История сыска в России. Книга 2

Что же касается до Савинкова, то о поручении ему организации боевого дела не может быть и речи, ибо его, наоборот, всячески вынуждают подать заявление о выходе из партии и, конечно, ни с какими предложениями к нему обращаться не будут, точно так же, как к Луканову, который известен как близкий друг Савинкова.

Курисько, бывший член “Боевой организации”, может быть полезен, как техник, но не имеет руки, да еще правой, и с такими приметами, конечно, на него никакой ответственной роли не возложат.

Сведение, что Натансон ездил в Швейцарию доставать деньги для “Боевой организации”, неверно. Он, действительно, ездил в Лозанну в декабре месяце два раза, но с целью навестить своего больного племянника. Никаких денег Натансон не получил, а 15 тысяч рублей он бы во всяком случае Бурцеву не дал.

Точно также представляется совершенно неправдоподобным, чтобы в Петербурге мог находиться боевой отряд, организованный Черновым, так как все лица, которых пригласить бы мог Чернев, находятся в настоящее время за границей. В России находится лишь Софья Бродская, но и та поехала по личным своим делам”.

Сведения Красильникова оказались гораздо более точными, чем доклады фон Коттена, не потому ли и последовал в следующем 1914 году, по распоряжению директора департамента Белецкого и товарища министра внутренних дел Джунковского, роспуск заграничного отряда секретных сотрудников фон Коттена? По крайней мере, следующий доклад Красильникова Департаменту полиции от 27 января 1914 года говорит уже о бывших сотрудниках полковника фон Коттена.

Но все же, кроме освещения деятельности и планов заграничных революционеров, департамент давал Красильникову иногда и более деликатные поручения - воздействовать, например, на изменение состава заграничной делегации, что видно из приводимого ниже предписания:

“Вследствие донесения Вашего от 14 сего марта Департамент полиции сообщает Вашему высокоблагородию, что возможная передача Марком Натансоном своих партийных полномочий и имеющихся у него, как у члена заграничной делегации, партийного материала и связей Василию Васильеву Сухомлину является, безусловно, нежелательной, так как Василий Сухомлин, будучи сторонником возможно широкого осуществления политического террора, не преминет использовать свои полномочия и поддерживаемые им в России связи в целях проведения в жизнь своих крайних идей. Поэтому, придавая кандидатуре названного Сухомлина в заместительстве Натансона особо серьезное значение, Департамент полиции находит, что единственным в данном случае обстоятельством, могущим воспрепятствовать передаче последним своих полномочий Сухомлину, является ухудшение между ними отношений и даже полный их разрыв.

Ввиду сего Департамент полиции просит Ваше высокоблагородие обратить особое внимание на необходимость наличности тех условий, при коих отношения Натансона к Сухомлину изменились бы и изыскание коих Департамент полиции предоставляет опытности Вашего высокоблагородия…”

ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ ТУРЕЦКИЙ ПОЛКОВНИК

Кроме обычной своей деятельности, заграничная агентура имела порой и специальные задания, требовавшие от нее мобилизации всех ее сил, мы говорим здесь об охране особ императорской фамилии при их заграничных путешествиях.

В подобных случаях организовывались особые отряды филеров, как из числа находившихся в ведении самого Красильникова, так и из русских сыщиков, командировывавшихся в таких случаях из России; дело не ограничивалось внешним наблюдением, а призывались на помощь и внутренние секретные сотрудники для выяснения планов и намерений революционеров. Так, в 1910 году, например, Эргардт доносит Красильникову, что Carnot пишет о приезде вдовствующей императрицы Марии Федоровны и великого князя Михаила Александровича и сообщает, что никакого движения или опасности со стороны партий нечего опасаться, но, во всяком случае, за единственных анархистов нельзя поручиться, тем более, что некоторые очень возбуждены против приезда визитеров. “Во всяком случае, если Вы согласны с моим предложением, необходимо мне присутствовать на похоронах, потому что я же знаком со всеми анархистами, даже интернациональными”.

