Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Когда он победит чемпиона Англии Александра Мак-Доннела в серии исторических матчей, французы назовут это «реваншем за Ватерлоо».

Оппозиция в салонах

В феврале 1803 года салон госпожи Рекамье, где принимали и либералов, и республиканцев, и роялистов, был «закрыт». Власть запретила большие приемы, обычно проводившиеся по понедельникам. Это не приказ, но такое повеление, противиться которому никто бы не посмел.

До Наполеона доходили сведения о том, что говорят о предпринятом им изменении состава трибуната [265] — органа, обсуждавшего законы.

— Трибунат очистили от накипи, — сказал человек, разделявший позицию правительства.

— Вы хотите сказать, сливки сняли?! — парировала госпожа де Сталь.

Среди удаленных был Бенжамен Констан. Он «походил на вечного студента: высокий, сутулый, неловкий, сильно близорукий, бормочет что-то себе под нос… И однако, какой ум!» — восклицает биограф Франсуаза Важнер.

Чтобы стать членом трибуната, Констан прошел «тернистый» путь. Он не был лично знаком с Бонапартом, а потому попросил некое влиятельное лицо представить его первому консулу. «Вы сами чувствуете, что я ваш, — сказал Констан Наполеону. — Я не из тех идеологов, которые умеют только думать и воображают, что этого достаточно. Мне нужно что-нибудь положительное. Если вы меня назначите, вы можете рассчитывать на меня».

Тогда еще и Сиейес был в силе, а потому Констан прошел через двор и попал к нему. Тут нужен другой ключик. «Вы знаете, как я ненавижу силу; я не могу быть другом сабли. Мне нужны принципы, мысли, справедливость. И потому, если вы подадите за меня голос, вы можете рассчитывать на меня, так как я жестокий враг Бонапарта».

Спутник и помощник Констана [266] не мог прийти в себя от изумления.

«Я сделал Бенжамена Констана членом трибуната, я удалил его, когда он пустился в болтовню: это называлось устранить — удачно найденное слово. Ум Бенжамена сродни уму геометров со всеми их теоремами и короллариями, а сам он так и остался великим делателем брошюр», — скажет Наполеон на острове Святой Елены.

Писатель, публицист и приверженец монархии по английскому образцу, Бенжамен Анри Констан де Ребек был часто раздираем противоречиями. Во время революции он выступал и против роялистов, и против якобинцев, а затем — в поддержку Директории. Изгнанный в 1802 году из трибуната, он в следующем году эмигрировал, чтобы вернуться только после реставрации Бурбонов. 

Автобиографический роман «Адольф», впервые напечатанный в Лондоне в 1815 году, принесет ему большую славу. «Б. Констан первый вывел на сцену сей характер», — скажет позднее А. С. Пушкин, имея в виду главного героя романа — «сына века».

Анна Луиза Жермена де Сталь (по мужу Сталь-Гольштейн) была на год старше Констана. Она получила разностороннее домашнее образование и стала женой шведского посланника. Ее первыми сочинениями стали «Письма о произведениях и личности Ж Ж Руссо» и трагедия «Джейн Грей».

Писательница восторженно встретила революцию, но отвергла якобинскую диктатуру. В грозном 1793 году она переселилась в замок Коппе, расположенный в Швейцарии. Здесь она похоронила мать и прожила два года с отцом, знаменитым банкиром Неккером.

В 1796 году госпожа де Сталь вернулась в Париж после того, как Французская республика была признана Швейцарией. После триумфального возвращения Наполеона из Италии она пыталась установить с ним отношения, но тот «не обратил на нее особого внимания». Так говорит Талейран, в доме которого произошла встреча писательницы с героем Италии. На самом деле Бонапарт произнес несколько приветливых слов и рассказал о том, как по дороге через Швейцарию он безуспешно пытался разыскать отца госпожи де Сталь в Коппе [267].

Не уделить ей никакого внимания Наполеон не мог — ведь в Италии он получал от нее письма, похожие на объяснения в любви. «Бурьенн, — говорил генерал своему секретарю, — понимаете ли вы хоть что-нибудь в этих несуразностях? Эта женщина совсем сумасшедшая».

