широтой политического кругозора, но никто не мог так организовать и направить силы народных войск в борьбе за свободу и независимость родины, как этот полководец, несмотря на то, что враги лишили его зрения. Вместе с тем постоянное стремление Жижки к союзу с бюргерством и расправа с крайними революционно-утопическими сектами выражали его классовую ограниченность. Сплочение всех гуситских сил для совместной борьбы против иноземной агрессии должно было быть, с точки зрения Жижки, куплено даже ценой принесения в жертву, вплоть до физического истребления, идеологов и вождей крестьянской и городской бедноты.