На это Красильников ему ответил, что он может идти на похороны, но чтобы с полицией не имел бы никаких сношений.

Под кличкой Carnot скрывался секретный сотрудник Курьянский.

Но эти экстренные, так сказать, сверхсметные занятия несли с собою не только заботы и волнения, но и большие милости: ордена, чины, деньги. Каждое такое заграничное путешествие высочайшей особы вызывало новые сверхсметные многотысячные ассигнования заведующему заграничной агентурой и его агентам.

Вообще, эпоха Красильникова не была столь бурною, как времена Гартинга, Ратаева или Рачковского, можно было бы жить довольно спокойно, почти без волнений, если бы под боком не было этого проклятого Бурцева, который подводил под секретных сотрудников заграничной агентуры мину за миной. Красильников, конечно, принимал свои меры, особенно благодаря помощи таких опытных сыщиков, как подполковник Эргардт и французский гражданин Бинт. Около Бурцева всегда крутилось два-три провокатора - художник Зиновьев, Дворецкий, Бронтман-Этер и другие.

Французский филер Жоливе с сыном, поступившие на службу к Бурцеву, ежедневно таскали подробнейшие доклады о каждом шаге знаменитого разоблачителя-революционера и его друзей в заграничную агентуру. Двойную игру вел и состоящий на службе у Бурцева бывший филер секретных сотрудников Леоне.

Бросая теперь ретроспективный взгляд на эту борьбу Бурцева и секретных сотрудников, нужно признать, что, несмотря на несомненное превосходство материальных сил агентуры, все же верх брал, несомненно, Бурцев: благодаря сведениям, поступавшим к нему от Бакая, Меньщикова и из многих других источников, он выбивал из таинственного агентурного гнезда одного секретного сотрудника за другим, что вносило в ряды предателей настоящую панику.

Вспыхнувшая 1 августа 1914 года война причинила заграничной агентуре ряд хлопот. Красильников и его помощники выезжали с посольством в Бордо, а архив был перенесен на частную квартиру на той же улице Гренель, где помещалось посольство в Париже. В этот момент можно было ожидать великой амнистии или хотя бы разрешения прибыть на родину. Но русский посол в Париже Извольский сообщил Красильникову к сведению телеграмму из России, которая гласила: “Министр внутренних дел не находит возможным выдавать русским эмигрантам разрешения на возвращение в Россию для вступления в ряды войск. Эти эмигранты могут, однако, добровольно возвратиться в Россию, подвергаясь всем последствия своих деяний, и уже в России просить о зачислении в армию”.

Таким образом, перед эмигрантами стояла перспектива: подавать прошение о помиловании или же пройти через тюрьму, суд, ссылку и т. д. Судьба Бурцева и Носаря-Хрусталева показала впоследствии, что ждало эмигрантов в России. Между тем призыв коснулся в начале 1915 года всех русских, живших за границей, в том числе и секретных сотрудников Красильникова. Последний немедленно же телеграфировал директору Департамента полиции об отмене воинской повинности для своих сотрудников.

“Из них, - сообщал Красильников, - Додэ, Матиссэ, Серж и Дасс на службе во французских войсках”. Позже мы увидим, что они продолжали работать, числясь на французской службе.

“Подлежат призыву, - продолжал Красильников, - Лебук, Гретхен и Орлик; последний для этого едет в Россию, оставляя семью за границею. Мартэн имеет отсрочку по образованию до 1916 года, Пьер - отставной офицер, Россини и Ней - ратники ополчения второго разряда. Ниэль и Сименс - дезертиры. Скосе имеет льготу первого разряда по семейному положению. Остальные сотрудники подлежат наказанию по суду как бежавшие из ссылки. Отъезд или поступление во французские войска Лебука, Гретхена и Скосса, особенно двух последних, крайне нежелательны, ибо прекратится освещение эсеровских националистических групп. Заменить их некем. Ходатайствую об освобождении их от призыва. Прошу телеграфного распоряжения”.