В присутствии Наполеона она действительно теряла голову и однажды призналась Люсьену Бонапарту: «Перед вашим братом я вдруг тупею, потому что хочу ему понравиться. Я вдруг теряю всякое воображение, хочу с ним говорить, ищу слова и произношу все фразы вкривь и вкось. Я хочу заставить его обратить на меня внимание и — увы! — делаюсь в его присутствии глупа, как индюшка».

Жозеф Бонапарт как-то сказал Наполеону: «Если бы вы оказали ей хоть немного расположения, она молилась бы на вас». Наполеон ответил: «О, это слишком! Мне это поклонение ни на что не годится, потому что женщина эта уж чересчур дурна собой».

В начале Консульства мадам де Сталь много хлопотала о репрессированных, об эмигрантах, стараясь облегчить их участь или добиться освобождения. В то же время она расширяла круг знакомств, пыталась сблизиться с влиятельными людьми, устроить друзей на теплые места. «С тех пор как Конституция создала множество мест с хорошими окладами, сколько народу заволновалось! — отмечал «Moniteur». — Как много почти незнакомых лиц стараются намозолить вам глаза! Сколько забытых имен зашевелилось под спудом Революции!..»

«По твоему письму от 10 фримера, дорогая моя Минеточка, — писал Неккер дочери, — я угадываю, что ты нервничаешь… Мне отрадно видеть, что многие спешат записаться в ряды новой милиции; у каждого свой вкус».

В 1802 году он выпустил сочинение «Последние взгляды», где неодобрительно говорил о духе наполеоновской Конституции и предупреждал о наступлении военной деспотии. Дочери автора книги, в то время обитавшей в Коппе, дали понять, что ее появление в Париже крайне нежелательно.

Госпожа де Сталь написала роман «Дельфина» о несчастной судьбе высокоодаренной женщины. Роман увидел свет в 1802 году. Предисловие было обращено «к безмолвной, но просвещенной Франции», а сама книга взывала к духу свободы и содержала нападки на католицизм.

Наполеон был в бешенстве. Началось многолетнее соперничество между ним и женщиной, рискнувшей заговорить о своих гражданских чувствах.

Салон баронессы де Сталь был прибежищем конституционалистов 1791 года, идеологов либерального толка и роялистов. К тому же баронесса скомпрометировала себя связями с Моро и Бернадотом.

«Мадам де Сталь написала о страстях как женщина, которая вполне освоилась с предметом, о котором пишет. Она часто принимает сущую галиматью за нечто возвышенное и более всего пуста в тех случаях, когда претендует на глубокомысленность», — оценивал Наполеон творчество писательницы.

В 1803 году вместе с Бенжаменом Констаном она отправилась в Германию, где познакомилась с И. В. Гёте, Ф. Шиллером, И. Г Фихте [268], В. Гумбольдтом [269], А. Шлегелем [270]. Последнему она доверила воспитание своих детей.

«Я жила в Берлине, — пишет баронесса, — на берегу Шпрее; покои мои были в первом этаже. Однажды меня разбудили в восемь утра и доложили, что принц Людвиг Фердинанд [271] прискакал верхом под мое окно и хочет говорить со мной. “Известно ли вам, — спросил он, — что герцог Энгиенский был похищен на Баденской территории, предан военному суду и через сутки после прибытия в Париж расстрелян?” — “Какой вздор, — отвечала я, — разве вы не понимаете, что слух этот распустили враги Франции? Право, как ни сильна моя ненависть к Бонапарту, я не считаю его способным на такое злодеяние”. — “Коль скоро вы сомневаетесь в том, что я говорю, — отвечал мне принц Людвиг, — я пришлю вам 'Монитёр', чтобы вы сами прочли приговор”. — С этими словами он ускакал; на лице его было написано: месть или смерть. Четверть часа спустя я уже держала в руках “Монитёр” от 21 марта (30 плювиоза), где был обнародован смертный приговор, вынесенный военной комиссией, заседавшей в Венсене, некоему Луи Энгиенскому. Именно так именовали французы потомка героев, овеявших свою родину славой!.. Сам одержавший столько побед, Бонапарт не умеет чтить чужие подвиги; он не признает ни прошлого, ни будущего; для его властолюбивой и надменной души нет ничего святого; он уважает только ту силу, что существует сегодня».