Собрание сочинений (Том 2)

- Кто был на сходке? - не отстаёт надзиратель.

Старается батюшка вспомнить. Не может.

- Разные, - говорит, - были. Человек сорок. И высокого роста и низкого. И молодые и старые. Аллилуйя ещё кто-то здорово пел.

- "Аллилуйя"! - передразнил надзиратель. - Ну, а кто нанимал? Кто деньги платил?

- Плечистый такой, - оживился батюшка. - С усами. Руки ещё в мозолях.

Стали искать. Да мало ли среди рабочих широкоплечих да с усами. А руки в мозолях у каждого. Так и не нашли.

Обругал ещё раз надзиратель Тятькина и батюшку. На этом дело и кончилось.

Рабочие были довольны. Шутка ли сказать - и Первое мая отметили, и самому царю устроили отпевание.

АРАКЕЛ

Небывалой силой славился тифлисский* кузнец Аракел.

_______________

* Т и ф л и с - старое название города Тбилиси.

- Дядя Аракел, согни-ка подкову, - просят ребята.

Положит кузнец подкову на огромную, словно сковорода, ладонь, сожмёт - согнулась подкова.

- Гирю, гирю подбрось, - не отстают ребята.

Возьмёт Аракел пятипудовую гирю, начинает играть, словно мячиком.

...Вместе с русскими рабочими Первое мая стали отмечать и рабочие других национальностей: украинцы, латыши, белорусы, армяне, татары.

В 1901 году отпраздновать Первое мая решили и рабочие города Тифлиса.

Первомайская демонстрация в Тифлисе получилась большая, многолюдная две тысячи человек вышли на улицы.

Вместе со всеми вышел и Аракел. Шёл впереди, нёс красное знамя.

На одной из улиц рабочим преградили дорогу конные полицейские и казаки.

- Разойдись! - приказал казачий офицер. Он взмахнул плетёной нагайкой.

Демонстранты остановились.

- Разойдись!

Никто не шевельнулся.

Подал тогда офицер команду. Выхватили полицейские и казаки шашки, бросились на демонстрантов.

Смешались ряды рабочих, потеряли равнение. Окружили полицейские Аракела, оттеснили его от товарищей.

Подскакал офицер и схватился за красное знамя.

Не выпускает Аракел знамени, ещё крепче прижал к груди.

- Отпусти! - закричал офицер и полоснул по лицу знаменосца нагайкой.

Пересек красный рубец лицо Аракела, кровью наполнился левый глаз.

Держится Аракел за знамя.

- Отпусти! - хрипит офицер; выхватил он шашку, взмахнул - вот-вот рубанёт Аракела.

Но перехватил кузнец офицерскую шашку. Вырвал, подбросил и, как хворостинку, переломил её на две половины.

Опешили офицер и полицейские. Сидят на лошадях, разинули рты.

А Аракел презрительно швырнул на землю обломки шашки, сжал крепче в руках знамя и не торопясь направился к демонстрантам.

Опомнились полицейские.

- Стой! - закричал офицер. - Стой! Держи его!

Бросились догонять Аракела, да поздно. Смешался он с толпой. Не видать Аракела. Не найти. Лишь по-прежнему развевается над демонстрантами красное знамя.

- Да здравствует Первое мая! Да здравствует свобода! - несётся по улице.

ПАССАЖИРЫ

Дело было в Могилёве. Извозчик-старик Качкин подкарауливал возле вокзала пассажиров. День был весёлый, майский.

Сидел старик на козлах пролётки, от яркого солнца щурился. Смотрит идут два парня. В руках у одного корзина. Сверху платком накрыта. Из-под платка торчит гусиная голова. Крутит гусак головой, с любопытством на всех поглядывает.

Поравнялись парни со стариком:

- Свободен?

- Милости просим.

- Нам бы на главную улицу.

- Тридцать копеек.

Парни спорить не стали. Один из них сел на пассажирское сиденье, поставил рядом с собой корзину. Второй попросил:

- Разреши-ка, папаша, лошадкой поправить.

- Садись, - согласился старик. - Но за это ещё пятак.

- Ладно, будет тебе пятак.

Качкин подвинулся.

Взобрался парень на козлы. Взял вожжи и кнут. Гикнул.

Тронулись.

- Из деревни, никак? - поинтересовался старик. - Гостинчик, видать?

- Подарочки, - ответил загадочно парень.

Выехали на главную улицу.

- Держись, папаша! - крикнул парень Качкину и посильнее ударил коня.

Запрыгала пролётка по булыжной мостовой, засвистел в ушах ветер.

- Э! - заворчал старик. - Так не договаривались. За это ещё десять копеек.

- Ладно, - согласился парень.

Видит Качкин - уступчив пассажир.

- Нет, - говорит, - двадцать.

Пока они договаривались, второй парень, тот, что сидел на пассажирском сиденье, снял с корзины платок, приподнял гуся, а под гусем листовки! Взмахнул парень рукой - взвились, закружились, полетели листовки в разные стороны.

Оглянулся Качкин, понял - недоброе...

- Стой! Стой! - закричал с испугу.

- Тише, тише, папаша, за это ещё целковый.

Только Качкину теперь не до денег.

- Караул! - завопил. - Разбойники!

Летит пролётка по главной улице. А сзади несутся городовые, слышится свист, хлопают выстрелы. Подбирают прохожие листовки, суют поспешно за пазуху. Свернула пролётка в один переулок, в другой, в третий.

Осадили парни разгорячённого коня, сунули старику горсть медяков, оставили корзину и гуся, бросились во двор, перемахнули через забор только их Качкин и видел.

Подбегают запыхавшиеся городовые. Окружили пролётку, стянули Качкина с козел.

- Кого вёз? Где пассажиры?

Хотел Качкин показать, куда побежали парни, да не успел.

Подошёл к нему офицер.

- Сволочь! - закричал он и съездил старику по уху. - Душу пущу по ветру! Где негодяи?!

Насупился Качкин, глянул из-под навислых бровей на офицера, помедлил.

- Вон туды утекли, - показал он на противоположный конец переулка.

Отпустили жандармы старика, помчались в указанном направлении.

Возвращался Качкин домой, щупал медяки в кармане, посматривал на гуся, вспоминал неожиданных пассажиров. "Парни, видать, рискованные, рассуждал старик. - Ишь напридумали! По самой по главной улице..."

ГРИША ЛОЗНЯК

Гриша Лозняк отбывал заключение в одиночной камере. Худ. Ростом мал. В плечах узок. Глянешь - ничего в нём особенного. Да и нраву Гриша был скромного. Ссор с надсмотрщиками не заводил. Тюремных правил не нарушал. Во время прогулок не разговаривал. Смотрели на него надзиратели и думали: "По глупости небось угодил парень, по недоразумению".

Раз в неделю приходила сестра, приносила передачу - всегда одно и то же: буханку хлеба, бутылку молока и четверть фунта дешёвых конфет, но непременно в бумажках.